Шаги навстречу (гет)

— Ну, что, — не оборачиваясь, спрашиваю я. — Пойдём танцевать?

Сильные руки обнимают меня и прижимают к себе.

— Успеем ещё.

Макс целует меня в ухо, потом в шею. Мне нравится, но щекотно. Я разворачиваюсь в кольце его рук и обнимаю его.

— Прекрати, мы же в школе, — я сама целую его в уголок рта.

— Ну и что? Не на уроке же.

Под пиджаком у него такая же бежевая водолазка, как и у меня. Мы совершенно случайно купили их, когда спрятались от дождя в универмаге, во время одной из наших прогулок. Моя, в отличии от его, мне, по-моему, слишком мала. Во всяком случае, можно было взять хоть на размер побольше — уж очень обтягивает.

— У тебя другая причёска, — он проводит рукой по моим волосам, — тебе идёт.

— Спасибо. А ты заметил, мы сегодня одинаково оделись — прямо телепатия.

Он отстраняется на минуту, окидывает меня взглядом, задерживается на ... м-да... так я и знала! Слишком обтягивает! Я перекидываю прядь волос на грудь и начинаю поправлять ворот.

— Да ты что? — он поднимает моё лицо за подбородок. — Ты что, меня стесняешься? Ты такая красивая, Лидка, на тебя смотреть одно удовольствие, прекрати!

Я краснею. Слышать это, конечно, приятно, но вот что-то взгляд его при этом мне совсем не нравится. Что-то как-то не так он смотрит, не по-дружески, скажем так...

— Пойдём уже в зал, Макс!

— Пойдём, — вместо того, чтобы отпустить меня, он обнимает крепче и наклоняется к моим губам.

Мне нравится, когда он меня целует. Мне нравится, когда он меня обнимает. Но вот что мне не нравится, так это когда пытаются вытащить из брюк мою водолазку и залезть под неё.

— Ты что, с ума сошёл? — я почти сержусь и выкручиваюсь из его рук. — Зачем это?

Он смотрит на меня странным взглядом, потом с силой трёт ладонями лицо.

— Извини, — делает шаг ко мне и обнимает снова. — Извини. Мир?

— Мир, — ладно уж. Я поднимаю руки, обнимаю его за шею и сама тянусь к его губам.

Мы, наверное, несколько увлеклись, так как звук открываемой двери класса показался неожиданно громким и абсолютно неуместным.

— Лида, ты здесь? — в дверях воздвигается Игорёша. Как видно, увиденное не сразу дошло до его сознания, так как он продолжил начатую фразу, переводя взгляд с меня на Макса и обратно. — Ты не могла бы немного поиграть? У ребят магнитофон зажевал плёнку, а Тамара Николаевна уже ушла... Максимова, — тон резко меняется. — Что тут происходит?

— Ничего, Игорь Владиславыч!

А что я могу ещё сказать? Щёки горят, губы припухли, отскочить друг от друга мы успели только на полшага... Волосы у Макса растрёпаны — и когда я успела стянуть с его волос резинку?

— Молодой человек не ученик нашей школы? — Игорёша умеет задавать исключительно правильные вопросы.

— Нет, — Максим поправляет пиджак, берёт меня за руку, и мы направляемся к выходу из класса.

Я совершенно потерялась. С одной стороны, мне очень стыдно — меня застали в такой ситуации, а с другой... Ну, подумаешь, целовались... Не у всех же на глазах... И вообще, я уже взрослая... Как-то не получается себя успокоить.

Мы молча проходим мимо Игорёши. Я опускаю низко голову, замечая краем глаза, как он пристально рассматривает мои губы и, в свою очередь, неожиданно краснеет. Ха. Это что такое?

Входим в зал. Макс всё так же держит меня за руку.

— Тебе очень влетит? — лицо у него серьёзное. — Извини, я просто идиот.

— Да нет, наверное, — я раздумываю. — Вряд ли Игорёша кому-нибудь накапает. Просто неудобно...

Мы пробираемся по залу к сцене. Свет потушен, горит пара плафонов при входе, зеркальный шар крутится под потолком, отбрасывая лучи во все стороны, мигают гирлянды на закрытом занавесе сцены. На нас никто внимания не обращает, народ возмущённо гудит в полумраке зала. Мы забираемся на сцену. Ух, я сегодня здесь что, поселюсь, что ли?

— Кто тут есть?

— А, пришла, — недружелюбный тон чинящих магнитофон даёт понять, что до решения проблемы далеко. — Сбацай чё-нить, пока пацаны за кассетником гоняют. А это ещё кто?

На нас с Максом смотрят три пары глаз.

— Свой, не напрягайтесь, — Максим улыбается, демонстративно положив руку мне на талию.

— Лидка, это что, твой, что ли? — меня разглядывают настолько удивлённо, что я бегло оглядываю себя, всё ли у меня в порядке.

— Мой, мой, — меня такой интерес слегка нервирует.

— Ишь ты, в тихом омуте... — говорят мне вслед, вполне, впрочем, добродушно.

Я открываю крышку злополучного фортепиано. И что я могу сыграть? Эту мысль озвучивает тихий голос за спиной.

— Что ты можешь сыграть, Аделаида?

Ого, что это с Игорёшей, откуда это вдруг "Аделаида" вылезла? Оглядываюсь назад. Он стоит, наполовину высунувшись из-за занавеса, и смотрит в сторону, на Макса, который пристроился к парням с магнитофоном.

— Только медляки, Игорь Владиславович, — я старательно выговариваю его отчество. — Могу "Паромщика", "Соловьиную рощу", "Сувенир" Демиса Руссоса... Могу попурри из "Спейса", "Феличиту", вот это вроде быстрое... У меня же классика... Ну, романсы могу...

— Ладно, играй. Романсы не надо.

Он уходит на сцену, и я слышу, как он успокаивает массы и объявляет, что пока несут магнитофон, будет звучать "фортепианная музыка в исполнении лучших выпускниц музыкальной школы, по совместительству — ваших одноклассниц". О, как... Сажусь, играю. Когда играешь что-то для себя, а не то, что положено для оценки, получается всегда намного лучше и душевнее. У меня, во всяком случае, всегда так... Играя "для души", я могу и думать о постороннем и разговаривать. Мама считает, это потому, что такая музыка поверхностна и не требует той отдачи, что нужна для исполнения классики. Не знаю, не уверена. Вот и сейчас, играя попурри, мне не нужно сосредотачиваться на том, что делают пальцы, они своё дело знают, играют то, что приятно уху и нужно коллективу, а я могу и подумать о двух важных, требующих всестороннего рассмотрения, вещах. Первое — какая муха укусила Игорёшу, и второе — как мне вести себя с Максом. Я, конечно, тормоз, тут Ленка права, но всё-таки, не настолько. Не быстро до меня доходит, очень не быстро, но наконец-то дошло, что это я с ним "дружу", а вот он за мной "ухаживает". Так, наверное, это называется... Так, теперь "Паромщик". Да, о чём я? И книжек вроде прочитано достаточно и разговоры девичьи, они излишней скромностью не отличаются, то есть вывод один — мозгов у меня нет... Что сейчас? Ну, пусть будет "Белый танец". Дальше. А что мне дальше со всем этим делать, совсем непонятно. Он мне нравится? Нравится. Как? Очень. Очень насколько? Очень сильно. А вот дальше? А вот дальше, как и положено — тишина... Вот значит как. Вот именно об этом мама и говорит: "Он взрослый, а ты — дурочка..." Как обычно, мама оказывается права... Нате вам — "Синий иней". А кстати, долго я тут вкалывать буду? Можно подумать, они за магнитофоном на край света пешком отправились... Я тоже танцевать хочу!

— Ладно, вали, — Ленка спихивает меня со стула. — Дальше я. Свиридова хочешь?

— Не надо!

— Ну, как хочешь. Поехали!

Уф. Ленкин конёк — Челентано. Держись, народ!

Я трясу руками, разминаю пальцы. Максим бесшумно появляется рядом, берёт мои руки в свои, дует мне на пальцы. Потом прикладывает их к своему лицу.

— Устала?

— Да не так чтобы, просто что-то слишком напряжена, — я качаю головой.

— Ну, что, потанцуем?

— Идите, дети мои! — напутствует нас Ленка. — Сейчас я вам изображу что-нибудь душевное.

Мы спускаемся со сцены в зал. Звучат первые аккорды. Ну, Ленка! "Теперь я знаю, ты на свете есть..." Действительно душевно. Макс обнимает меня, я кладу руки ему на плечи. На нас смотрят — по нашим школьным понятиям, мы танцуем слишком "по-взрослому", слишком близко. Плевать. Чувствую, разговоров и так будет не избежать. Сегодня у меня очень насыщенный день, слишком много волнений и адреналина, можно позволить себе немного расслабиться.

— Ты знаешь, Лида, а я ведь первый раз слышу, как ты играешь!

Я удивлённо поднимаю голову. А ведь и правда. Как же так получилось? В наши нечастные встречи в мамином присутствии мне не приходило в голову тратить время на игру, а на полугодовой концерт он не попал — был в отъезде... Надо же...

— Мне очень понравилось, у тебя талант. Сыграешь для меня когда-нибудь? — он говорит тихо, на ухо, так, чтобы не слышали те, кто танцует рядом. Медленные танцы не пользуются большой популярностью, но почему-то мне кажется, что пары танцуют слишком близко к нам.

— Да ладно, какой талант... Но если ты хочешь, конечно, сыграю...

И тут, что я слышу? Вступление знаменитого Свиридовского вальса застаёт нас как раз в центре зала. Ленка! Убью! Зачем я ей рассказала, подруга называется! Мы смотрим друг на друга. Почему у меня такое чувство, что это заговор? Вальс меня Макс учил танцевать совсем недавно. Без особого успеха, надо сказать. Я не собираюсь позориться, но Макс, улыбаясь, протягивает мне руку. Я оглядываюсь — никто не выходит, мы стоим посередине зала вдвоём. Понятное дело, никто не умеет.

— Ты что, я не буду, — шиплю я.

— Наплюй, как бы мы ни танцевали, это будет лучше, чем у других... Ну, давай же, Лида!

Да провались оно всё... Эх, жаль, что я не в платье.... Мы кружимся под музыку в почти полностью тёмном зале. Мне ещё надо многое обдумать, но это позже. Сейчас только музыка и танец...

* * *