Преступный человек (гет)

Сорок пять минут до взрыва

— Какого чёрта?

В офисе первого подразделения темно. Гиноза сидит за столом Аканэ, и той видны лишь сверкающие глаза, ворот белой рубашки и тусклые отблески света на металлической руке.

Цунэмори снимает пиджак, вешает его на спинку первого попавшегося кресла и прислоняется к рабочему столу Нобучики.

— Полагаю, тебя можно поздравить, — проигнорировав пространный вопрос, едва заметно улыбается она.

Злость Гинозы почти материальна. Тяжёлая, тёмная, хоть ножом режь — Аканэ и не помнит, когда в последний раз видела его в такой ярости. Разве что в тот самый день, когда Когами познакомил её с Джоджи.

Тогда Нобучика кричал. Сейчас скорее рычит.

— Двадцать восемь против двадцати одного. Благодаря твоей отповеди у меня была фора.

Цунэмори тогда кричала в ответ. Сейчас едва ли повысит голос.

— Победа есть победа, — пожимает плечами Аканэ. — Только трое из них отдали свой голос за тебя, потому что так поступила я — оставшиеся двадцать пять честно заработаны тобой.

— Почему?

— Потому что ты подходишь куда больше, чем я, и…

— Аканэ, почему ты вообще это затеяла? — перебивает её Гино.

Холодный ливень за окном сменяется противной моросью — падающую с неба воду глазом не видно. Лишь на фоне света от фонарей сверкает мокрая пыль. Задержавшиеся до ночи на улице прохожие выглядывают из-под крыш кафе и, ругая погоду, хмурые, спешат по домам.

Старший инспектор смотрит, как одна капля на окне догоняет другую, сливается с ней, промчавшись вниз, исчезает за рамой, и опускает взгляд в пол.

— С того самого дня, как я упустила Макишиму, а Когами сбежал, я всегда ношу с собой перочинный нож, — Аканэ достает из-за пояса складной ножик и показывает его Нобучике. — Пистолет слишком заметен, да и выстрелить из него я не могу, а нож… Убить им трудно, но мне так спокойней.

Цунэмори ненадолго замолкает, словно не решаясь продолжить, и рассеянно скребёт лезвием по железной поверхности стола.

— Помнишь, что со мной было, когда я услышала о смерти бабушки?

Гиноза кивает, крепче стискивает стальной ладонью подлокотник кресла и, поняв, что та в темноте не видит, негромко отзывается:

— Помню.

— Не останови ты тогда меня, в грудь ему я бы била отнюдь не кулаками. А ножом. Я выхватила его из-за пояса быстрее, чем успела хотя бы подумать. Ни секунды не сомневалась, что смогу… — Цунэмори хмыкает и смотрит карателю прямо в глаза. — После я посмотрела график своего психопаспорта. И знаешь, что самое ужасное? В тот момент, когда я сорвалась с места, показатель упал на одиннадцать единиц.

— Аканэ, ты не преступница, — забывая о собственной злости, устало выдыхает Гиноза.

— Знаю, — легко соглашается та. — Но я асимптомник, здесь Сагара прав. А ты единственный, кто может мне возразить и… единственный, кому я доверяю.

Нобучика поднимается, огибает стол и встаёт напротив Аканэ.

— А я могу тебе доверять?

Сорок минут до взрыва

— Я хорошо делаю свою работу, — не на тот вопрос отвечает старший следователь.

— Неубедительный аргумент, — роняет Нобучика.

Аканэ не видит смысла говорить о доверии, Гиноза — о хорошем выполнении работы, когда работы этой больше нет.

— Раньше он тебя устраивал.

— Раньше я полагался на ту, чьи приказы считал абсолютными.

Цунэмори знает, чего от неё добиться пытается он, Гино — каких целей придерживается она. Разница в том, что Нобу честен, а Аканэ лукавит.

— И во что это вылилось? — заламывает одну бровь Аканэ и огибает стол, словно пытаясь создать между ними хотя бы подобие материальной преграды. Встает напротив окна, сцепив руки на груди, и смотрит на редкие машины на автостраде. — Забавно, да? Заводишь щенка с прекрасной родословной, холишь его, лелеешь, а потом выясняется, что он безродная дворняга — выбросишь на помойку или солжёшь всем остальным?

Разница в том, что Гиноза в своей правоте убеждён. Аканэ обманывается и упорно этого не замечает.

— Ты говорила, что не закон защищает людей, а люди — закон, так в чём же…

— Поэтому я и солгала, — перебивает его Цунэмори, оглядываясь через плечо. — Сивилла была не идеальна, но убеждать в этом нужно было не общество, а саму систему. Когда бы она поняла, что отказ от идеала и есть идеал — это был бы следующий шаг.

— Тогда почему ты даёшь задний ход?

— Что?.. — не понимает Аканэ.

Тридцать пять минут до взрыва

— Закон не просто преступили! — восклицает Гино. — Над ним надругались. Виновники сидят в Министерстве, методично, неторопливо рвут устав за уставом и смеются нам в лицо, а ты вручаешь бразды правления мне в руки, чтобы… Чтобы что? Доказать всем, что не шла на поводу у Касэй? Что не пытаешься занять её место?..

— Гино, я…

— Или, что не возомнила законом себя?

В офисе становится тихо: слышится лишь дробь дождя по подоконнику, частое дыхание Нобучики и короткий, отчаянный выдох Цунэмори. Та словно выталкивает из груди последний воздух, смотрит на бывшего напарника, видя его впервые, и тщетно пытается поставить на место снесённые им стены.

Кирпичики ложатся друг на друга неровно, а Гиноза милосердием не отличается — замахивается и бьёт сильнее.

— Ты нашла в себе силы солгать нам. Так имей смелость довести дело до конца.

Над городом встают плотные, грязно-серые тучи.

— Я спрошу ещё раз: я могу тебе доверять?

Где-то вдалеке глухо гремит гром, яркая вспышка озаряет тёмные, неосвещённые улицы города и побледневшее лицо Аканэ. Таймер на подвальном этаже показывает тридцать одну минуту, а Кунидзука в этот самый момент отчаивается отобрать у Сагары бутылку виски и присоединяется к празднику жизни главного инспектора шестого подразделения.

Цунэмори поводит плечами, сбрасывая оцепенение, невесело улыбается и качает головой:

— Сегодня мне доверился двадцать один человек, Гино. Ты должен быть тем, кто усомнится.

Тридцать минут до взрыва

— А Когами может тебе доверять?

Гинозе кажется, что за эти проклятые пять лет он так ничему не научился, и упрямо лезущий ему в голову Шинья — тому пример. Ко самодовольства и без подачек Нобучики не занимать, но иногда Когами единственный, чьё имя вызывает у Аканэ что-то кроме вежливого и капельку пренебрежительного внимания.

Гинозе кажется, что за эти проклятые пять лет не изменилась и она. Во всяком случае в том, что касается третьей Гончей — Цунэмори зло прищуривает глаза и оборонительно обхватывает себя руками.

— Ему бы и в голову не пришло, — огрызается она.

И это уже что-то. Аканэ не пускается отчаянно объяснять, почему поступает так, а не иначе, не ищет понимания, но она злится, а это много. Нобучика, должно быть, окончательно и бесповоротно сошёл с ума, раз научился видеть всю палитру раздражения Цунэмори, от негодования до злости, но это больше, чем он мог от неё ожидать.

Во всяком случае, сейчас. Когда сам он может позволить себе разве что разговор на повышенных тонах, а уж точно не ссору, которую он так настойчиво весь день ищет.

— Ладно, — глухо говорит он. — Пусть так. Но не жди, что я буду думать о тебе хуже, чем ты того заслуживаешь, лишь потому что ты так захотела.

— Как скажете, исполнитель Гиноза, — тускло улыбается Аканэ.

— Тебя подбросить до дома? В больнице сегодня дежурим мы с Кунидзукой, поэтому…

— Нет, — качает головой инспектор. — Мне ещё нужно поработать.

Гиноза кивает, нехотя признавая ничью, и выходит из офиса. На таймере двадцать шесть минут до взрыва. Цунэмори садится за свой стол, достаёт из кармана пачку SPINEL и почти не удивляется, когда монитор перед ней вдруг загорается.

«Что ты видишь?»

— Что ты охерительно не оригинален, — беспечно отзывается голос Когами у Аканэ в голове.

* * *

Двадцать пять минут до взрыва

— Сагара, она лучше, чем вы думаете, — опрокинув стакан виски, негромко говорит Яёй.

— Она грёбаный киборг! — восклицает Ичиро. — Когда мы ловили Макишиму… Да, Кунидзука, мы, в тот день на улицах города не только ваше первое подразделение задницами рисковало. Так вот тогда нам говорили, что статичный психопаспорт не есть хорошо и подобным асимптомникам место за решёткой. А когда обнаружилось, что у любимицы Главы цвет ни разу в жизни не менялся больше, чем на один оттенок, асимптоматика стала нормальной? Да не пизди!..

— Цунэмори никогда и никого не убивала, не смей сравнивать её с…

— Её бабку убили прямо во время её задания, она едва не придушила дурного гонца с херовой вестью, и что, ты думаешь, стало с её паспортом? Показатель упал на одиннадцать единиц! Знакомо?

Яёй отодвигает уже почти пустую бутылку от старшего инспектора шестого подразделения подальше и тяжело вздыхает.

— Все принятые ею решения были верными, и если для этого ей нужно быть асимптомником, то не вижу в этом ничего плохого, Ичиро. Она не раз спасала жизни нам и, не забывай, тебе.

Сагара выразительно фыркает, смотря сквозь дно пустого стакана, и откидывается на спинку жёсткого дивана. У него в жилом блоке всё по-армейски аскетично, а до взрыва было ещё и педантично чисто. За всё время службы он оставался здесь от силы пару раз, предпочитая ночевать дома — жена расстраивалась, когда тот задерживался в Бюро на ночь, а дети скучали без отца.

Сейчас же на полу валяются упаковки из-под чипсов, а в холодильнике — две пачки готового ужина с истёкшим сроком годности. В сложившихся обстоятельствах дом стал непозволительной роскошью.

— Поговорим, когда она переступит через следующий труп.

— Тебе было бы проще, рыдай она над каждым погибшим?

Ичиро пожимает плечами и, устремив взгляд куда-то поверх бутылки, вздыхает:

— Мне было бы проще, управляй людьми люди, а не искусственные мозги в красивых кибертелах. А что Касэй, что ваша Цунэмори… Ты чего?

Яёй невесело смеётся и делает глоток прямо из горла. Сагара смотрит на посмеивающуюся девушку и недоумённо хмурится — ничего смешного в своих словах он сам не видит, хотя выпил ровно в два раза больше Кунидзуки.

— Ничего, — качает головой Яёй и поднимается с кресла.

Надевает плащ, всё ещё бездумно улыбаясь, и, не оборачиваясь, машет ему рукой.

— Вспомнила, как кибертело Цунэмори выблёвывало ужин после своего первого задания. Бывай, я на дежурство!

Сагара отмахивается от неё, как от надоедливой мухи, и тоскливо смотрит на пустую теперь бутылку. Улыбка же на лице Яёй тает, стоит ей выйти за дверь жилого блока. Управляй людьми люди…

Как же близок к нетрезвой правде Сагара сейчас, а как же слеп он был все эти годы.

* * *

Пятнадцать минут до взрыва

Случаи, когда ситуация казалась ей тупиковой, Аканэ может пересчитать по пальцам одной руки. Тест по статистике в средней школе — это раз. Тогда ошибка была допущена в самой задаче, и за указание на неё ей добавили два балла к итоговому результату. Сто два балла из ста возможных — о ней впервые написали в газетах.

— Ерунда. Я решил все семьсот двадцать вопросов итогового теста за сорок пять минут, и мне добавили балл за скорость.

Выбор работы после окончания. Бабушка до последнего была за Медицинский Университет, но Бюро казалось ей лучшим вариантом. Это два.

— Брось, ты была уверена.

Убийство бабушки два года назад. Это три.

— Хотеть убить и на убийство решиться — суть разные вещи.

И сейчас. Четыре.

Десять минут до взрыва

Нона-Тауэр была первой. Всё продумано до мелочей. Смертники вошли через главный вход, предъявили пропуска и заминировали подвальный этаж здания. Между моментом, когда они переступил порог, и взрывом прошло не больше нескольких минут, в противном случае Касэй тут же бы засекла недоброжелателей и успела бы их остановить.

— Ей не впервой.

Они знали, что повлечёт за собой взрыв. А значит, сидят высоко и видят достаточно далеко, чтобы обман Сивиллы раскрыть, но себя не сдать.

— Министерство, не иначе.

Промзону очистили быстро и без лишнего шума. Камеры не успели засечь ничего подозрительного, и тот факт, что все возможные каналы связи оказались под их контролем лишний раз доказывал — с ними не менее талантливые программисты, чем Караномори и Хинакава.

Более того.

— Программисты, хорошо знакомые с Системой Безопасности Бюро.

Надпись на мониторах появлялась лишь тогда, когда её видела Аканэ — склонность к театральности и…

— …нездоровое увлечение тобой.

Если не обращать внимания на это, то в поступках прослеживаются и мотив, и логика — бескровная революция, город берут измором, а несогласных уничтожают.

— Если не обращать внимания.

— То очень похоже на тебя.

— Я в твоей голове, мой маленький инспектор. И я бы никогда не ударил по вам.

— Это правда или так думаю я?

— Я в твоей голове.

— Не ответ.

План идеален. Так бы делала сама Аканэ, желай она Сивилле гибели, и всё сошло бы за теракт Когами, не будь подделка настолько…

— …грубой.

— И что это значит?

Три минуты до взрыва

— Цунэмори?.. — неуверенно окликает старшего инспектора Кунидзука и негромко стучит по стеклу машины.

Аканэ вздрагивает, отвлекаясь от размышлений, выпрямляется в кресле и опускает стекло. Пепел с сигареты падает на чистый коврик под ногами, а Яёй пытается не обращать внимания на сильный запах табака, что бьёт по носу, стоит следователю открыть окно.

— Ты с кем-то… разговаривала? — неловко переступив с ноги на ногу, спрашивает Кунидзука.

— Нет, тебе показалось, — качает головой Аканэ и тушит сигарету. — Вы с Гино сегодня дежурите в больнице.

— Да, — чуть смутившись, отвечает Яёй. — Я задержалась, как раз сейчас собираюсь туда.

— Подвести? — предлагает Цунэмори. — Мне по пути.

Кунидзука удивлённо приподнимает брови, оборачивается на здание Бюро и неуютно мнётся.

— Я… Да, если не трудно, — обходит машину с другой стороны и садится на пассажирское кресло. — Спасибо.

— Слушай, а в Нона-Тауэр на мониторах перед взрывом тоже светилось «Что ты видишь»?

— Заткнись, Бога ради, — цедит сквозь зубы Аканэ, заводит машину и включает кондиционер.

На полную мощность.

— Что? — переспрашивает Яёй.

— Не за что, — криво улыбнувшись, отвечает на благодарность Цунэмори и трогается с места.

Три секунды до взрыва

— Как обстановка в больнице?

За их спинами раздаётся оглушительный грохот взлетевшего на воздух Бюро. Тёмное небо окрашивается в багровый, взрывная волна толкает машину вперёд, а подушки безопасности вышибают весь воздух из груди.

В салоне машины больше не пахнет SPINEL.

Лишь дымом и гарью.

— Я же говорил, — звучит еле слышно.