Ах, молодость, превратности любви... (гет)

— Гарри, куда мы идем? — спросила Гермиона приглушенным тоном, когда они вышли из гостиной Гриффиндора. — Я же тебе говорила, что мне сегодня нужно заниматься...

— Ты доверилась мне, верно? — сказал Гарри с усмешкой. — Я же сказал, что это важно.

— Настолько, чтобы идти после отбоя? Я староста, черт возьми! Если бы ты сказал...

— Не хочу. А теперь перестань выступать и залезай под мантию.

Гермиона застонала с очень раздраженным выражением лица, позволяя накинуть шелковистую ткань себе на голову.

— Когда-нибудь ты доведешь меня до инфаркта, я просто знаю, — пробормотала она. Гарри рассмеялся, и они начали спускаться с башни Гриффиндора.

Прогулка до Выручай-Комнаты была не такой уж долгой, но это не мешало Гарри чувствовать все большее беспокойство с каждым сделанным шагом. У него стоял комок в горле, и как он ни старался, желудок кувыркался не переставая. Он сильно нервничал, но, учитывая все обстоятельства, это было нормально. Однако, это было чертовски не вовремя.

Они быстро направились к коридору седьмого этажа. Он убедился, что Гермиона следует за ним и трижды прошел мимо гобелена с изображением Варнавы Вздрюченного и его тролльего балета. Когда появилась деревянная дверь, он довольно улыбнулся.

Комната соответствовала потребностям Гарри, не такая большая, как во время тренировок, но все же достаточно просторная, чтобы они не чувствовали себя в ловушке. С удобным диваном, несколькими креслами и горящим камином, она выглядела уютно, чем-то напоминая гостиную Гриффиндора, но без красного с золотом. Играла какая-то легкая джазовая музыка, и Гарри сразу почувствовал себя непринужденно. Он сможет это сделать, убеждал он себя.

— Выглядит мило, — сказала Гермиона, прерывая ход его мыслей, — но я все еще не понимаю, зачем ты привел меня сюда.

— Я хочу обсудить тот день, — прочистив горло, сказал Гарри, поворачиваясь к ней лицом. Он понятия не имел, с чего начать теперь, стоя перед ней, хотя мысленно повторял все снова и снова. Теперь, когда она действительно стояла перед ним, и он думал обо всех возможных неприятных последствиях своего плана, это было намного сложнее.

— О, — ответила она напряженно. — А в чем дело?

Он еще может отступить, подумал он на мимолетное мгновение. Он еще может придумать какое-нибудь оправдание, и они просто вернулись бы в башню и..... Нет. Он гриффиндорец, черт возьми. Если он не осмелится сейчас сделать этот шаг, как он когда-либо встретится с Волдемортом?

— Снейп знает, — решил он начать издалека. — Он узнал об этом во время урока Окклюменции.

Ее глаза расширились.

— Что он видел? Он слышал, как его...

— Да. Сначала он подумал, что это какая-то моя странная затея... — Гермиона громко рассмеялась. — Но потом я признался ему, что это было.

Глаза Гермионы ярко вспыхнули, когда она попыталась представить неловкий момент Гарри с презираемым учителем.

— Должно быть, это было забавно, — поддразнила она его, дружески хлопнув его по руке.

— Он заверил меня, что я буду чистить котлы целую вечность, если когда-нибудь кому-то об этом расскажу, — усмехнулся Гарри. — Так что, думаю, хорошо, что мы решили держать это в секрете.

— Я бы этого не хотела, — мудро кивнула Гермиона. — Я предпочла бы Азкабан, а не отработку со Снейпом до конца жизни... И все? Зачем для рассказа об этом ты привел меня сюда?

Ладно. Вот он, момент. Он собрался с духом и натянуто улыбнулся ей.

— Нет, дело не в этом, — Гарри колебался, наклоняясь. Последовала небольшая пауза, но потом он понял — сейчас или никогда. Он глубоко вздохнул и снова посмотрел на нее — в ее прекрасные карие глаза и на крошечные веснушки на носу. — Снейп также спросил, как мне удалось досрочно прекратить действие зелья.

Несмотря на то, что камин отбрасывал тени на ее лицо, Гарри увидел, что Гермиона немного побледнела. Он также заметил, что у нее задрожали руки.

— Ах. Ты сказал ему, что я помогла тебе, так? — спросила она, явно притворяясь спокойной.

— Да. И я спросил, что сделало тебя невосприимчивой к зелью, а он ответил, что это не так. Что на тебя тоже подействовало.

Гермиона сделала что-то совершенно не Гермионистое: она промолчала. Больше всего остального это подтвердило Гарри, что он прав. Он почувствовал острую боль в груди — как он мог не догадаться раньше? Почему он не видел знаков? Должно быть, он причинил ей настоящие страдания: единственному человеку, который никогда не пытался причинить ему боль, теперь было больно из-за его действий. Он почувствовал, что тянется к ее дрожащим рукам, и сплел свои пальцы с ее. Она посмотрела на их руки, теперь переплетенные, и подняла глаза, озадаченно глядя на него.

— Гермиона, я хочу, чтобы ты знала, что ты очень важна для меня, — тихо сказал Гарри. — Больше, чем кто-то еще в этом мире. Ты была первой в моей жизни, кто проявил ко мне привязанность. Ты была первым человеком, которого я помню, кто обнял меня и действительно беспокоился обо мне. Искренне заботилась обо мне. И я хочу, чтобы ты знала... Я тоже это чувствую.

Гарри не знал, как ему удалось выдавливать слова из своего горла — с Чжоу это казалось невозможным. Но это была Гермиона. Его лучшая подруга. С ней все казалось таким простым.

— Всякий раз, когда мы вместе, я чувствую себя естественно. За прошедший год произошло много плохого, и я уверен, так будет и в последующие несколько лет, но когда я здесь, стою перед тобой, так близко... я чувствую себя таким сильным. И когда я смотрю на тебя, я просто чувствую себя... Везунчиком, наверное? Я чувствую себя везунчиком, имея рядом человека, который, я знаю, будет со мной, несмотря ни на что. Я чувствую себя счастливым, что нашел кого-то, кто... заставляет меня чувствовать, что я могу победить весь мир. Я так благодарен, что ты есть в моей жизни, Гермиона. Так благодарен. Ты даже не представляешь.

— О, Гарри, — сказала Гермиона, ее глаза сияли и слегка поблескивали. — Это так приятно, я имею в виду, я...

Гарри прервал ее, слегка сжав ее пальцы. Он одарил ее милой улыбкой, говоря ей своим выражением лица, что все в порядке, что она может сказать все эти слова позже.

— Я хочу это доказать. Пока ничего не говори. Я хочу показать, как сильно ты для меня важна.

— Что ты имеешь в виду?.. — начала Гермиона, но когда увидела, что Гарри достал из кармана, то ограничились почти неслышным "О".

Гарри помахал перед ее глазами очень знакомым флаконом. Этикетка на нем гарантировала, что она не могла ошибиться. Odoratus Amabitur.

— Откуда у тебя это? — сумела спросить она, явно потрясенная.

— Я стащил его, как только Снейп заменил его. Я не уверен, что он уже заметил — если заметил, мне придется придумать действительно веское оправдание, но мне все равно. Я также украл противоядие из шкафчика в его личных покоях — мне удалось улизнуть во время трюка Фреда и Джорджа с болотом.

Он вынул еще один флакон и поставил оба на маленький столик.

— У тебя будут из-за этого большие неприятности, — ахнула Гермиона. — Гарри, тебе следует быть осторожнее. Мы уже говорили об этом, Амбридж нужен только хороший предлог, чтобы исключить тебя из Хогвартса...

— Мне все равно, — просто сказал Гарри. — Я хочу показать тебе, что я чувствую. Я хочу, чтобы ты использовала эти духи на себе.

Он снял крышку с первого флакона, показав маленькую распылительную головку. Гермиона выглядела удивленной, затем поджала губы.

— Нет, Гарри. Я никак не могу этого сделать.

— Гермиона...

— Ты можешь считать, что чувствуешь то же самое, но ты этого не знаешь. Ты не знаешь, что это сделает! Что, если ты свихнешься и...

— Я привел тебя в отдельную комнату, просто чтобы больше ни на кого не повлияло, — успокоил ее Гарри. — Если я действительно свихнусь, противоядие в другом флаконе, и я уверен, ты сможешь убедить меня позволить распылить его на меня и оставить тебя в покое.

— Нет, — теперь уже твердо сказала Гермиона. — Гарри, я понимаю, ты чувствуешь себя обязанным, но это не выход. Если я распылю противоядие на себя, и ты избавишься от чар, ты ничего не вспомнишь, и...

— Ты ведь все помнишь, так?

— Да, но это только потому, что на меня это не повлияло...

— На тебя это подействовало, — напомнил ей Гарри. — Снейп говорил. Разве ты не видела сияние на моей коже? Разве ты не чувствовала запах...

— Конечно, чувствовала, — воскликнула Гермиона, теперь уже расстроенно. — Но, Гарри, это совсем другое.

— Это не так, — успокоил ее Гарри. — Все будет точно так же.

Гермиона выглядела разбитой.

— Но, Гарри, что, если не получится? Что тогда?

И на этот раз она имела в виду не противоядие, а спросила о чем-то более важном, более глубоком. Он посмотрел на печальное, неуверенное выражение ее лица — в этот момент она была такой уязвимой, что он не смог смотреть на ее страдания. Гарри смело сделал шаг к ней и поднял правую руку, дотронувшись до ее лица. Он мягко погладил ее по щеке легкими успокаивающими касаниями и осторожно убрал за уши несколько выбившихся прядей. Ее лицо на ощупь было таким нежным. Он приблизил лицо к ее лицу так, что их носы почти соприкоснулись, и заметил, что Гермиона затаила дыхание.

— Ты мне доверяешь, так? — повторил он.

Ее глаза были так близко, что у Гарри возникли проблемы с фокусировкой, но он смог заметить, что ее взгляд был полон смелой решимости.

— Всегда, — ответила она.

Свободной рукой он поднял Odoratus Amabitur.

— Хочешь сделать это сама?

Гермиона кивнула. Гарри отступил на шаг, чтобы дать ей немного пространства, она взяла у него флакон и капнула одну маленькую каплю. Он увидел, как зелье попало на кожу, а в следующий момент кожа впитала жидкость. Гермиона сразу же засияла — но для Гарри она всегда была такой.

— И что? — спросила она. — Есть желание безумно накинуться на меня? Как я выгляжу?

Гарри улыбнулся.

— Ты Гермиона, — сказал он. — Может быть, чуть более сияющая, но все та же. Просто Гермиона.

— И... Это ведь хорошо, правда?

Он нежно улыбнулся ей, вспомнив их разговор в Визжащей Хижине.

— Поверь мне, Гермиона. Это самое лучшее.

Он снова приблизился к ней, наслаждаясь запахом, который был гораздо сильнее, чем обычно, тем знакомым запахом, который он почуял все эти недели назад. Может быть, из-за зелья, или, может быть, это было просто ее взгляд, но весь его нервяк испарился и освободил место совершенно другой эмоции — предвкушению. Одним движением он притянул ее в объятия, а в следующее мгновение почувствовал, как его губы коснулись ее губ. На мгновение он остановился, чувствуя, что это вот-вот произойдет, и насколько это его возбуждает. Он почувствовал мягкое дыхание Гермионы на своем лице и улыбнулся. Он хотел этого больше всего на свете.

Он прижался губами к ее губам — сначала мягко, и второй раз, более плотно, в восторге от того, как это приятно. Ее губы были мягкими, соблазнительными, божественными. Он таял рядом с ней, а их губы встречались снова и снова. Ощущение Гермионы рядом было таким правильным, таким естественным. Он запустил одну руку в ее каштановые кудри, другой рукой прижал ее за талию к себе, заставляя обоих покраснеть. Он осознал, что хочет попробовать ее вкус, и как только эта мысль пришла ему в голову, Гермиона предвосхитила его мысль, приоткрыв рот. Он тихо вздохнул в их объятиях, осторожно коснулся ее языком, пославшим искры по всему телу, когда они встретились. Ее запах медленно выветривался, но пока еще чувствовался, и он краем глаза заметил, что сияние, окружавшее ее, тоже начало тускнеть. Ему было все равно. Он хотел Гермиону всем своим существом, как не хотел еще ничего в жизни.

Они целовались еще и еще, пока у них не перехватило дыхание, а потом еще немного. Затем, внезапно, они начали хихикать, а потом рассмеялись. Еще один поцелуй — еще взрыв смеха, ее чудесный голос заполнил комнату. Он посмотрел на нее — свою лучшую подругу, пышноволосую, с большим мозгом, одетую в джемпер большого размера и слегка потертые джинсы. В этот момент, со слегка припухшими губами и еще более всклокоченными волосами, она не могла быть более совершенной.

— Гермиона, ты самое прекрасное, что я когда-либо видел, — тихо сказал он.

— Гарри... — начала она, но он не дал ей закончить. Он заткнул ее поцелуем, приоткрыв губы, медленно пробуя ее вкус языком, наслаждаясь близостью. Гермиона одобрительно хныкнула и взъерошила его волосы.

Когда они оторвались друг от друга, то всего на секунду смолкли, прежде чем снова расхохотаться. Гарри понял, что ему нравится ее смех, и он почувствовал, как счастье порывом ветра пронеслось сквозь него.

— Зелье еще действует? — спросила Гермиона. — Должно было прекратиться, я имею в виду, мы все-таки поцеловались... Я все еще свечусь?

— Ты всегда светишься, — лукаво сказал Гарри, за что получил шлепок по руке. Он изобразил боль и ухмыльнулся. — Ой, это способ отплатить мне?

— Безусловно, — сказала Гермиона строго, но с весельем на лице. — Ты заставил меня так нервничать с этой своей речью! Что, ты не мог просто поцеловать меня, как только мы вошли сюда, не используя флаконы?

— Я хотел сделать это как следует, — извинился Гарри. — И это было незабываемо, согласись? Настолько, что, возможно, нам следует...

Его слова прервались, когда Гермиона снова поцеловала его, а ее руки крепко обняли его за плечи. Он усмехнулся, целуя и притягивая ее ближе к себе, наслаждаясь теплом ее объятий. Он хотел навсегда остаться с ней в этой комнате. Когда они, наконец, отпустили друг друга, Гарри почувствовал невероятную гордость за себя. Они привели себя в порядок, поправив волосы и одежду, и обменялись счастливыми, понимающими улыбками.

— Ты должен завтра отдать эти флаконы профессору Снейпу, — сказала Гермиона, снова становясь властной. — И, хотя мне действительно понравилось, я должна напомнить тебе, что у нас через шесть недель СОВы, и...

Гарри довольно улыбнулся, слушая речь о строгом расписании занятий, и спрятал флаконы в карман. Затем он протянул руку, которую она взяла, и они вышли из Выручай-Комнаты, молча поблагодарив Невилла за его неуклюжесть.