Я — твой враг. Ты — мой враг? (гет)

День проходил за днём, Шерлок медленно осваивался в родном городе, постепенно переставая чувствовать себя чужим в собственном доме. Совершая долгие прогулки по вечернему и ночному Лондону, он напитывался силами и жаждой продолжать дело, которое ему пришлось оставить на долгие два года.

Отсутствие Джона в их квартире уже не тяготило так же сильно, как при возвращении. Шерлок достаточно легко принял тот факт, что отныне он живёт здесь один. Видимо, сказалась приобретённая во время странствий привычка быть в одиночестве. Холмс просто отвык от постоянного общества других людей, и уединение снова не тяготило его. Всё вернулось к тому, что было до их встречи с Ватсоном. И после того, что произошло в Ночь огней, он не был уверен, что это не к лучшему.

Миссис Хадсон отошла быстро: с упоением пекла пироги, печенья и готовила обеды и ужины, забывая о том, что она «только домохозяйка, а не домработница». И Шерлок был ей благодарен. В те минуты, когда ему внезапно снова хотелось почувствовать, что он не один, Холмс прислушивался к копошению в её квартире или на своей кухне, где она подогревала чайник и бурчала о невымытой посуде для опытов.

Обычно все её разговоры сводились к худобе Шерлока, его бледности либо к ноющему бедру и обманщику-бакалейщику с соседней улицы. Закатив глаза, он сносил это молча, иногда кивая, изредка вставляя пару слов. Но в один из вечеров, когда Холмс был приглашен в квартиру домовладелицы на ужин с пирогом, миссис Хадсон сказала то, что заставило его задуматься.

— Шерлок, дорогой, ты знаешь, что Джон женится? — Марта опустилась за стол, осторожно налив им обоим чай. Она внимательно смотрела на своего собеседника и, он был уверен, видела больше, чем ему бы хотелось.

Впервые Холмс не имел мгновенного ответа на адресованный ему вопрос. Ни положительный, ни отрицательный вариант не были бы честными. Он знал, что друг собирается жениться, потому что прогнозировать его поведение в таких обстоятельствах было чересчур легко. Но Джон не говорил ему об этом, поэтому, строго говоря, Шерлок не знал, что его намерения так глубоки и серьёзны.

В конце концов, решив не усложнять, он кивнул, поднимая на неё удивлённый взгляд. Миссис Хадсон насторожилась и обхватила аккуратную бежевую с мелкими цветами чашку обеими руками.

— Вы из-за этого поссорились? — участливо поинтересовалась Марта, видя, что ей не собираются раскрывать все подробности того, как друзья обсуждали эту новость. Шерлок, не сдержавшись, фыркнул и отпил чай, пытаясь сдержать непредвиденную агрессию. Правда была в том, что он не знал, почему Джон до сих пор не пришёл к нему после того, что случилось. И так и не состоявшийся разговор о предполагаемой свадьбе был тут совершенно ни при чём.

— Миссис Хадсон, с чего бы нам ругаться из-за этого? — Шерлок усмехнулся, видя замешательство на её лице.

— Но как же… Вы же всё время, что жили здесь… Вы же… — она пыталась найти слова, но не решалась озвучить то, что и так витало в воздухе, когда общение Шерлока и Джона наблюдали со стороны.

— Что — мы, миссис Хадсон? Были любовниками? — Холмс уже откровенно насмехался, злой оттого, что в его жизнь лезли столь бесцеремонно. И кто? Один из тех людей, которых он допустил к себе максимально близко. — Вам ли не знать, что не были? Не правда ли, миссис Хадсон?

Марта тут же покраснела, и Шерлок удивился, что в её возрасте она всё еще способна на это. Несколько минут они помолчали, миссис Хадсон усиленно делала вид, что ничего не произошло, подкладывала новые угощения и подливала чай в его кружку. Холмс уже надеялся на то, что остаток ужина пройдёт в тишине, как прозвучал вопрос, заставивший его замереть и устало опустить голову, сдаваясь под её пристальным взглядом:

— А почему же он тогда не приходит, дорогой? Почему Джона не было здесь ни разу с твоего возвращения?

Миссис Хадсон встала и принялась убирать, так и не дождавшись ответа. И дело было не в том, что Шерлок не хотел отвечать. Просто он и сам не знал, что было причиной такого странного поведения друга. Наконец она остановилась возле него, убрав всю посуду в посудомоечную машину, и положила свою узкую ладонь с наманикюренными пальчиками на его плечо. Холмс внимательно посмотрел на неё, ожидая продолжения. Пару секунд она собиралась с мыслями, а затем сказала тихо, но уверенно:

— Я была лучшего мнения о Джоне. Он не прав, дорогой. Не вини себя.

А затем, дав ему время обдумать свои слова, она снова засуетилась и стала собираться на вечернюю прогулку с владельцем аптеки за углом, аккуратно выпроваживая Шерлока домой.

В тот вечер ему впервые подумалось о том, что, возможно, он действительно не был виноват в том, что происходило между ним и Джоном. О Мэри-Лиз он старался не думать вообще, так как это еще больше усложняло и без того нелёгкую ситуацию, возникшую между ним и другом. Забыть совсем не получалось, но выкинуть из головы все подробности их последних встреч было довольно просто.

В его новых делах ему требовались подручные и приходилось прибегать к помощи сети бездомных.

Молли больше не хотела быть его оруженосцем: всё-таки она была умной девушкой и достаточно любила себя, чтобы не соглашаться на роль «заменителя Джона». Другого Шерлок предложить не мог. Но она не унывала, весело смеялась в трубку, приглашая в морг за новыми образцами, о которых он упоминал несколькими днями ранее. И Холмс был рад, что Молли не видит его лица: он знал, что ей нелегко даются даже простые разговоры с ним. Он не был благодарен ей настолько, насколько она того действительно заслуживала — пожалуй, одна из немногих, кто действительно мог претендовать на настоящую благодарность Шерлока Холмса.

Дело о таинственном взрывателе не желало решаться так легко, как он предполагал. Ему остро не хватало партнёра, компаньона, на которого он мог, отставив сомнения, переложить часть полномочий и заданий. Только Джон не хотел работать с ним вновь, а Лестрейда привлекать было глупо и несвоевременно — тот еще успеет получить своё. Майкрофт к полевой службе был не годен, а Молли не стремилась становиться секретным агентом Шерлока Холмса.

Так, одним ранним утром, Шерлок, удивляясь и раздражаясь из-за неспособности противостоять своим же желаниям, набрал номер Лиз (он решил, что всё же будет называть её именно так в своих мыслях) и уже хотел сбросить звонок, когда никто не ответил после второго гудка, как в телефоне раздался сонный, но встревоженный голос женщины:

— Что-то случилось, Шерлок?

— Я ошибся, прости. Хотел позвонить Лестрейду, — зачем-то соврал он, чувствуя, как досада и стыд от его мальчишеского поведения обжигают внутренности.

— Будем считать, что я поверила тебе, — уже вполне весело ответила Лиз, и Шерлок услышал, как скрипнула кровать под ней: она явно села на постели, скорее всего откинувшись на спинку и поджав под себя ноги. Холмс с удивлением понял, что память подкидывает ему новые подробности её поведения, о которых он, казалось, совершенно точно забыл давным-давно. — Может быть, нужна моя помощь?

Её голос звучал спокойно, уверенно, словно не было ничего странного в звонке от бывшего любовника в полшестого утра. Словно не было ничего ненормального в том, что он вообще отчего-то звонил ей. Словно не было ничего необычного в том, что она при первом же звуке его голоса готова была мчаться в любой конец Лондона, а то и всей Великобритании — только бы помочь ему.

— А Джон? — вопрос вырвался помимо воли, и Холмс, зло зашипев, замолчал, предоставив ей самой додумывать вопрос. Но Лиз, как и раньше, поняла его без слов.

— Он на дежурстве до десяти утра. Мы можем успеть обсудить то дело, что тяготит тебя.

— Откуда ты всё знаешь, Лиз? — устало усмехнулся Шерлок, стараясь понять, как именно вести себя с ней. Все его запреты самозабвенно рушились, стоило ей просто сказать пару слов. Шерлок никогда не чувствовал себя более глупо. И это была только её заслуга.

— Я приеду через сорок минут, сваришь кофе?

Холмс усмехнулся и сбросил звонок. На губах сама собой возникла лёгкая улыбка, и он не стал её прогонять. Она была теперь слишком редким гостем. Без Джона было тяжело и тоскливо вечерами, когда он приходил домой в пустую тёмную квартиру. Но Шерлок понимал, что их союз не мог продолжаться всю жизнь — Джон нуждался в большем, чего он никогда не мог ему дать. Холмс свыкся с тем, что отныне снова мог полагаться только на себя, но принять это оказалось намного сложнее.

Несколько секунд посмотрев на медленно пробуждающийся город, он бодро прошествовал на кухню, чтобы подготовить большой кофейник для их с Лиз анализа обстоятельств. У него собралось много зацепок, но требовался сторонний взгляд, чтобы навести его на нужный след. Он так привык работать подобным образом с Джоном, что отучиться было довольно сложно. К тому же, Лиз обладала незаурядным умом, что было несомненным плюсом для её кандидатуры в помощники.

Лиз еще пару секунд прижимала трубку к уху, слушая короткие гудки, а затем отбросила телефон, нажав на кнопку сброса, и упала головой на подушку. Ехать к нему было не страшно — ужасающим казалось выдержать несколько часов подле него и не коснуться, не посмотреть в «неправильном» ключе, как и обещала в ту ночь, когда напали на Джона. Внутри разливалась почти забытая горечь от невозможности получить необходимое: она уже так давно ничего не хотела… Да и единственное, чего она по-настоящему хотела за всю жизнь, пожалуй, было приятие её Шерлоком.

Он ждал её — и это было лучшим, что происходило за последние дни. За свои тридцать шесть лет она поняла лишь одно: стоит хвататься за любое снисхождение судьбы, получая максимум удовольствия и запасаясь воспоминаниями, потому что всё хорошее обычно закончивалось без предупреждения. Шерлок был вулканом, который мог задымить в любой момент, а потому нужно было довольствоваться малым, пока она не нашла способ изменить это.

Не желая думать сейчас о Джоне, она встряхнула головой и отправилась в душ, захватив по дороге косметичку, лежавшую на тумбочке у шкафа.