ElfQuest (драбблы) (джен)

Ничто не вечно. У всего рано или поздно бывает конец, даже у того, что казалось незыблемым.

Жаль, Рейек понял это, только когда его собственные силы были на исходе.

«Я страж темницы на веки вечные. Я сам — темница».

Эти старые слова сейчас кажутся глупым ребяческим бахвальством. Рейек запрокидывает голову, смеется — и смех его похож на сиплое карканье. Горло пересохло, дерет морозом, и Рейек придвигается поближе к костерку. Он почти не чувствует холода, но живой огонь, потрескивая, хоть немного нарушает тишину стылого леса.

Тишину, которая всегда полна зловещего шепота.

У его безумия черные губы и протяжный вкрадчивый говор. У его безумия вечно сощуренные хитрые глаза, заглядывающие прямо в душу. Его безумие выучило каждый уголок этой исстрадавшейся души — и вот-вот одержит победу.

Поэтому тишина сейчас — тишина, и только потрескивают горящие сучья.

Ей уже нечего говорить, незачем лгать и хитрить. Довольно лишь немного подождать. Рейек чувствует свернувшийся в его разуме холодный обжигающий ком. Чувствует — и уже ничего не может сделать.

Ничто не вечно, и темница скоро будет разрушена.

Он все чаще теряет контроль, и с каждым разом все тяжелее забирать власть над собственным телом. Рейек помнит: это началось, когда он позволил себе слабость в первый и последний раз. Тогда погиб Экуар. Его глаза, до самого последнего момента полные теплого сочувствия, порой виделись во снах, и почему-то становилось легче. Но эти сны не приходили уже давно.

Сворачиваясь клубком, обнимая себя руками, он знает: их больше не будет. Не будет снов, не будет огня, не будет его. Будет змея, запертая в послушном ей теле.

Он уже не знает, говорила ли она правду хоть когда-нибудь. Не знает, действительно ли любил её — или это было очередным обманом? Не знает, кто он и зачем — лишь смутно помнит, что ушел подальше, забился в глушь, надеясь, что змея никому не причинит вреда. Хотя бы не сразу.

Измученный дух уже ничего не хочет чувствовать. Но все еще что-то тревожит. Мерещатся теплые ласковые руки, мерещатся тяжелые локоны, упавшие на лицо. Зеленые, а вовсе не черные глаза, что смотрят с печалью и любовью.

Она молчит. Не просит сдаться, не говорит, что все наконец-то хорошо. Просто молчит.

И, когда рушатся стены темницы, Рейек даже благодарен, что последней ложью стало лицо Литы.

* * *

У Рейека между бровей глубокая складка. Раньше она появлялась, только когда он гневался. Сейчас не уходит, даже когда он спит. Лита прикасается к этой складке, пытается разгладить кончиками пальцев, но не выходит, и дар лекаря не может ей помочь. Может только дать отдых чужому духу, забвение, столь нужное лекарство.

Хранители окутывают исхудавшее тело Рейека паутинкой, погружая в сон, и Лита отступает назад. Ей горько и стыдно. Что так долго искали выход, что так долго искали самого Рейека. И в то же время — радостно. Они успели. Рейек справился. Он жив, она исцелит его, и все будет хорошо.

Она отворачивается. Рубака ждет у дверей, смотрит внимательно и пытливо. Он уже давно не ревнует, это просто беспокойство за свою спутницу. И Лита упрямо поднимает голову, расправляет плечи. Протягивает руку.

«Идем, любимый. Ему нужно отдохнуть, а мне — доделать начатое».

И Рубака кивает, протягивая кристалл, в котором мечется черный вихрь. Душа Винноуил, которая наконец обретет исцеление.