Под листьями колокольчиков и наперстянки (джен)

Ах, как шумят старые дубы в аллеях парка! Налетел на них ветер, играет зелёными листьями... придёт осень, и листья потемнеют, облетят, и дорожки будут усыпаны желудями. Только маленькая Дэйзи не станет их собирать: она лежит в постели, слабая, бледная, ещё не оправившаяся после тяжёлой болезни.

Дэйзи полулежит на высоких подушках и глядит вокруг с усталой улыбкой: ей не хочется никого огорчать, все вокруг так ждут её выздоровления, стараются порадовать и подбодрить. Новые и новые игрушки появляются каждый день, так что детская стала похожа на игрушечную лавку. Тут и куклы с шелковистыми локонами и роскошным гардеробом; и "Ноев ковчег" со всеми зверушками; и миниатюрные кукольные сервизы; и новый домик, совсем как настоящий, с полной обстановкой... всего и не перечислить!

И, конечно, книги. Совсем недавно, незадолго до болезни, тётя Энн выучила Дэйзи читать; но сейчас малышка быстро уставала и сама читать не могла, поэтому только рассматривала картинки в новых книжках, заказанных отцом и дедом в Лондоне. Ах, какие это были красивые книжки! Роскошные сады, старинные замки, принцессы, рыцари и феи, львы и райские птицы — всё это пролетало перед нею пёстрой и заманчивой чередой, но Дэйзи оставалась странно равнодушной. Прежде всё это её очень занимало; а теперь она открывала великолепные издания и переворачивала страницы исключительно из благодарности. Интерес в ней будто угас. Сама леди Кэтрин, бабушка и лучшая в доме чтица, читала внучке вслух; а няня, преданно ухаживавшая за Дэйзи во время её болезни, продолжала рассказывать свои странные, чуточку пугающие сказки и легенды. Дэйзи слушала их, теряя нить повествования, и добрые женщины с ужасом понимали, что не видят в глазах девочки прежнего заинтересованного блеска.

Дэйзи была очень больна. Из всех детей Лоуборо она перенесла корь тяжелее всех, хотя была самой старшей. Малыши уже выздоровели, но за крошку Дэйзи доктор ещё опасался, пусть и не осмеливался высказать свои опасения в полной мере.

Но Дэйзи чувствовала то потустороннее, бесформенное, что бродило вокруг её постели, задевая лицо холодным дуновением, призывая с собою — далеко, ещё дальше, чем самые далёкие королевства из сказок и преданий. И Дэйзи чувствовала, как мало у неё сил противиться этому властному зову; только жаль ей было всех, так жаль! Совсем не хотелось ей расставаться с отцом, дедушкой и бабушкой, со всеми, кто близок был ей, и покидать Дубовую Рощу.

Но вот опасность миновала, тьма отступила от её изголовья; и Дэйзи лежала ослабевшая, обессиленная борьбой с болезнью, и странное равнодушие не покидало её. Словно сквозь вуаль глядела она на мир вокруг; и жаль ей было всех, кто за неё волновался, но никак не могла она повеселеть.

Дэйзи не знала, но будто догадывалась, что говорил доктор её встревоженному, осунувшемуся отцу:

— Болезнь отступила, но подобная слабость... лекарства не могут помочь. Возможно, морской воздух может оказаться полезен мисс Лоуборо... когда она ещё немного окрепнет...

Но в глубине души старый эксулап полагал, что надежды почти не осталось: девочка без видимой причины таяла, как свеча. Дэйзи была просто не в силах стать прежней.

Первый проблеск света в вязкой темноте её слабости и равнодушия пришёл внезапно; возможно, её усталая душа только и ждала того момента, чтобы откликнуться сочувствием и любопытством на новую историю из иллюстрированного журнала.

— Ах, бабушка, милая, что же дальше? Что же дальше будет с Элен? Ведь эльфы не отдадут её злой тётке, правда?

На бледном личике мисс Дэйзи блестели огромные глаза, тонкие ручки были прижаты к груди: совсем как раньше, до болезни! Леди Кэтрин глядела на внучку, боясь поверить, и не сразу ответила на взволнованный вопрос.

— Ах, что же с ней будет?

— Разумеется, всё будет хорошо! Просто это рассказ с продолжениями, милая. В следующем номере журнала будет новая глава...

— Интересно, кто сочиняет эти повести? Вот бы увидеть его! Наверно, это удивительный человек — почти волшебник...

Позже Дэйзи с увлечением — как прежде, пусть голосок ещё слаб! — пересказала отцу историю сиротки Элен, отданной на попечение жестокой и безжалостной тётки. Подумать только, она никогда не сказала ей доброго слова! Попрекала каждым съеденным куском, будто Элен не была её родственницей! Позволяла собственному сыну бить и обзывать такую маленькую девочку! Неужели такое бывает на свете?

Возможно, именно потому, что Дэйзи росла, как цветок, окруженная любовью и заботой, её так глубоко поразила судьба бедной, заброшенной Элен. Разумеется, ей не раз уже встречался подобный сюжет: в каждой второй сказке главный герой — сирота или никем не любимый младший брат; разве не были жестоки и несправедливы сестры и мачеха к Золушке, разве не приказала злая королева убить Белоснежку? Разве не проливала Дэйзи слёз над рождественскими рассказами о маленьких сиротах, которые голодают и мёрзнут, и лишь чудо в последний момент спасает их?

О, разумеется, Дэйзи всё это знала. Быть может, дело было в том моменте, когда она услышала новую историю; быть может, дело было в таланте автора... или в том, как просто и буднично был описан печальный жизненный путь маленькой Элен — не сказочно, не условно, а так, что даже юная Дэйзи чувствовала: это — правда, осколок чьей-то судьбы, лишь слегка приукрашенный розовым флёром фантазии.

Когда Дэйзи, наконец с настоящим аппетитом поужинав, сладко уснула, Том Лоуборо рассеянно поднял со столика журнал, раскрыл его и нашёл повесть о приключениях бедняжки Элен. Автором являлась некая мисс К.Гибсон.

Гибсон... Гибсон... Какое-то воспоминание вертелось в его голове, настойчивое, даже навязчивое. Гибсон! Старая леди Лоуборо, мать его отца, была связана родством с какими-то Гибсонами, и даже брала себе компаньонку из этой семьи. Она — урождённая Рид из Гейтсхэд-холла, овеянного мрачными легендами, среди которых была какая-то странная история о пропавшей девочке.

"Не может быть, это слишком уж большое совпадение, — подумал Том, — хотя... отчего бы не попробовать узнать? Но в Англии полным-полно Гибсонов! Впрочем, если Дэйзи так запала в душу эта история..."

Размышляя в таком духе, Том Лоуборо отправился к отцу в кабинет — наводить справки относительно семейства Гибсон.

* * *

За окнами Гейтсхэд-холла стоял серый, пасмурный день; мелкий, частый дождь стучал в стёкла. Леди Джорджиана пребывала в особенно унылом настроении духа, и её компаньонка с трудом сдерживалась, чтобы не ответить грубостью на мелкие и крупные оскорбления, легко слетавшие с уст капризной старухи. Иногда не так-то уж просто было ускользнуть в мир фантазии — даже для одарённой богатым воображением Кэролайн Гибсон.

Кэрри не могла и представить себе, что это сырое, печальное утро станет началом новой эпохи в её жизни; что горничная, которая вошла в гостиную с письмами на подносе в руках, несёт ключ к её освобождению.

— Прочти письма, — приказала леди Джорджиана, — что ты так уставилась на конверт?

— Это письмо адресовано мне, мэм, — произнесла удивлённая Кэролайн, — если вы позволите, я прочту.

К великому разочарованию и к великой злости Джорджианы, Кэрри прочла письмо про себя. О чём мог писать ей — именно ей! — мистер Томас Лоуборо, внук её госпожи? Она его и в глаза-то никогда не видела!

— Кто это пишет? Почему ты молчишь?

— Это мистер Лоуборо, — ответила Кэролайн, — и... думаю, я должна поехать в Дубовую Рощу. Он просит меня приехать. Его дочь была очень больна, и...

Кэрри замялась, не зная, как раскрыть старой леди Лоуборо свой секрет — напечатанные в журналах стихи и рассказы, повесть о маленькой Элен...

— Ты всё путаешь! Это меня, должно быть, просят приехать! Какая глупость! Как будто они не знают, как мне тяжело такое путешествие!

— Боюсь, нет, мэм, — с трудом подавив улыбку, возразила Кэролайн, — здесь ясно сказано...

— Ах, чтоб тебя, тупая, глупая девчонка! Никакого проку! Читай, что там написано!

Вздохнув, Кэролайн принялась читать — очень вежливое и любезное приглашение приехать в Дубовую Рощу и навестить маленькую почитательницу её таланта, объяснение, что мисс Маргарет была очень больна и что приезд мисс Гибсон был бы очень важен для её выздоровления. В письме была приписка для леди Лоуборо — с просьбой отпустить компаньонку в Дубовую Рощу, где в ней так нуждается её правнучка.

— Что за вздор! Он сошёл с ума? Какие ещё рассказы? И я, разумеется, не могу без тебя обойтись. Ты никуда не поедешь. Сейчас же садись и пиши, я буду диктовать. Какая нелепость! Из-за какой-то набалованной девчонки — пренебрегать моими последними... моей жизнью и удобством! Какое отвратительное равнодушие...

Кэролайн не сдвинулась с места, сжимая в руках письмо. Она была слишком ошеломлена, изумлена, обрадована и возмущена одновременно, и у неё не хватало сил отвечать своей хозяйке. Кэрри не собиралась писать письмо под её диктовку... не собиралась отказывать Тому Лоуборо и его неизвестной маленькой дочери...

"Видимо, мне придётся лишиться места, — подумала Кэрри, — будь что будет!"

И тут дверь в гостиную, где они сидели, отворилась, вновь пропуская горничную. Торопливо и развязно присев, девушка объявила:

— Мисс Эллиот, мэм!

Вслед за горничной в комнату впорхнула светлая и лёгкая, словно бабочка, Джейн Эллиот. Она пришла в Гейтсхэд, несмотря на непогоду; Кэрри была очень рада её визиту. Леди Лоуборо оживилась; она так привыкла к мисс Эллиот, что тут же принялась жаловаться ей на внука, посмевшего требовать ни с того ни с сего приезда её компаньонки, и на эту самую компаньонку, осмелившуюся за спиной хозяйки сочинять какие-то возмутительные вещи...

— Но я её никуда не отпущу! Не дождутся. Я не могу без неё обойтись.

— Конечно, вам будет очень трудно расстаться с Кэролайн, леди Лоуборо, — мягко произнесла Джейн, — но, возможно, я смогла бы заменить вам её... хотя бы ненадолго?

Поначалу Джорджиана не желала даже слышать о таком плане. Но всё же её удалось уговорить; мисс Эллиот умела быть убедительной.

— Что ж, можешь ехать, неблагодарное создание, — поморщилась Джорджиана, — как видишь, ты вовсе не самая незаменимая!

Позднее, когда Джейн пришла в комнату подруги, чтобы помочь ей собрать тощий саквояж, Кэрри сказала:

— Джейн, я не знаю, как и благодарить тебя! Ты — сама доброта!

— Ну что ты, — рассмеялась Джейн, — забудь об этом. Поезжай в Дубовую Рощу... отчего-то я уверена, что этот визит принесёт радость и этой девочке, и тебе самой...

* * *

Поздние розы цвели в Дубовой Роще, когда семейству Лоуборо пришло время принимать необычную гостью. Сэр Томас и леди Кэтрин встретили Кэролайн весьма радушно, и её смущение перед этими знатными людьми быстро прошло; в мисс Дэйзи же она мгновенно узнала родственную душу. Кэролайн была глубоко тронута слабостью этой девочки, а её восхищённый и заинтересованный взор стоил признания всех критиков и редакторов в мире. Прежде, в пансионе, Кэрри нередко возилась с младшими детьми; они любили её за умение рассказывать сказки и выдумывать игры, а их искренняя, наивная привязанность грела душу ей. Так что с мисс Дэйзи они скоро стали большими друзьями.

Кэролайн оказалось нетрудно удовлетворить любопытство Дэйзи относительно новых приключений её героини Элен; и рядом с этой девочкой ей сочинялось необычайно легко. Любопытство?.. О нет, едва ли этим грубым словом можно было назвать ту жажду чудесного, что жила в юной мисс Дэйзи.

Она стремительно шла на поправку; казалось, радужные крылья раскрылись и засияли за её спиной, так быстро к ней возвращалась прежняя живость и веселье. Её щечки округлились и порозовели, она встала с постели и вышла из своей комнаты; это событие стало настоящим праздником в Дубовой Роще.

Что же касается мистера Тома Лоуборо, то поначалу он был весьма учтив и сдержан в присутствии гостьи; почему-то ему казалось, что сочинительница должна была быть значительно старше — думая о ней, он представлял себе почтенную, серьёзную особу в летах. Позднее он и сам удивлялся себе — разве не была история о путешествии сиротки в Царство фей пронизана радужным и звёздным светом, какой отличает лишь грёзы юности?

Впрочем, находясь одновременно в обществе Дэйзи и мисс Гибсон, Тому Лоуборо трудно было сохранять светскую сдержанность. Любовь к дочери и радость при виде того, как она поправляется и хорошеет, заставляла его забывать о церемонности и серьёзности. Он становился самим собой — человеком добросердечным, искренним, благоразумным... насколько может называться благоразумным мужчина, который начинает влюбляться — незаметно для самого себя.

В его глазах мисс Гибсон обладала всеми добродетелями и очарованием, какие только можно найти в юной девушке. Она была добра, внимательна, мила — и не имела ни малейшей склонности насмехаться над ним и его "деревенскими" вкусами. Она находила Дубовую Рощу сказочно красивой, а свою полнейшую неосведомлённость относительно сельского хозяйства искупала живейшим интересом и готовностью учиться.

Взгляните на них — так, как смотрят сейчас из окна гостиной сэр Томас и леди Кэтрин; вот они, все трое, идут по усыпанной золотистым песком дорожке среди кустов роз — алых, розовых, белоснежных. Дэйзи, словно бледно-розовая бабочка в своём новом платье и модной шляпке, порхает от цветка к цветку, смеётся, задаёт вопросы, цепляясь то за крепкую, пусть и неизящную руку отца, то за нежную ручку мисс Гибсон. Том молчалив и отвечает односложно, однако его давно уже не видели таким счастливым и спокойным. Кэролайн улыбается и говорит с Дэйзи, но под взглядом мистера Лоуборо опускает глаза.

Кто знает, какие чувства скрываются в её груди? Она ведёт себя безукоризненно; её нельзя ни в чём упрекнуть — разве что в том, что она очень счастлива, а о своём возможном отъезде в Гейтсхэд-холл говорит с печальной решимостью. Но Дэйзи и слышать не хочет о её отъезде.

Леди Кэтрин задумчиво провожает взглядом силуэт мисс Гибсон. За это время она достаточно хорошо изучила её саму, известна ей и история семейства Гибсон; леди Кэтрин обладала здравым смыслом и отнюдь не была честолюбива. Пожалуй, она готова была согласиться с выбором сына.

Но что же ответит сама мисс Гибсон?

Кто знает? Может быть, порхающие среди роз существа с радужными крылышками — они ведь ей немного сродни?