Затянувшаяся авантюра (джен)

— Как наши дела, Антонин? Вам понравилась лаборатория? — спросил Гриндевальд, зайдя в тускло освещённую комнату, где я, воспользовавшись его позволением, устроил себе читальню.

Вот уже несколько недель прошло после достопамятной беседы в Костинице, где я не только познакомился со многими соратниками Геллерта, но и, заручившись его поддержкой, приобрёл возможность дни напролёт проводить в его обширной библиотеке и не менее шикарной лаборатории. Не знаю, какие средства потребовались Гриндевальду, чтобы собрать фактически все знания по Тёмным искусствам в одном месте, но ему это удалось. Здесь можно было даже полистать «Толкование всего презлейшего» — книга, что была запрещена на всей территории магической Европы, книга, единственный известный мне том которой хранился в Запретной секции Хогвартса. До этого момента я считал, что больше нигде её нет, но, как оказалось — я ошибался. Но главным потрясением для меня в библиотеке Гриндевальда, формально принадлежавшей Аненербе, было найти полное собрание сочинений моего отца. Оно было тоже запрещено к публикации всеми магическими издательствами, поэтому даже у меня в доме не сохранилось ни одной отпечатанной страницы из работ моего отца, лишь его старый дневник, который я смог спрятать после смерти родителей до прихода цензоров. Цензорами в магическом научном мире называли особый мракоборческий отдел, занимавшийся в основном уничтожением неугодных магическим правительствам публикаций и работ одарённых магов, которых чаще всего после этого клеймили незаслуженно «тёмными».

Хотя, не скрою, мои родители, особенно отец, были именно такими «тёмными» волшебниками, которых побаивалась магическая Европа. Именно благодаря отцовским дневниковым записям я смог стать мастером малецифистики.

— Кхе, кхе, — осторожные покашливания прервали мои размышления, и я недоуменно воззрился на Гриндевальда, совершенно забыв к тому времени, что он здесь.

— Антонин, как вам моя лаборатория? — вынужден был переспросить меня Геллерт.

— Прекрасно, но я не могу понять одного. Неужели вы назвали меня другом, чтобы я утоп в эйфории при виде всего этого? — задав вопрос, я обвёл рукой лабораторию, которая, к слову, и правда была создана из передовых технологий магической части человечества.

— Ну что вы! — усмехнулся Гриндевальд. — Конечно, это всего лишь верхушка айсберга, и пригласил я вас не только для того, чтобы вы перечитали мою библиотеку и разбили несколько колб в лаборатории. Как я говорил, у меня на ваши умения большие планы. Поэтому сейчас я прошу отвечать вас как никогда честно.

— Хорошо, я слушаю вас! — отложив книгу, которую все это время держал в руках, подобрался я, усевшись поудобнее на диванчике.

Геллерт присел рядом и несколько секунд пристально смотрел мне в лицо молча, пока я не ощутил словно лёгкую щекотку у себя в голове.

Тряхнув шевелюрой, я сбросил зрительный контакт и, вскочив, произнес, выхватывая палочку:

— Легилеменция? Чего, чего, от вас я такого не ожидал, Геллерт!

— Вы должны понимать, Антонин! — даже не поднявшись и не смотря в мою сторону, ответил Гриндевальд.

— Что именно, Геллерт? То, что мы друзья по вашему заверению, и вы спокойно роетесь в моих воспоминаниях?

— Что вы, Антонин! Уберите палочку, она вам не нужна. Да, я использовал легилеменцию, но прошу меня простить. У меня очень трудное время, мне постоянно мерещатся враги. И вас я стал проверять по въевшейся весьма зловредной привычке. Так не должно вести такому, как я. Такой специалист, как вы, просто не мог стать моим другом. Это кажется вам бессмысленным? Да так оно и есть! Я привёл вас сюда, называя вас другом, и я же боюсь вас.

— Вы? Вы боитесь меня? — переспросил я, поражённо уставившись на Гриндевальда. — Позвольте, но это бред, Геллерт. Многие ваши идеи кажутся мне моими, поэтому я и считаю вас своим другом. Вы, видимо, слишком устали, поэтому сейчас я вынужден вас попросить провести мне экскурсию по этому великолепному замку. Я здесь уже несколько недель, а ничего не видел, кроме лаборатории и библиотеки, которые, к слову, не перестают меня удивлять. Как вам удалось достать собрание сочинений моего отца? Их же уничтожили цензоры, даже в моем доме не сохранилось ни одной записи.

— Ах, это? Не сочтите за хвастовство, но много, очень много исследований в области малецифистики ваш отец провёл для меня. Поэтому самый первый экземпляр своих опубликованных рукописей он вручил мне.

— Мой отец работал на вас? — от шока я не нашел ничего лучше, чем усесться на диван рядом с Гриндевальдом.

— Да. Позвольте, но пока я сохраню в тайне большую часть этой истории. Вы хотели увидеть замок?

— Да, — тихо проговорил я, глядя куда-то вдаль и силясь поверить в услышанное. Мой отец работал на Гриндевальда. Возможно, даже благодаря заказу Геллерта он и погиб.

— Ваш отец был смелым человеком, он не гнушался использовать так называемую тёмную магию для общего блага, — словно поняв, что сейчас происходит в моей голове, произнёс Гриндевальд. — Смею вас заверить, Антонин, к его смерти я не причастен. И скорблю вместе с вами. Это была инициатива вашего отца. Даже использовав все мои немалые возможности и проведя полномасштабное расследование, я до сих пор не знаю, чего ваш отец хотел достичь в том злополучном эксперименте.

— Он хотел создать… — начал я отвечать, повернувшись к Геллерту, но неожиданно сам для себя замолк, а после секундной заминки попытался перевести тему: — Вы покажете мне замок, или мы так и будем предаваться горьким воспоминаниям?

— Хорошо! — усмехнулся Гриндевальд. — Но к этому разговору мы ещё вернёмся. Пойдёмте!

Он поднялся с дивана и прошёл к двери. Открыв её, он с удивлением посмотрел на меня:

— Вы идёте или нет?

Улыбнувшись своим мыслям, я поднялся и тоже прошёл к двери. Повернувшись лицом к Геллерту, я произнёс:

— Пойдёмте!

Через несколько минут ходьбы по бесчисленным прямым коридорам Гриндевальд привёл меня в зал, который не только поразил меня своим убранством, но также заставил крепко задуматься. Само устройство этого зала было странно — двенадцать колонн высились в восьмиугольной комнате, на полу которой было выложено мозаикой «чёрное солнце», древний тибетский символ, который ныне очень часто путали неизвестно почему с тёмной магией. Посреди мозаики горел огонь, по языкам пламени было видно, что он не был сотворён маглами.

— Нравится? — спросил Гриндевальд, с лёгкой улыбкой смотря на меня, восторженно озирающегося вокруг.

— Да, очень красиво. Как называется этот зал?

— Зал баронов. Вы, наверное, заметили «чёрное солнце»?

— Да, древний тибетский знак возрождения. И удивлён, зачем он здесь.

— Неужели вы до сих пор не поняли, что любые виды магического воскрешения привлекают меня, Антонин?

— Геллерт, но почему именно здесь?

— Ответ кроется в подвалах этого замка. Здесь покоится Ариминий — вождь, когда-то сокрушивший Рим. Мало кто знает, что он был волшебником, намного могущественнее, чем даже пресловутый Мерлин!

— Такого я не знал. Я помню, что именно под предводительством Ариминия были сокрушены легиона Рима в Тевтобургском лесу, но то, что он был магом, я слышу впервые. И вы хотите его воскресить?

— Нет! — словно удачной шутке, улыбнулся моему вопросу Гриндевальд. — Конечно же, нет. Он нужен мне для иных целей. Одно из исследований вашего отца нашло решение совершенно непостижимого ранее дела. Теперь, благодаря ему, мы можем отбирать магическую мощь у давно мёртвого мага. Видите огонь? Вас не удивляет его цвет? Даже магический огонь имеет совершенно иной оттенок.

— Как-то раньше не замечал. Я редко балуюсь огнём. Но как такое возможно?

— Дух Ариминия был поднят и перевоплощён в лича, которого сковали словами древней магии. Теперь он источник огромной мощи, больше ничего. Но я всё-таки хотел поговорить с вами о другом. Так что же пытался создать ваш отец в последнем своём эксперименте? Артефакт? Или новое магическое существо?

— Я не знаю, как вам ответить, Геллерт. Это сложно.

— Не вижу ничего сложного, Антонин.

— Артефакт, Геллерт, артефакт. Он пытался повторить святой Грааль.