Вынужденные перемены (джен)

Вопросы по математике, истории, обществознанию сумели отвлечь Логана от реальности настолько, что суд буквально прошёл мимо его внимания. Иногда до него долетали некоторые фразы, сказанные громче или эмоциональнее других; поднимая глаза в задумчивости, он видел вещающих с трибуны людей, дающих показания, но не вслушивался, не пытался прикинуть свои варианты — ответственно отнёсся к заданию и был сосредоточен только на бумагах перед собой.

На перерыве Коган с улыбкой оценил число заполненных строк, похлопал по плечу и уверил, что судебный процесс идёт весьма неплохо.

— Мисс Марс будет давать показания, — предупредил он, — и мы понятия не имеем, что она может показать. Вы сумеете сдержаться?

Повернувшийся спиной к зрителям Логан жёстко усмехнулся:

— А разве у меня есть выбор? Я справлюсь.

Список экзаменационных вопросов кончился во время показаний производившего арест копа, и Логан больше не мог игнорировать происходящее. Сначала он посверлил взглядом помощника шерифа Сакса, затем принялся рассматривать присяжных... Он никогда не считал себя знатоком физиогномики, однако сейчас легко читал по их лицам и, к собственному удивлению, увиденное не казалось ему катастрофичным. Отвращение и презрение, щедро изливаемые на него в прошлом году в этом самом зале, сейчас отсутствовали. Да, некоторые хмурились, но Логан был почти уверен, что недовольство относится к обстоятельствам дела, а не к нему самому.

Готовясь к слушанию, адвокат прямым текстом предупредил, что сделает всё для защиты своего клиента, и Дик принял это, прекрасно поняв скрытый в словах смысл: очернять Бивера, истинную роль которого в многочисленных преступлениях так и не узнала общественность, Коган не будет только до тех пор, пока от этого не будет зависеть свобода Логана. Если же известного окажется недостаточно для убеждения присяжных, вся грязь тут же будет предъявлена для оценки. Пока об убийствах, совершённых Бивером, не было сказано ни слова, но выступавшие и не знали всей правды, однако следующей на трибуну должна была подняться Вероника, и именно от её слов зависел дальнейших ход дела, репутация семьи Дика и судьба Логана.

Она выглядела уверенно, смотрела открыто, хотя и избегала его взгляда, не суетилась, но Логан видел глубже. Вероника боялась, нервничала — её искусанные губы выдавали волнение. Она была достаточно умна, чтобы скрыть эмоции от чужих, но обмануть того, кто знал её с детства, не могла.

Коган бросил обеспокоенный взгляд на своего клиента, но ничего говорить не стал, понадеявшись на его благоразумие.

Логан не знал, что она намерена сказать, и запрещал себе гадать. Он был не в силах повлиять на её показания. Их нужно было просто принять.

Если бы мог, он заткнул бы себе уши, никак иначе отрешиться от её показаний не получилось бы. Он не просто слышал каждое слово, как остальные, он чувствовал каждое из них, ощущал с каждым мгновением усиливающееся напряжение. Жалея, что не дал адвокату никаких указаний на этот счёт, Логан боялся, что Коган вновь растопчет Веронику ради клиента, как совсем недавно сделал это ради его отца, и в то же время не мог позволит своим чувствам диктовать условия — любовь к Веронике могла обернуться десятилетиями заключения.

Он хотел отвернуться, но смотрел прямо на неё. И когда, отвечая на вопросы прокурора, Вероника вдруг напряглась, заметил это сразу.

— Значит, вы утверждаете, что пистолет уже был у мистера Экхолза, — акцентируя внимание присяжных, повторил прокурор. — То есть у мистера Касабланкас оружия не было.

— Всё верно, — сдержанно кивнула Вероника.

— То есть у обвиняемого не было причин стрелять, ведь мистер Касабланкас физически был намного слабее обвиняемого.

— Вовсе нет. Бивер… Простите, мистер Касабланкас был абсолютно не в себе, — перебила Вероника и заговорила быстро, не давая прокурору и шанса вклиниться в поток слов. — Он пытал меня шокером и угрожал убить. Я не могла убежать или спрятаться, он пресекал попытки и раз за разом бил меня электрическим током. Когда появился мистер Экхолз и отобрал у него пистолет, я подумала, что всё наконец закончится, но у мистера Касабланкас всё ещё оставался шокер, и сдаваться он не собирался. Мистер Экхолз раз десять просил его остановиться, оттолкнул в первый раз, когда Касабланкас кинулся на нас, чтобы добраться до меня, но это не подействовало. У Логана Экхолза не было выбора, Кэссиди Касабланкас не собирался отпускать меня живой.

Прокурору потребовалась почти минута, чтобы справиться с изумлением, Логану — ещё больше времени. Свидетель обвинения развалила всё дело буквально парой фраз. Коган за малым не мурлыкал, слушая быструю речь Вероники, а когда прокурор перебил её, приказав замолчать, адвокат защиты моментально потребовал снятия всех обвинений со своего клиента, который не только действовал из самозащиты, но ещё и спасал уже пострадавшую от рук Бивера девушку.

В зале поднялся шум, присяжные ёрзали на своих местах, судья бил молотком по специальной дощечке, но порядок удалось восстановить нескоро.

— Объявляется перерыв! Суд возобновится завтра в девять утра!

— Всё, — довольно улыбнулся Коган, складывая в портфель бумаги, и его глаза победно сверкали, — мы выиграли. Мисс Марс уничтожила обвинения.

Логан молчал и никак не реагировал.

Он не ждал от Вероники предательства, однако не рассчитывал, что та солжёт под присягой ради него. Шокера у Бивера не было. Он отбросил его сразу, как на крыше появился Логан, и дальше угрожал только пистолетом. Бив действительно был не в себе и не реагировал на окрики, но…

Не давала покоя мысль, почему Вероника избегала его так долго, если не считала виноватым в смерти Бивера и даже испытывала благодарность за спасение своей жизни. Логан не мог ошибиться, там, на крыше, она смотрела на него со страхом и отвращением, почти так же, как годом ранее смотрела на Аарона Экхолза. И всё же пару недель спустя она рискнула собственной свободой и будущим и солгала под присягой ради него.

Что изменилось за эти дни?

Из зала суда Логан с адвокатом уходили последними. Дик написал, что не хочет толкаться и будет ждать дома, Вероники нигде не было видно…

— Возможно, вам стоит сказать пару слов журналистам, — не очень уверенно протянул Коган, кажется, не столько рекомендуя, сколько рассуждая вслух.

— Разве только пару ласковых, — фыркнул Логан.

О, он прекрасно понимал, как важно перетянуть мнение толпы на свою сторону, проблема была в том, что больше журналистов он презирал только эту самую толпу, готовую верить во что угодно, лишь бы очередную версию завернули в яркую обёртку. Сэмюэль Коган и обаятельная улыбка — рецепт свободы был известен, опробован буквально несколько недель назад и доказал свою действенность, — но Логан не мог и не хотел поступать так же, как отец, да и не был он настолько же профессиональным притворщиком. Будь он спокоен, можно было бы рискнуть и попытаться завоевать расположение людей с помощью прессы, но Логан был взволновал и даже немного зол, а потому сыграть милого мальчика, которого надо пожалеть и которому надо помочь, не сумел бы однозначно. Максимум, на что его хватило, это удержаться от брани и членовредительства, когда на ступеньках суда на него накинулась толпа.

«Не бежать!» — как мантру твердил он себе, до боли прикусив язык и впившись ногтями в ладони, чтобы ничего не ляпнуть, не огрызнуться, не сделать никакой опрометчивой глупости сейчас, когда надежда на благополучное завершение перестала быть абстракцией и почти обретала плоть. В лимузин он нырнул, когда выдержка была на пределе, — ещё бы секунда, и здравый смысл проиграл ярости, а хватающий за рукав идиот с микрофоном, спрашивающий, каково быть убийцей и сыном убийцы, заработал бы перелом, а то и более серьёзные телесные повреждения.

— Поезжайте, Логан, я задержусь — стоит надавить на прокурора, пока он не разработал новую стратегию. Водитель вернётся за мной позже.

— Сэм… Спасибо.

— Это моя работа, друг мой, и вы мне за неё весьма щедро платите, — мягко улыбнулся тот и захлопнул дверь.

Машина плавно тронулась с места, Логан откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. В полумраке салона, в тишине и одиночестве, напряжение потребовало выхода. Из горла рвались рыдания, но слёз не было и в помине, звук скорее походил на рычание. Несколько часов в суде Логан контролировал каждую мышцу тела, каждый вздох, каждую эмоцию, что могла бы проступить даже не на лице, а в глубине глаз, и теперь ему нужно было встряхнуться, сбросить эти оковы, он физически нуждался в эмоциональном облегчении.

Лимузин плавно скользил по дороге, оставляя позади людные проспекты. Логан смотрел в окно и понимал, что не дотерпит до дома. Постучав в перегородку, он попросил остановиться на шоссе, вышел и, рискуя свернуть себе шею на скалистом склоне, спустился к пляжу. Место было диким, доступа не было ни с дороги, ни с воды, узкая полоска песка была щедро усыпана острыми камнями, и деловой костюм резко контрастировал с окружением, а туфли телячьей кожи были худшим выбором обуви, но Логану ни до чего не было дела. Здесь и сейчас его никто не мог видеть, и он наконец дал себе волю. Закричал, впечатал кулак в скалу, пнул ближайший камень…

Четыре минуту спустя он двинулся в обратный путь. С окровавленными руками, испорченными туфлями, но спокойный, живой, больше не рискующий взорваться.

— Поехали, — велел он шофёру.

Весь прошлый год он жил, как взрослый — не оглядывался на чужое мнение, сам решал, что есть и надевать, сам определял досуг, однако вёл себя при этом не как мужчина — как капризный ребёнок, в лучшем случае как подросток. И ведь понимал неправильность выбранного стиля поведения, но не пытался что-то изменить, плыл по течению, позволял эмоциям определять курс.

Больше так не могло продолжаться.

Смерть Аарона тронула его намного меньше, чем убийство Бивера, он действительно ненавидел отца, но став «сироткой Энни», одновременно перестал быть ребёнком. Да, контролировать поведение будет непросто, Логан это отлично понимал — не привык он к сдержанности, не нуждался в ней раньше, не утруждал себя ею, — но теперь он мужчина и должен вести себя соответствующе: не срываться по малейшему поводу, не поступать назло, не бросаться в авантюру просто потому, что делал так раньше. Ну а если станет совсем невмоготу — можно как сегодня съездить на безлюдный пляж или даже выйти в открытый океан на яхте, где некому будет за ним наблюдать, и выпустить всё. Время эмоциональных срывов осталось позади, и это означало, что отныне Логан Экхолз должен вести себя достойно.

Что ж, завтра, если всё разрешится и при условии, что до того момента ничто не выведет его из себя снова, Логан готов был ответить на пару вопросов на камеру так, чтобы это нельзя было использовать против него, и сегодня стоило продумать формулировки и настроиться на дальнейшее спокойствие. Что бы ни решил суд, как бы к нему ни относились теперь люди, он больше не позволит эмоциям управлять собой и определять свою судьбу. И искать неприятности на собственную задницу тоже не станет.

Дик обнаружился, как всегда, у бассейна. Сидел со стаканом мохито, а на столике рядом с ним были выставлены рюмки, блюдце с тонко нарезанным лимоном и ведёрко со льдом, в котором стояла запотевшая бутылка текилы.

— Ты долго, всё в порядке? — привстал он, услышав шаги.

— Вполне, — искренне кивнул Логан, усаживаясь на соседний шезлонг.

— А что с выражением лица? — не отстал Дик и тут заметил кровь на его руках и резко выпрямился. — Логан! Какого хрена?!

— Всё нормально, — успокоительно улыбнулся тот. — Нужно было выпустить пар, я не придумал ничего лучше, чем попинать скалы.

Дик настороженно смотрел на него, но страх из его глаз постепенно уходил.

— Я не совсем идиот, — хмыкнул Логан, — и кидаться в драку, когда на мне висит убийство, не стану.

— Да что ты говоришь, — проворчал Дик, смотря, как из ведёрка извлекается бутылка, а её место занимают разбитые руки Логана. — Не ты ли год назад…

— Я изменился, Дик, — перебил он, открыто встречая взгляд друга. — Вот прямо сейчас и изменился — пока пинал скалы. Давно нужно было подумать об этом, но пока обстоятельства не вынудили, я лишь морщился да отмахивался. Мне не двенадцать, чтобы истерики были простительны, неумение контролировать себя для взрослого человека — позор. Нельзя просто наорать на того, кто тебе не нравится, нельзя спрятаться под одеялом. Пора взрослеть не только телом, но и разумом. Мы оба с тобой уже не дети, пора начинать отвечать за себя и свои действия. Я готов к этому.

— Ты сейчас о чём? — не понял Дик.

— Да обо всём, — досадливо поморщился Логан, ставя ведёрко себе на колени. — На что мы тратим свою жизнь? Чем мы занимались в последние месяцы? Мы привыкли, что за нами всё подтирают — отцы, адвокаты. Знаешь, что я делать во время слушания?

— Что? — растерянно спросил Дик.

— Отвечал на экзаменационные вопросы колледжа.

— В смысле?

— Сэм решил, что мне не стоит «присутствовать» во время суда, чтобы я не психанул, не ляпнул чего лишнего и не испортил ему всё, ну и подсунул мне вопросы, что дают на вступительных экзаменах. Ты вот думал про колледж? Чем ты собирался заниматься? Пить, сёрфить? Что ещё?

— Логан…

Но тот покачал головой, не позволяя себя перебивать.

— Пора брать себя в руки. Текилу убери, у меня с утра суд, пить сегодня я не стану точно. Как оправдают — если оправдают — тогда выпьем. Но не нажрёмся, Дик, с этим для меня покончено. Выпьем, отметим и займёмся собственными жизнями. Знаю, учёба тебе до лампочки, но… Давай со мной, а? Не обещаю, что колледж станет чем-то потрясающим, но…

— Давай тебя сначала оправдают, — осторожно возразил Дик. В процессе неожиданного серьёзного разговора он сел и теперь не знал, как быть. Пить расхотелось, но пара выпитых коктейлей затрудняла осознание поднятых вопросов. — Да и не возьмут меня, ты же знаешь, наверное, я едва минимум баллов набрал.

— Деньги у тебя есть, оплатишь какую-нибудь нужную колледжу хрень — и вуаля, ты студент. Но только если ты действительно готов учиться.

— А ты?

— Придётся, — дёрнул плечом Логан. — Сэм, конечно, приложит все силы, чтобы разморозить счета, но пока убийство отца не раскроют, шериф может затягивать процесс столько, сколько ему вздумается, а значит, вступление в наследство откладывается непонятно на какой срок, и я останусь без средств к существованию — условия траста недвусмысленны и железны. Хорошо хоть страховку на дом я на всякий случай переоформил на своё имя после ареста отца, так что за дом я получу деньги…

— Живи у меня, — быстро вставил Дик. — Серьёзно, Логан, зачем тебе «Гранд-отель»? Тут вон сколько комнат…

— Твой отец когда-нибудь вернётся… И Кэндалл…

— Отец пытается договориться, но при самом идеальном раскладе ему всё равно придётся отсидеть несколько лет, так что даже если он завтра прилетит домой, сюда, — Дик обвёл широким жестом окружение, — он попадёт нескоро. А Кэндалл… Не знаю, от неё нет вестей, телефон отключён… Ну и пока отца нет, я принимаю решения.

— Она вообще в порядке?

Не то чтобы Логану было дело до Кэндалл, решившей, что юный любовник — лёгкая добыча, и его можно развести на деньги или даже брак, а потому посланная далеко и прямым текстом, но столь длительное отсутствие даже ему показалось странным.

— Без понятия. Она большая девочка, а я не обязан за ней следить. Так что, перевезёшь вещи?

Логан внимательно посмотрел на друга и медленно кивнул.

— Спасибо, Дик.

— Брось, — притворно засмеялся тот, — ты же понял, что я тупо не хочу оставаться совсем один в огромном доме.

— Дик… — Логан запнулся, сомневаясь, стоит ли это говорить, но всё-таки решил озвучить кое-что из своих размышлений и подвести друга к необходимости перемен. — Я знаю, но ведь это не главное? Я понял перед судом, что сам себе усложнил жизнь, притворяясь хуже, чем есть на самом деле. Не повторяй моей ошибки. Не веди себя как задница лишь потому, что считаешь, что все ждут от тебя такого поведения. Я же знаю тебя, ты совсем не такой. Не надо стыдиться благородных порывов.

— Блядь! Ты кто такой и что сделал с моим другом?! — нервно рассмеялся смутившийся Дик.

Но Логан не позволил свести всё к шутке.

— Пришло время взрослеть, Дик. А прошлое оставить в прошлом. Можно сказать, что старого Логана Бивер убил на той самой крыше.

— Не грузи меня, — помрачнел Дик, и по молчаливому соглашению они оба больше не поднимали эту тему.