Неучтенный фактор (джен)

У преподавателей Хогвартса была традиция в свой отпуск отправляться за границу: десять месяцев в году они проводили в стенах замка, лишь изредка отлучаясь в Хогсмид, ничего удивительного, что летом им хотелось развеяться. Минерва с учётом своего плотного графика составляла календарь научных конференций, которые она хотела посетить. Она был единственной из преподавателей, кому приходилось работать в июле — ежегодно вместе с Альбусом они организовывали отправку писем студентам из волшебных семей. Помона каждый год отправлялась во Францию к своей сестре и её семье. Аврора в этот раз улетела в Южную Америку: там, в горах Боливии, располагалась знаменитая астрофизическая обсерватория. Квиринус еще год назад решил объехать весь мир. Сильванус отправился изучать животный мир на островах Тихого океана. Филиус же всегда отправлялся в путешествие, казалось, без какой-либо цели: в один день мог он заниматься медитацией с монахами в Гималаях, а меньше чем через неделю уже встревал в разборки с русской мафией в Нью-Йорке.

Мне же, по понятным причинам, был запрещён выезд из страны, поэтому свой отпуск я традиционно проводил за научной работой у себя дома. Разумеется, я не прекращал исследовательскую деятельность и в Хогвартсе, но в замке я работал только над относительно безопасными и легальными зельями. Здесь же я мог дать волю своей фантазии и разрабатывать абсолютно любые составы, благо представители Аврората редко посещали мой дом, спасибо за это Альбусу.

В этом году я чувствовал, что мне как никогда нужно отдохнуть: последние два месяца были слишком выматывающими даже для меня. Сначала идиотское покушение на убийство Магнуса Фаджа. Преступника нашли по горячим следам: им оказался некий Алан Аплкросс, один из подчиненных Муди в Аврорате, ответственный за хранение конфиската. Аврор, как оказалось, не помнил абсолютно ничего за последний месяц. Довольно топорная работа; я предполагал, что мой друг владеет заклятием Забвения гораздо лучше, хотя задумка была и правда хороша. Если бы я не был непосредственным участником тех событий, я бы даже восхитился находчивостью Люциуса: он сумел стравить друг с другом Дамблдора, министерство и Аврорат, и при этом смог сохранить свою репутацию относительно незапятнанной.

Затем пришла пора финального квиддичного матча, в ходе которого, несмотря на то, что Уизли опять поймал снитч, Слизерин одержал невероятную победу, буквально растоптав команду Гриффиндора. В результате последовавшей за этим студенческой стычки четверо оказались в Больничном крыле. Чуть позже к ним добавились еще трое, после того, как на финальном пиру выяснилось, что мой факультет опять получил кубок школы.

На педсовете я предложил не допускать основных зачинщиков, в числе которых так же были Эдвардс, Шафик и Фадж, к ЖАБА, и, к моему удивлению, все учителя единогласно поддержали мою идею. Теперь инфантильным идиотам, по глупому недоразумению оказавшимся студентами одной из престижнейших школ в мире, предстоял еще один год обучения, и я был уверен, что это пойдёт им на пользу: так сказать, убедит в неотвратимости наказания.

В то время, когда я был занят школьными делами, дочь в моём доме была предоставлена сам себе. Она едва не покалечилась, бродя по тупику Прядильщиков, обыскала мою спальню — в этом я сам виноват, понадеялся на её добропорядочность: нужно было ставить защитные чары, готовила какую-то гадость по зашифрованным рецептам моей юности, едва не спалила дом, пытаясь колдовать палочкой матери, наводила уборку на чердаке и свалилась с лестницы и многое, многое другое. Иногда я жалел, что не согласился с предложением Альбуса отдать её на воспитание в хорошую волшебную семью — к тем же Динглам.

Желание отправить ребенка к Гестии и Дедалусу было особенно сильным в первый день летних каникул. Тогда я обратился к Минерве с просьбой выдать мне письмо, предназначенное Рослин. Тот взгляд, которым меня смерила профессор Макгонагалл, еще долго будет являться мне в кошмарах. Мне пришлось выслушать лекцию о том, что для отправки писем есть строго определенные даты, и нарушение этого порядка не приветствуется даже среди преподавателей. Разумеется, несмотря на возмущение Минервы, письмо я всё-таки забрал. Последнее, чего я хотел, это встретиться в Косом переулке с толпами студентов и их родителей в то время, когда им всем прилетят совы из Хогвартса.

Я планировал купить девчонке всё, что нужно для учебы, и при этом попасться на глаза как можно меньшему количеству знакомых. Скорее всего, мои бывшие соратники рано или поздно узнают о существовании этого ребенка, но я предпочел бы отсрочить этот момент.

Поначалу все шло неплохо: Рослин вела себя относительно прилично в аптеке и в канцелярском магазине. Было даже забавно наблюдать, как она неловко мнётся, стесняясь брать у меня деньги. Разорить меня девчонка вряд ли смогла бы при всём желании — зарплата преподавателя в Хогвартсе была более чем приличной, к тому же я получал солидные отчисления за некоторые свои патенты.

В лавке Олливандера она забросала старика вопросами о том, почему палочка Эйлин так странно на неё отреагировала. Повезло, что Олливандер был в неплохом настроении и не отказался прочитать ей длинную лекцию о свойствах волшебных палочек и о том, как именно они выбирают себе владельцев.

Но хорошее не могло длиться вечно. Пока я ждал во «Флориш и Блоттс», пока Рослин купит себе мантии, меня заметил школьный приятель, Эйвери. Эмоциональный Генри настойчиво уговаривал меня поболтать в «Дырявом Котле», и я еле от него отделался. Обычно я никогда не упускал возможности пообщаться с ним, так как от болтливого Эйвери можно было узнать много полезной для Альбуса информации, но эти разговоры обычно надолго затягивались, а свободного времени у меня сегодня было мало.

Пока я разговаривал с Генри, девчонка заблудилась в Косом переулке и едва не забрела в Лютный. Так я и убедился лишний раз, что этого ребенка опасно оставлять надолго без присмотра.

Из-за девчонки теперь я не мог заняться запланированными исследованиями: существовал немалый риск, что эта ходячая неприятность залезет в лабораторию и убьётся о какое-нибудь зелье. Пришлось корректировать свои планы и составлять список относительно безопасных экспериментов.

Сегодня я решил изучить свойства злосчастных цветов дурманника. Гербологи собирали их в плотных костюмах из драконьей кожи, защищая органы дыхания масками из волшебного стекла. Аккуратно срезав растение, они тут же помещали бутоны в закрытую емкость и запечатывали её. При малейшем повреждении цветка чрезвычайно летучая пыльца мгновенно распространялась по воздуху, попадая в легкие всех оказавшихся в радиусе пяти метров живых существ. В отличие от сильнодействующей пыльцы, цветы считались бесполезными и использовались лишь для транспортировки опасного вещества.

В мои планы входило изучить возможность применения этого ингредиента в зельеварении: я предполагал, что его можно использовать в качестве активного вещества в зелье, затуманивающем разум, и наоборот, в качестве вспомогательного ингредиента в отрезвляющем. Если эксперимент будет удачным, это произведёт фурор в научном сообществе: до этого никто из зельеваров так и не смог найти применение этим бутонам.

Рассчитав приблизительный состав будущих зелий, я строго запретил Рослин следовать за мной и спустился в подвал, который был переоборудован в лабораторию. Разумеется, менее чем через десять минут, когда я уже успел подготовить необходимые ингредиенты, я услышал шорохи за дверью. Еще через несколько минут, когда я зажег под котлом огонь, ребенку, наконец, хватило храбрости прошмыгнуть в подвал. Спустившись, девчонка несколько минут стояла, шокированно разглядывая лабораторию, а затем всё-таки села на заранее приготовленный для нее стул, на который я указал рукой.

Признаться, поначалу я втайне надеялся, что обнаружу в ней будущего талантливого зельевара, которому смогу передать свои знания. Всё-таки семья Принц, к которым принадлежала моя мать, дала миру множество выдающихся алхимиков и зельеваров. В юности я гордился своим родством с известной династией, я чувствовал себя потомком великих ученых, способным совершить грандиозные открытия и изменить мир.

Однако Рослин, по-видимому, не разделяла моего увлечения зельями: книги по чарам и трансфигурации интересовали ее значительно больше, а учебники по зельеварению и гербологии она просто разок пролистала, судя по всему, ничего не поняла и отложила в сторону. Увидев это, я пришёл к выводу, что девчонка безнадежна, и даже смирился с этой мыслью. Теперь же она, неподвижно сидя на стуле, завороженно наблюдала за моими действиями, и я подумал, что, возможно, ошибся в оценке ее умственных способностей.

Жестом подозвав Рослин к себе, я дал ей ступу и велел растолочь сушеный зверобой. Его листья, собранные накануне летнего солнцестояния, издавна использовались в колдомедицине как средство, проясняющее разум и исцеляющее психические заболевания. По моим расчетам, они больше всего подходили на роль активного вещества в отрезвляющем зелье. Две унции лягушачьей икры стабилизировали состав, а пара листьев свежей крапивы уменьшали возможные побочные эффекты.

Взлянув на то, что получилось в ступе у девчонки, я закатил глаза и отчитал её: и без того мелкие листья были превращены в пыль, к тому же не менее половины объема было рассыпано по столу. Взвесив оставшийся зверобой и высыпав нужное количество в котел, я два раза помешал содержимое против часовой стрелки, сразу же добавил лягушачью икру, а затем уменьшил огонь. На следующем этапе следовало добавить цветок дурманника. Несмотря на то, что после выхода пыльцы из бутона эти растения считались безопасными, я все равно хранил их в колбе, запечатанной защитным заклинанием: не стоило недооценивать способность этого ребенка влипать в неприятности.

Аккуратно отщипнув с помощью пинцета три тычинки, я опустил их в котёл. После этого предстояло дождаться реакции, помешивая содержимое один раз в тридцать секунд по часовой стрелке. Я ожидал, что ингредиенты если и начнут реагировать, то не менее, чем через полчаса, однако происходящее в котле удивило меня: зелье мгновенно окрасилось в ярко-желтый цвет и вспенилось. Я уменьшил огонь, и собирался добавить еще лягушачьей икры, но не успел: котел с оглушительным треском взорвался, залив результатами моего эксперимента всю лабораторию.

Рослин, с ног до головы облитая желтым зельем, стояла в шаге от меня и, кажется, даже не понимала, что произошло. Я отметил, что, несмотря на бурную реакцию, состав не вызывал какого-либо ощутимого влияния на организм: не было ни головокружения, ни помутнения сознания, ни изменений в зрении и слухе.

После моего приказа девчонка отправилась наверх переодеваться. Я избегал применять очищающие чары к неисследованным зельям: это зачастую приводило к непредсказуемым эффектам. Для таких случаев я и хранил в лаборатории свои запасные мантии: взрывы котлов во время экспериментов были частым явлением.

Во время переодевания я перебирал в голове все ошибки, которые были допущены в приготовлении зелья, продумывал, что можно исправить в рецептуре, однако как только я снял грязную мантию, все мысли о зелье покинули меня. На левой руке уродливым тусклым пятном темнела метка.

* * *

После событий того самого Хэллоуина почти десятилетней давности метка стала настолько бледной, что различить ее на коже можно было только при ярком свете, и напоминала о себе лишь редкими покалываниями. Неудивительно, что большинство из нас расслабились, ведь Темный Лорд, хоть и остался жив, вероятно, был слишком слаб, чтобы возродиться вновь. Об этом не говорилось вслух, но мало кто из Ближнего круга, несмотря на бесконечные разговоры о величии Пожирателей Смерти, предпринимал попытки найти повелителя. Ведь большинство из нас в глубине души всё-таки понимали, что его возрождение означало бы разрушение той спокойной мирной жизни, которую с таким трудом строил каждый из нас.

Сейчас же метка, пусть все еще очень бледная, была отчетливо видна в полумраке. Змея, выползшая из черепа, оскалилась, глядя на меня, и я почувствовал легкое жжение, на которое до этого даже не обращал внимания.

Люциус Малфой среди Пожирателей Смерти считался одним из наиболее приближенных к Темному Лорду, по этой причине те из нас, кто остались на свободе, старались держаться рядом с ним. Именно поэтому за информацией я отправился к нему, предварительно предупредив Альбуса с помощью камина и заняв Рослин уборкой в лаборатории, раз уж ей так нравилось наводить порядок. Шкафы с ингредиентами, разумеется, пришлось запечатать заклинанием, иначе при возвращении я застал бы лишь руины на месте своего дома.

Аппарировав к высоким кованым воротам Малфой-мэнора, я едва не столкнулся с встречающим меня домовиком: очевидно, хозяин поместья ждал меня. После моей фразы, что я и сам в состоянии найти дорогу, это недоразумение в грязной наволочке с громким хлопком исчезло.

По рассказам Люциуса, его отец, Абраксас Малфой, после эмиграции из Франции вложил много сил в облагораживание ранее заброшенного родового гнезда. Его сын продолжил это дело с максимальным пафосом, на который был способен. За последние четырнадцать лет на территории мэнора появились высаженные вдоль дороги ровными рядами тисовые деревья, огромный фонтан, статуя дракона из белого мрамора на заднем дворе, помпезная беседка, по размеру сравнимая с моим домом. Но Малфою показалось, что этого мало для того, чтобы произвести на гостей впечатление, и решил завести белых павлинов, которые вальяжно расхаживали перед поместьем.

В дверях я едва не столкнулся с выходящим Ноттом, одетым в наглухо застёгнутую чёрную мантию. Он, похоже, нисколько не удивился, увидев меня. Кивнув в ответ на моё приветствие, он с мрачным видом направился к воротам. Я посмотрел ему вслед: Теодор, погруженный в свои мысли, шёл заметно ссутулившись. Даже спустя три года он не оправился от смерти жены, и по этой причине я испытывал некоторое сочувствие к этому человеку.

Внутри поместье Малфоев напоминало королевскую усадьбу времен ренессанса. Шикарные персидские ковры на полу, на стенах — портреты в позолоченных рамах, редчайшие античные вазы, возрастом не менее трех тысяч лет, богатые украшения, витые колонны, а под потолком — огромная люстра с сотней свечей.

Люциуса я обнаружил в его кабинете на втором этаже: он стоял перед портретом своего отца и сиял, как начищенный галлеон.

— Люциус, — кивнул я в знак приветствия.

— Северус, — Малфой сел за стол и указал мне место в кресле напротив. — Признаться, я ждал, что ты придёшь раньше.

Вызванный хозяином поместья домовик принес на подносе чай для меня и бутылку «Шато Марго» для Люциуса. Не было ничего удивительного в том, что Малфой еще до полудня принялся за алкоголь: он обладал способностью пить вино в невероятных количествах и при этом не пьянеть. Нарцисса даже предполагала, что его мать вместо молока давала сыну эльфийское полусладкое.

— Спешу поделиться с тобой радостной новостью, — Люциус отсалютовал бокалом. — Я получил должность главы попечительского совета.

Это была не самое приятное для меня известие. Я знал, что Люциус долгое время планировал ослабить влияние Дамблдора, вероятно, для того, чтобы заслужить благосклонность повелителя, когда тот возродится. Малфой более десяти лет восстанавливал полезные связи в министерстве, обзаводился влиятельными друзьями, запугивал и обезвреживал врагов, подкупал членов Визенгамота. Многие говорили, что он — фигура куда более значимая, чем нынешний министр магии, который также ходил в приятелях у Люциуса. Теперь же Малфой получил должность, позволяющую напрямую контролировать происходящее в Хогвартсе и, в исключительных случаях, даже инициировать снятие с должности директора школы.

— Поздравляю, — сдержанно сказал я — Что случилось с предыдущим председателем?

— Подал в отставку, — с усмешкой сказал Малфой. — Он утверждал, что не справляется со своими обязанностями по причине почтенного возраста.

Игнациус Вейн был довольно молод, по волшебным меркам, и едва разменял восьмой десяток. Он соглашался со всеми предложениями Альбуса, увеличил финансирование маглорожденных студентов и даже обещал закупить новые метлы.

— Теперь старику будет сложнее продвигать свои промагловские инициативы, — словно в ответ на мои мысли произнёс Малфой. — Ты бы видел, что творилось на собрании совета. Дамблдор был категорически против моей кандидатуры и предлагал министру назначить председателем Аттикуса Блишвика. Кажется, он был удивлен, получив от Фаджа отказ.

В первые месяцы после назначения на пост министра магии Корнелиус Фадж регулярно обращался к Альбусу за советами по тому или иному вопросу. Однако, после майских событий, в отношениях между директором и министром наметилась трещина. Чиновник считал, что Дамблдор не должен был допустить подобной ситуации, и отказывался слышать аргументы, о том, что в произошедшем частично есть вина и его сына — в свои восемнадцать лет тот должен был понимать, что не стоит покупать неизвестно что у сомнительных личностей в захолустном кабаке. А в тот момент, когда Фадж получил новость о том, что Магнусу придётся провести в Хогвартсе еще год, отношения между ним и директором испортились окончательно.

— Это серьезно пошатнёт авторитет Дамблдора в министерстве, — заметил я.

— Разумеется. Для этого все и затевалось, — с удовлетворенным видом подтвердил Люциус и отсалютовал мне бокалом.

Несколько минут мы провели в тишине. Люциус задумчиво глядел на окно, погруженный в свои мысли, а я молча пил великолепный сладкий цейлонский чай с легким ароматом мяты и лимонника.

— Ты ведь понимаешь, зачем я пришёл? — прервал молчание я, глядя, как мой собеседник наливает себе очередной бокал.

— Разумеется, — всё так же глядя в окно, ответил Малфой ничего не выражающим голосом. — Сегодня по той же причине здесь уже были Кэрроу, Эйвери и Нотт. Генри едва не трясся от страха.

На последних словах Люциус недобро усмехнулся и выпил очередную порцию вина. Я отметил, что бутылка была опустошена уже более чем наполовину.

— Ты сам-то не боишься? — попытался я спровоцировать Люциуса на откровенность.

— Мне не о чем беспокоиться. Я прилагаю все усилия для того, чтобы продолжить дело Темного Лорда, — заявил Малфой и хищно улыбнулся, а я с трудом удержал в себе желание высказаться по поводу Аплкросса и цветов дурманника. — Когда повелитель вернется, он увидит, что министерство фактически лежит у наших ног. А что насчёт тебя, Северус?

— Не сомневаюсь, Темный Лорд по достоинству оценит ту информацию, которую я для него добываю.

<i>«Разумеется. А потом, вероятнее всего, убьет меня»,</i> — мысленно добавил я.

— Кстати, насчёт информации. Многие из наших соратников считают, что активность метки связана с тем, что в этом году в школу идёт Гарри Поттер. Об этом мальчишке десять лет назад ходили самые безумные слухи. Что говорит по этому поводу Дамблдор?

Как я ни старался, отгоняя от себя мысли об этом ребенке, окончательно забыть о его существовании не получалось. В первые несколько лет после окончания войны это отвратительное имя было на устах абсолютно у каждого волшебника. Одни восхваляли героизм мальчишки, абсурдно полагая, что он действительно мог победить Темного Лорда самостоятельно. Другие же шептались, что, возможно, он и сам могущественный темный волшебник, способный превзойти даже повелителя.

Поначалу каждое упоминание проклятого Гарри Поттера словно ножом вонзалось в моё сердце, не давая зажить старым ранам, напоминая, что он жив, а она нет. Даже Альбус, несмотря на присущую ему тактичность, время от времени обсуждал со мной мальчишку и его роль в исчезновении Темного Лорда. Однажды директор даже заставил меня аппарировать в Литтл-Уингинг, чтобы проверить, сможет ли человек с меткой подойти к дому Дурслей ближе, чем на милю — как выяснилось, не сможет.

Со временем я научился прятать болезненные воспоминания за окклюментными щитами, и после этого мне стало заметно легче: теперь я не вспоминал Лили при каждом упоминании Гарри Поттера, но говорить о нем всё равно было некомфортно.

— Старик ни с кем не обсуждает Поттера, — солгал я. — Но я сомневаюсь, что дело в нём. Метки связывают нас с повелителем, они не стали бы реагировать на другого человека.

Кажется, мой собеседник не был удивлен таким ответом. Люциус вылил остатки вина в свой бокал и взмахом палочки заставил исчезнуть пустую бутылку.

С громким хлопком в кабинете появился тот же домовик, который встречал меня у ворот. Низко поклонившись, он доложил своим раздражающим писклявым голосом:

— Хозяин, к вам пожаловал мистер Крэбб!

— Проводи его в мой каббинет, Добби, и принеси еще две бутылки Барон де Эбро Риоха, — скомандовал Люциус, и я задался вопросом, сколько же выпил этот человек за сегодня, отметив про себя, что Крэбба он собрался угощать вином попроще. — Еще чаю, Северус?

— Нет, спасибо, я уже ухожу. Всего доброго.

Люциус кивнул мне на прощание, и я вышел за дверь.

На лестнице я разминулся с Крэббом, который шёл вслед за домовым эльфом Добби. Этот человек никогда не внушал мне симпатии. Внешне он напоминал горного тролля: широкое плоское лицо, не обезображенное интеллектом, маленькие глаза, редкие светлые волосы. Будучи пожирателем, Малкольм Крэбб запытал едва ли не больше безоружных маглов, чем Беллатрикс, но, в отличие от безумной Беллы, он до ужаса боялся сразиться с соперником, хотя бы равным ему по силе. Он попытался завести разговор, но я отмахнулся, сказав, что очень спешу: общение с ним, и без того малоприятное, было, к тому же, неинформативным, так как Крэбб обычно ничего полезного не знал.

Сегодня у меня получилось добыть не так много ценной информации. Мои бывшие соратники тоже почувствовали, что Тёмный Лорд набирает силу, и они явно были обеспокоены этим. В то же время, вероятно, Люциус не знал, кто стоит за этим, иначе он бы мне намекнул.

Мои размышления прервал оглушительный грохот, донесшийся откуда-то со стороны террасы. Я быстрым шагом вышел на улицу, сжимая в руке волшебную палочку. Там перед моим взором предстала довольно странная картина: в груде осколков, которые, судя по всему, раньше были огромной амфорой династии Мин, барахтался светловолосый ребенок, запутавшийся в полах собственной мантии, но при этом не перестававший сжимать в руках древко метлы.

Взмахом палочки я поднял мальчишку на ноги и отряхнул от пыли. Серьезных повреждений ребенок не получил: пострадала только левая щека, новенькая мантия и, судя по всему, самолюбие. Увидев меня, Драко сначала обрадовался, но после того, как он взглянул куда-то за мою спину, выражение его лица сменилось на испуганное.

Я обернулся. По направлению к нам неспешно шагала красивая стройная светловолосая женщина. Она невозмутимо взглянула на сына, и, несмотря на то, что ее лицо не выражало эмоций, от ее прохладного голоса стало жутко даже мне, что уж говорить о мальчишке, который сжался и тщательно прятал взгляд от матери.

— Драко, отправляйся в свою комнату и приведи себя в порядок, — сдержанно произнесла женщина, и её сын в считанные секунды исчез из моего поля зрения.

Нарцисса повернулась ко мне и коротко обняла.

— Как я рада тебя видеть, Северус!

Эту женщину я искренне считал своим другом, и она отвечала мне тем же. Долгое время я считал её приложением к Люциусу, одной из тех девиц, круг интересов которых ограничивался домом, воспитанием детей и их собственной внешностью. Всё изменилось, когда авроры перестали гнушаться использовать против нас темную магию, и на одном из рейдов в меня попало заклятье, которое я не смог идентифицировать. Ни одно из моих зелий не помогало, и с каждым днём мне становилось всё хуже и хуже. Так бы я тогда и распрощался с жизнью, если бы в один прекрасный день Нарцисса не увидела меня в таком состоянии в Малфой-мэноре. Отведя меня ненадолго в сторону, она лёгким взмахом волшебной палочки сняла с меня чары, оказавшиеся Аксумской черной порчей, а затем с невинной улыбкой сказала, что у меня теперь долг жизни перед ней.

Я был безмерно благодарен миссис Малфой, урожденной Блэк, которая, как оказалось, знала гораздо больше о темных искусствах, чем её сумасшедшая сестра, и уж явно больше, чем я.

Вскоре я смог вернуть ей долг. Однажды в последний день весны она появилась на пороге моего дома, бледная и очень испуганная, какой я её никогда не видел. Нарцисса говорила сбивчиво и быстро. Повелитель узнал, что в их семье ждали первенца, который должен был родиться в конце июля, и очень заинтересовался этой информацией. Не знаю, откуда она узнала о планах Темного Лорда, сама догадалась или же ей проболталась Беллатрикс, но пришла миссис Малфой ко мне с конкретным требованием: ребенок должен был родиться в июне и чем скорее, тем лучше.

Хоть я к тому моменту и имел опыт в приготовлении настойки заунывника, просьба Нарциссы была очень сложной: я должен был рассчитать концентрацию раствора так, чтобы вызвать сокращение матки, но при этом сохранить жизнь не только матери, но и ребенку.

Я согласился, несмотря на то, что требуемое зелье считалось абортивным, а значит, за его приготовление вполне мог получить срок в Азкабане. Не говоря уж о том, что если бы что-то пошло не по плану, меня прикончил бы сам Люциус Малфой, не дожидаясь приказа Темного Лорда.

Роды прошли тяжело: Нарцисса мучилась больше суток. Все это время я находился в Малфой-мэноре, контролировал её состояние и давал ей периодически то кроветворное, то обезболивающее, то общеукрепляющее. В конце концов, утром пятого июня, почти на два месяца раньше срока, на свет появился Драко Малфой: с красной кожей, тоненькими ручками и ножками, пучеглазый, худой и непропорциональный. Литры целебных зелий потребовались этому созданию для того, чтобы он дожил до следующего дня рождения, и, что немаловажно, чтобы он вырос здоровым.

Когда Драко исполнился год, его мать заявила, что не желает рассматривать никакие другие кандидатуры на должность крестного, кроме моей, и Люциус не смог бы ничего возразить своей женушке, даже если бы очень захотел.

Сейчас вряд ли кто-то узнал бы того младенца в этом высоком светловолосом шалопае, летающем на новенькой метле и разрушающем интерьер собственного поместья.

— Вторая ваза за этот месяц, — усмехнулась Нарцисса. — Драко воображает, что в Хогвартсе непременно станет звездой квиддича.

— У него неплохие задатки, — я попытался приободрить ее.

Миссис Малфой, задумчиво взглянув на обломки вазы, взмахнула палочкой, и от разрушений не осталось и следа. Несколько секунд она молча смотрела на меня, словно собираясь с мыслями, а затем произнесла:

— Присмотришь за ним?

Несмотря на то, что жизни и здоровью Драко уже давным-давно ничего не угрожало, Нарцисса не могла перестать переживать за него. Мне было известно, что Люциус предлагал отправить сына обучаться в Дурмстранг, но его жена была категорически против.

— Разумеется, — я и не мог ответить иначе.

Количество проблемных детей, за которыми мне нужно было присматривать, стремительно увеличивалось. Видимо, рецептуру зелья от мигрени придётся усовершенствовать: в этом учебном году головная боль будет преследовать меня гораздо чаще.