Танцы до упаду (гет)

Меня всегда удивляли сны, или, верней сказать, тот момент, когда от них просыпаешься. Только что кормил вместе с Чарли драконят — и вот уже лежишь в кровати. Мгновение назад летел на метле, держа под мышкой двух садовых гномов — и вдруг оказываешься под одеялом, и мама зовет завтракать. Похоже на мгновенную аппарацию сквозь время и пространство. Загадочная штука — сны. Я грохнулся с тестрала в кусты, полные плотоядных узкорылок, почувствовал, как их влажные ложноручки шарят по моему телу, стиснул зубы, собираясь дорого продать свою жизнь, прикусил щеку, взвыл, открыл глаза и оказался в ненормально пышной постели, с носом, уткнувшимся в ненормально пышную подушку. Странно, подумал я.

И я все еще так думаю. Засыпал я, кажется, в обстановке попроще. Осторожно кошу глазом. Не двигаюсь, на случай, если кто-нибудь за мной наблюдает — пусть думают, что я по-прежнему сплю. Вижу стену, затканную светло-голубым шелком, сдвинутый в сторону полог и край тумбочки из светлого дерева. Сзади раздается звон битого стекла и сдавленная ругань. До боли знакомый голос поминает чертей, Мерлина и Иисуса, потом вдруг прерывается на полуслове и изумленно спрашивает:

— Ух ты. Это еще что?

Другой голос, тоже, к несчастью, знакомый, отвечает:

— Это сюрприз, о котором я писал. Надеюсь, ты оценишь. Или ты о другом? Это была китайская ваза эпохи Цинь.

Малфой мягко тянет слова — еще немного, и замурлыкает. Здорово же его приперло, думаю я, рывком садясь на кровати. Голова слегка кружится. Пытаюсь что-то спросить, но в горле пересохло и язык не слушается. Гарри хмыкает и подходит ближе. Смотрит на меня спокойными глазами. Такое ощущение, что происходящее здорово его забавляет. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь объяснил мне, что тут происходит.

— Привет, ты как здесь очутился, дружище? Объясни, что здесь происходит? — последнее обращено не ко мне, а к Малфою.

Я навостряю уши.

— Его обнаружили на нашем старом кладбище. Чары показали вторжение чужака, я послал домовика проверить, и вот — притащили подкидыша.

Несмотря на все его старания, я слышу в манерном голосе напряжение. Не сомневаюсь, что Гарри его тоже ощущает. Ясно, как день, что белобрысая змеюка лжет! Кому бы понадобилось тащить меня к Малфою, кроме самого Малфоя? Можно даже догадаться, зачем. Он настолько ополоумел, что готов на все, лишь бы получить повод общаться с Гарри. Я пытаюсь произнести что-нибудь резкое, вроде "какого хрена ты себе позволяешь, придурок?", и на этот раз мне все-таки удается издать громкое злобное кряканье.

— Красноречиво, — кивает Малфой. Вид у него усталый. Он бледный, как сыр, и, судя по кругам возле глаз, ему тоже снились кошмары. Гарри добродушно хмыкает.

— Когда это было? — спрашивает он. На нем мятая рубашка без рукавов и короткие штаны, доходящие до колен. Я знаю, магглы такие носят, но сомневаюсь, что человек в таком наряде хоть раз за всю историю усадьбы появлялся в Малфой-мэноре. Портреты, небось, с ума сходят.

— Три часа назад. Я решил, что не стоит будить его без свидетелей. Все знают, что у Уизли неустойчивая психика.

— Где моя одежда? — я откашливаюсь и наконец обретаю дар речи. Проснуться в пижаме из темно-синего шелка, расшитой белоснежными павлинами, на кровати королевского размера — это больше, чем могут вынести мои поврежденные войной нервы. К тому же хочется пить. Жажда такая, что, кажется, выпил бы даже из следа от козлиного копытца.

Малфой щелкает пальцами, и рядом с нами возникает эльф со стопкой вычищенной одежды. Давно моя мантия не выглядела так шикарно. Я уважаю убеждения своей невесты, но все же без домовых эльфов такой стрелки на рукавах не добьешься... В отличие от Гарри, мне не наплевать, что на мне надето. Я еще не забыл жуткий бал на четвертом курсе.

— Что ж, — легко предлагает Гарри, — давай поговорим за столом. Угостишь чаем? Черт, сто лет не просыпался в такую рань.

— Могу и чем покрепче, — отвечает Малфой, изгибая бровь а-ля покойный Снейп.

Жалкое зрелище. Хорек флиртует. Гарри улыбается — так же открыто и равнодушно, как он улыбается журналистам и поклонникам, подходящим за автографами. Малфой неуверенно улыбается в ответ. Я кривлю губы.

— У тебя еще есть то вино?

— Эльфийское, тринадцатого года? — уточняет Малфой.

— Нне... наверное. Ты присылал ящик, мы как раз вчера допили. Отмечали выздоровление Джин, — Гарри от всей души зевает. — Спасибо, оно было отличным.

— Осталась пара бутылок, — говорит Малфой. На его скулах расцветают пятна румянца.

Я знал и раньше, что Малфой втрескался в Гарри — в конечном счете, все зашло так далеко, что он преследовал его по всем вечеринкам с того самого момента, как вышел из Азкабана — но до сего момента не понимал, насколько все серьезно. Честно, я думал, он просто мается своей голубой дурью! Думал, что рано или поздно ему надоест делать из себя посмешище, он поймет, что все безнадежно, и смирится. Тем не менее, вот он — розовеет от того, что Гарри похвалил его вино. Его папаше повезло, что он сидит в Азкабане и не видит этого позора.

Неловко и стыдно наблюдать все это вот так, рядом с собой. На что эта бледная немочь рассчитывает? Джинни распылит его. Превратит в летучую мышь. Женское колдовство в принципе сильнее мужского. Они просто реже выкладываются на полную мощь, потому что это как-то связано с деторождением и всем таким, но если дело дойдет до дуэли — я бы поставил на сестру. С другой стороны, пока ухаживания хорька ее, вроде бы, только смешат...

— Уизли, вероятно, стоит предложить что-нибудь более привычное, — вспыхивает тот, поймав мой взгляд. — Что-нибудь, что он способен оценить.

Гарри тем временем подобрался к камину, на котором стоят золотые часы — похожий на итальянца малый управляет четверкой лошадей. В одной руке у него поводья, в другой — волшебный посох. Колесница летит по небу, где расположены десять планет и солнце с луной. Сейчас посох указывает на солнце, значит, время близится к полудню. Мой друг рассеянно тыкает пальцем в небосвод. Возница нервничает.

Я пожимаю плечами. Малфой может подавиться своим эльфийским, если это его утешит, все равно я считаю вино дамским напитком. Меня волнует другое.

— Джинни выписали из Мунго? — спрашиваю я. — Какой сегодня день?

— Вторник, — оборачивается Гарри. — Тебя в последний раз видели в воскресенье. Расскажешь, где был, что делал, кого надо убить?

Это у него теперь такой юмор. Гермиона говорит, что Гарри похож на сжатую пружину, и что все его веселое равнодушие — кажущееся. Они как-то раз разговаривали об этом, когда мы гуляли вдоль моря в Брайтоне. Он тогда сказал, что устал быть психопатом и теперь старается останавливаться раньше, чем ему снесет крышу. Я не очень понял, что он имел в виду, но Гермиона, кажется, поняла. Потом она долго что-то втирала нам про буддизм и правильное дыхание, пока мы с Гарри соревновались в швырянии плоской гальки, стараясь, чтобы камни упрыгивали как можно дальше вдоль красной закатной дорожки.

— Вторник, ясно, — говорю я. Хотя ничего не ясно. Последнее, что я помню — вечер субботы.

— Драко, расскажешь свою версию? До четырех мне все равно делать нечего.

— А что в четыре? — интересуюсь я. Гарри морщит нос:

— Открытие нового крыла в Хогвартсе. Только не уверен, стоит ли тебе показываться. Гермиона могла обидеться.

Малфой молча выходит из спальни, мы идем следом.

— Ты о чем? — спрашиваю я. — Что не так с Гермионой?

Вместо ответа Гарри подмигивает. Сегодня он в обычных линзах, и глаза у него одинаковые — зеленые и веселые. Мы переходим в соседнюю комнату, квадратную, в светло-коричневых тонах, с окном, выходящим в сад с фигурно подстриженными кустами. Эльфы успели накрыть столик. Слава Мерлину, на столе есть кувшин с холодным тыквенным соком, булочки и омлет.

— Хватит молчать и ухмыляться! — я сверлю Гарри глазами, но тот только улыбается еще шире. — Расскажи все толком, я ничего не помню с субботы. Что с Герми? — омлет определенно удался, жаль только, что порции у Малфоя микроскопические. Чувствую, останусь голодным.

Гарри ерошит волосы. Малфой снова подзывает эльфа и коротко приказывает:

— Вчерашнюю газету.

Домовик притаскивает «Пророк».

— На пятой странице.

На пятой «Пророк» печатает сплетни о знаменитостях, наполовину состоящие из отчетов о похождениях моего друга и сестренки. Поскольку ничего интереснее в обществе не происходит, большинство подписчиков начинают чтение газеты именно с этой страницы. Я раскрываю номер и чуть не роняю изо рта кусок.

— Чары прозвонили в девять утра, — негромко объясняет Малфой. — Это старое кладбище, в усадьбе Кортон-Блэк, с маминой стороны.

— Чары завязаны на тебя? — уточняет Гарри.

— Разумеется. Ты знаешь других кровных родственников Блэков?

Малфой не понимает, что некоторых вещей при Гарри лучше не говорить.

— А потом? — спрашивает Гарри.

— Домовик сообщил, что возле гробницы Беллатрикс беспробудным сном спит молодой рыжий волшебник. Я велел доставить его в поместье. Подумал, что стоит попытаться решить это дело без прессы и аврората. На Уизли были сонные чары, остальное, вроде бы, в норме.

— Поэтому ты послал такое странное письмо?

Малфой молчит. Я все еще не могу оторвать глаз от колдографии в «Пророке». Гермиона однажды сказала, что не верит в ложь во спасение. Мы тогда здорово поспорили, каждый остался при своем мнении. Мирились до рассвета, было здорово.

— Кто знает, где расположено кладбище? — спрашивает Гарри.

— В том-то и дело, — произносит Малфой, — расположение кладбища знают только родственники. И доступ туда может получить только член семьи.

Пауза. Слышно, как Гарри, слева от меня, наливает себе вина, пьет и задумчиво постукивает пальцами по столу. Малфой молчит, я молчу тоже, пораженный глубиной развер... разверзающейся... короче, той ямы, что вдруг открылась у меня под ногами. Я сказал Гермионе, что не пойду к Эду в "Клык". Если есть что-то, что моя девушка ненавидит больше лжи, так это лгунов. Оправдания в стиле «я хотел, как лучше» вряд ли прокатят, учитывая обстоятельства.

На колдографии в центре страницы в кои-то веки не Гарри, а я сам обнимаю незнакомую девчонку. Мы так сплелись, что на снимок впору вешать предупреждение: «детям до семнадцати не смотреть». Если верить подписи, сделан он в воскресенье. День, который я совершенно не помню. Какого боггарта Гарри остается таким спокойным?!

— Раздери меня мантикора, — говорю я хрипло.

— Ерунда, — отвечает друг, и кивает головой, словно слышит мои мысли, — успокойся, Рон, все наладится. Гермиона тебя простит, или вы останетесь друзьями, или еще что-нибудь.

— Ты с ума сошел? — давлюсь я соком. — Я не хочу оставаться с ней друзьями! Я люблю ее, придурок! И вообще этого всего не было. Помню только, как вошел в "Клык" и пил с Криви. Весь этот клуб — крайне подозрительное местечко! Надо узнать точно, кому он принадлежит. Не бармену же. Эд наверняка — подставное лицо! Надо потрясти Денниса, может, он что-нибудь заметил.

— Потрясем, — соглашается Гарри.

— Уизли стоит показаться целителю, — говорит Малфой. — Поттер, я прошу не упоминать мое имя, если возможно. Я сделал доброе дело и прошу не так много. Тебе ведь понравился сюрприз?

— Отличный, не волнуйся. Но Рон прав, выглядит все это подозрительно.

— Малфой тоже подозрительный! — шиплю я. — Думаешь, я поверил в эту историю с кладбищем? Где ты сам был в субботу и воскресенье? А вчера? Что было вчера?

Малфой хмыкает. Еле тронутый кусок омлета бездарно остывает в его тарелке.

— Ерунда, — повторяет Гарри задумчиво.

— Что ерунда? — злюсь я.

— Все ерунда, пока никто не умер, — говорит он. — А клуб принадлежит мне.