От осени до весны (гет)

Субботнее утро две недели спустя. Синоптики обещают сильный снегопад. Марина бросает взгляд на тяжелое свинцовое небо и решает пропустить свою обычную вылазку в маггловский Бухарест. Вместо этого она аппарирует Трансильванию и успевает как раз к субботнему облету заповедника, который проводят Чарли с Кэти.

В холодном воздухе водят чарующий хоровод снежинки. Чарли, Кэти Марина и стажеры приземляются у общежития, и, хохоча и топая, врываются в общий зал как раз к горячему, только с плиты, второму завтраку. Четыре часа спустя Чарли возвращается с дневного медицинского обхода по колено в снегу. В снегу все — и джинсы, и высокие башмаки из драконьей кожи.

— Каждый час прибывает дюйма по два, по три, не меньше, — заявляет он. — Вроде Фергал собирался в Констанцу на метле. Или все-таки аппарировал?

— Аппарировал, — отвечает Кэти. — Узнал, что собирается буран, и сказал, что вернется завтра, или в понедельник прямо с утра.

Марина, устроившаяся с книгой у камина, задумчиво поднимает глаза.

— Тебе не стоит возвращаться, — произносят Слободан и Кэти едва ли не хором. В буран аппарировать сложно: порывы ветра и колебания давления сбивают направления воздушных потоков, в которые вписываются при аппарации. Летать на метле в сильный снегопад — еще более безумное легкомыслие.

— Конечно, я остаюсь, — говорит Марина, пытаясь сообразить, найдется ли в ее бывшей комнате хоть какая-нибудь пижама. Раздается громкий треск и из камина появляется слегка растрепанный Виктор.

— Виктор! — хором восклицают Чарли и Кэти.

— Марина! — восклицает Виктор. — Так и думал, что ты тут. Я был у тебя дома, и мадам Богачьеру сказала, что с утра тебя не видела. Она тебе сделала фрикадельки, но теперь они достанутся Чезару.

Слободан бросает на Марину пронизывающий взгляд, в котором читается яснее ясного: что это Виктор делал у нее в доме без приглашения? Он что, и раньше там бывал? И как часто? Марина делает вид, что не понимает.

— Сегодня я ночую здесь, — говорит она. — Пока не прекратится снегопад. Надо было бы ей сказать, но я не была уверена…

— Тебе тоже лучше бы остаться, Виктор, — перебивает Кэти. — Погода отвратительная, а снег такой, что каминная сеть наверняка откажет. Тем более, по выходным колдотехники не работают.

— Виктора могут ждать дома, — замечает Слободан.

— Я свяжусь с родителями по сети, пока она еще работает, и попрошу не ждать. Если вы готовы меня терпеть, понятно.

— Ну конечно! — это Кэти. — Можешь занять бывшую комнату Чарли. Она выходит как раз на край загона Минни.

— Или остановиться в пристрое, — торопливо вмешивается Чарли, заметив выражение лица Слободана. — Я как раз привел в порядок гостевую комнату. Сыграем в шахматы?

После обеда Чарли приглашает Марину в пристрой на кофе. Слободана он не приглашает, и тот гневно смотрит в спину удаляющейся четверке. Потом покрепче зашнуровывает башмаки, пересекает двор и поднимается в свою тесную комнатку на четвертом этаже общежития.

В пристрое Чарли с Кэти ставят на стол маленькие чашечки обжигающего кофе, увенчанного шапкой взбитых сливок, и деликатно удаляются на свою половину. Но если молодожены полагают, что дальше последуют поцелуи и объятия, они ошибаются. Виктор достает из кармана записную книжку и говорит:

— Рад, что тебя застал. Я боялся, что ты застряла где-то из-за бурана, а у нас новые улики.

Марина, которая догадалась об этом, едва Виктор вышел из камина, кивает.

— Когда ты училась у Штефана Добреги, ты жила у него в доме?

— Нет, — отвечает Марина. — Нет, я жила в деревне, под присмотром Томаша и Нины Чоран.

— А почему с ними? — интересуется Виктор, которому эти имена почти ничего не говорят.

— Ну, — говорит Марина. — Ну, они сами предложили. Томаш был… он целитель при драконах. Нина — полукровка. Полукровка из-за границы. Немецкая полукровка. Они… они меня пожалели. Они… понимали, каково это. Они пригласили меня пожить у них, пока не сдам Т.Р.И.Т.О.Н. Удачно получилось, что они жили в той же деревне, что и Штефан. Тарнава Маре в окрестностях Сигешоары. Слободан с директором решили, что это вполне прилично. Меня ведь учили все понемногу: Слободан — трансфигурации и защите от Темных Искусств, Томаш и Нина — зельеварению и чарам, директор и Вильгемина Граббли-Планк — уходу за магическими существами. В придачу я раз в неделю отправлялась в Бухарест. Там Дрина Аурелиу, такая эксцентричная старуха, преподавала мне историю магии. Она мне потом и работу в Министерстве нашла.

— А у Штефана дома ты часто бывала?

Марина пожимает плечами.

— Пять, шесть раз в неделю. По воскресеньям мы не занимались. Иногда, если я поздно возвращалась из Бухареста, еще и среду пропускали.

— А когда ты ходила к Штефану, у вас были определенные часы занятий?

Марина смеется.

— У Штефана вообще не было определенных часов. Он зачастую не мог вспомнить в обед, завтракал или нет. Я была больше подмастерьем, чем ученицей. Иногда мы укладывались за час, а иногда не хватало целого дня. Могли начать на рассвете, а могли — в полночь. Единственно, что мне не разрешалось возвращаться одной в темноте. Хотя война еще не началась, уже становилось опасно. Но потом я получила лицензию на аппарирование и могла возвращаться в любое время.

— А кто вел хозяйство Добреги?

— Изабелла, — говорит Марина. — Изабела Добрега. Она ему приходилась дальней родственницей, кажется, с отцовской стороны. Средних лет, полная, очень строгая…

— Странно, — замечает Виктор. — Я слышал совсем другое имя. Ты помнишь такую Луизу Шпиру?

Марина поджимает губы.

— Да, была такая одно время, — отвечает она после паузы. — В то лето, когда я сдавала Т.Р.И.Т.О.Н., как раз началась эпидемия исчезательного сглаза. По всей Румынии. Даже министр Урсу, и тот его подхватил. Изабелла заболела в конце июня, я как раз экзамены сдала. Мы три дня ее проискали, и Штефан отправил ее в Блоденхайм — это такой курорт для волшебников в Моравии…

Виктор кивает. Ну конечно! Конечно, он там бывал. Но Марина выросла в бедном доме.

— Ей на два месяца прописали полный покой, и еще пришлось флаконами пить восстанавливающее телесное зелье. Штефан совсем отвык смотреть за собой, поэтому у него сменилась уйма служанок. Первую звали Мэдэлина, или как-то в этом роде. Хозяйственные заклятья ей удавались отлично, но она была такая тупая, что просто сводила Штефана с ума. Только он начал к ней привыкать, как она ушла. Почему, до сих пор не понятно. И тогда он нанял Луизу. Теперь я вспоминаю. Он еще говорил, что сменял шило на мыло.

— Думаю, она как-то связана с убийством, — говорит Виктор.

— Луиза Шпиру? — недоверчиво переспрашивает Марина. — Да она мало чем от сквиба отличалась! Ну, то есть хозяйственные заклятья она знала, только они ей не давались. Она провела в доме всего две недели, и каждый раз, когда я навещала Штефана, мне приходилось все за ней переделывать.

— Когда ты сказала, что кроме тебя и домоправительницы никто не знал о системе защиты посредством трансфигурации, ты кого имела в виду?

— Изабеллу.

— А остальные что-то про это знали?

— С чего? Мэдэлина все равно ничего бы не поняла, она двух слов связать не могла. Луиза… — Марина колеблется. — Знаешь, я почти ее не помню. Она вела себя как-то неестественно. Каждый день была другая, словно так себя не любила, что никак не могла решить, какой ей лучше быть. Высокая полная женщина с усиками над верхней губой…

— Сколько ей было лет?

— Трудно сказать. Лет пятьдесят. Вид у нее был увядший, хотя вряд ли она и в молодости была красавицей. Но двигалась она как молоденькая — неуклюже, но энергично. Такая высокая, сильная женщина, и ни одного заклятья не могла правильно наложить!

За окном снова метет, и Виктор провожает ее в общежитие, пока буран опять не разгулялся. Они засвечивают кончики палочек и протапливают в снегу узкую дорожку. Сугробы поднялись еще на полметра. У дверей Виктор целует ее на прощанье.

Ее спальня всегда готова на случай приезда. Она на самом верхнем этаже, напротив комнаты, которую по привычке называют «комнатой Вильгемины», хотя Вильгемина никогда в ней не ночует. Марина взбирается по трем темным пролетам, освещенным только скупо расставленными факелами, и собирается лечь в кровать. Но у дверей стоит Слободан, кутаясь в старый синий халат, который явно нуждается в починке. Марина испытывает укол вины, осознав, что уже несколько месяцев не занималась хозяйством брата, и годами не задумывалась о том, во что Слободан одет. Слободан рано начал жить самостоятельно и отвечать за себя, но хозяйственные заклятья ему совершенно не даются.

— Марина, — говорит тот с облегчением. — Я тревожился, как ты доберешься обратно.

— Виктор меня проводил.

— Он не просто так сюда явился, верно? — спокойно интересуется Слободан. — Не только потому, что по тебе соскучился.

— Болгарское Министерство снова расследует дело Добреги.

— Мерлин и Моргана, почему им не оставить тебя в покое! — гневно восклицает Слободан. Он очень заботится о своей младшей сестре, и совсем не знал Штефана Добрегу.

— Нельзя, если хочешь найти убийцу, — возражает Марина. — Нужна дополнительная информация. Изабелла все лето болела, и кроме меня, в доме никого не было.

— Что ему от тебя надо?

Марина пожимает плечами.

— Имена временной прислуги, какими экспериментами Штефан занимался тем летом, какое у него было настроение, какие тот строил планы и с кем встречался…

— Ты что, вела записи? — в ужасе спрашивает Слободан. — Марина, ты же обещала!

— Чтобы министерские ищейки обыскали мою квартиру? — бросает Марина. Слободан знает, и всегда знал, что она винит в убийстве Штефана министерских чиновников. Поэтому он приложил все усилия, чтобы убедить ее не искать справедливости. В Румынии полукровки, а уж бедные полукровки — в особенности, стараются держаться подальше от власть предержащих. Слободану легче: его работа от Министерства не зависит.

— Слободан, — твердо заявляет Марина. — Ты отлично знаешь, что я не вела никаких записей.

Она имеет в виду, никаких записей, которые позволили бы обвинить ее в политической неблагонадежности.

— Хорошо, — говорит брат. — Марина, я за тебя переживаю.

«Я тоже переживаю», — думает Марина. Слободан на пять лет старше, но это не значит, что она за него не тревожится. Он занимается драконами, а не политикой, но это не значит, что на душе у нее спокойно. Просто она никогда не говорит о своих страхах.

Он спрашивает:

— Ты выйдешь за Виктора?

Она думает: «Когда он сделает предложение. Если сделает».

Она говорит:

— Мы совсем недавно встречаемся.

Слободан замечает:

— Виктор мне нравится.

Для Марины это новость. Чарли, Кэти и Фергал давно — и очень охотно — дали свое согласие. Антония вне себя от радости, а мадам Богачьеру наслаждается наблюдением за ухаживанием. Но Слободан не скрывал своей настороженности. Но теперь он задумчиво, спокойно замечает:

— Он — хороший парень, и сможет о тебе позаботиться.

— Но, — добавляет брат.

Так она и знала, что последует «но».

— Если ты выйдешь за Виктора, покоя тебя не видать. В нашей части света он знаменитость. Все знают, чем он занимался в войну. А теперь у него особое поручение от болгарского Министерства.

— Вовсе не особое поручение, — говорит Марина. — Он служит в болгарской разведке.

Слободан мрачно глядит на нее.

— Виктор мне нравится, — повторяет он. — Он сможет о тебе позаботиться. Во всяком случае, я на это надеюсь. Но если ты выйдешь за него, покоя тебе не видать.

Конечно, он прав. Она эта и сама понимает. Ей вовсе не нужен старший брат, чтобы до этого додуматься. Но, глядя вдоль знакомого темного коридора на дверь одинокой комнаты, в которой она время от времени ночевала последние восемь лет, она думает, что покой изрядно переоценивают. Покой влечет, когда ты несчастен. Покой — это мечта, когда кто-то умирает, кого-то съедают заживо, кто-то кончает самоубийством. Или кого-то убивают.

Покой по-прежнему ее влечет, но теперь с куда меньшей силой. Да, жизнь у нее была беспокойная, и сейчас ей нет покоя, и покоя ей не видать, но если она выйдет за Виктора, у нее будет Виктор.