Том Реддл и Тайная комната (джен)

Когда справедливость исчезает, не остается ничего, что могло бы придать ценность человеческой жизни.

(с) Дневник Тома Реддла

1943 г., апрель

Защита от темных искусств была одним из любимейших предметов у студентов Хогвартса. Особенно внимательными слушателями являлись студенты факультетов Слизерина и Гриффиндора. В классе стояла идеальная тишина. Пятикурсники обоих факультетов скрипели перьями в унисон, и даже Эйвери, которому обычно тяжело спокойно сидеть на месте, был полностью увлечен лекцией профессора Вилкост.

— Проклятию марионетки может быть подвержен любой человек. Не имеет значения, волшебник он, сквиб или маггл.

Я считал эту фразу нелепой, но послушно записал ее в конспект вместе со всеми. Лекции по непростительным заклинаниям с некоторых пор стали комичны. Война с темными волшебниками в Европе исказила умы чиновников в британском Министерстве магии. Из газет и учебников исчезли «Авада Кедавра», «Круциатус» и «Империус». Теперь они назывались не иначе, как «Убивающее заклятие», «Изуверское заклятие» и «Проклятие марионетки». Если Министерство надеялось, что это оттолкнет юных волшебников от изучения запретных заклинаний, им стоило бы взглянуть на этот жадный блеск в глазах Мартена Эйвери.

— Темный волшебник может наложить проклятие марионетки почти на любое животное — за исключением существ с врожденной защитой от магического воздействия. Ярким примером являются драконы.

На столе профессора стоял большой аквариум с жирной серой крысой. Ее маленькие красные глазки зло уставились на студентов. Крыса не могла знать, какая участь ее ждет, но ничего хорошего она не ожидала.

— Кто еще, по вашему мнению, может сопротивляться проклятию марионетки?

Тонкая рука изящно взлетела вверх.

— Да, мисс Хиггс.

— Профессор, как насчет обскура?

Я едва не поперхнулся воздухом. Марджери Хиггс никогда в руках не держала ничего тяжелее глянца. Не знал, что в модных журналах пишут о столь темной магии. Однако когда Лестрейндж, сидевший рядом с девушкой, кинул на меня виноватый взгляд, я все понял. Марджери была то ли слишком глупа, то ли слишком бесстрашна, благодаря чему она не только путалась с Лестрейнджем, но еще и повторяла за ним все, что бы он ни сказал.

Она смирно сидела, хлопая своими длинными ресницами, пока профессор Вилкост медленно надвигалась. Выцепив из вороха письменных принадлежностей спрятанную Марджери улику, профессор поднесла ее к своим зорким глазам. Это была тонкая книжка с портретом юной и очаровательной (уверен, не обошлось без чар) волшебницы и переливающимся заголовком «Любовь и страсть Нью-Йорка». По рядам студентов пробежал смешок. Похоже, министерский отдел цензуры недооценил информацию, которую может скрывать в себе «изящный» слог подобных мемуаров. Я не знал, что там произошло в Нью-Йорке, но догадывался, что это как-то связано с обскуром, что и объяснил своей подруге Лестрейндж.

— На моих уроках мы обсуждаем только то, о чем написано в учебнике, мисс Хиггс, — ледяным тоном произнесла профессор. — Впредь оставляйте ваши сплетни за дверью. Книгу заберете после занятий, разумеется.

Марджери попыталась возразить, но неожиданно дверь в класс оглушительно громко заскрипела. Все дружно обернулись. На пороге стоял взволнованный пуффендуец и ловил ртом воздух. Профессор Вилкост подняла руку, останавливая его попытку что-то сказать, словно и так знала, что услышит.

— Оставшееся время урока посвятите чтению главы на странице четыреста семнадцать. Мистер Реддл, как староста факультета, вы, надеюсь, проследите за порядком в мое отсутствие.

Ничего более не объясняя, профессор Вилкост взяла со стола свою остроконечную шляпу и направилась к выходу. Это не могло не вызвать моего любопытства. Я поймал взгляд пуффендуйца и проник в его разум. «Лес... страх... беглец...» — образы, что я успел уловить прежде, чем зрительный контакт оборвался, и дверь за пуффендуйцем и профессором захлопнулась. Альфард Блэк, сидевший рядом со мной, не теряя времени зря, уронил голову на пергамент и мгновенно уснул. Никто этому не удивился — образ жизни капитана факультетской сборной по квиддичу изрядно изматывал. Остальные тоже расслабились и принялись болтать друг с другом, и лишь немногие действительно стали читать учебник. Любовь к предмету отходила на второй план, когда можно было обсудить проблемы более насущные. Я потянулся за книгой по темнейшим искусствам, взятой в библиотеке, вполуха слушая, о чем разговаривают в классе.

— Так что за обскур? — живо поинтересовалась Кассия Малфой, повернувшись к Марджери, своей лучшей подружке.

Та самодовольно вздернула острый подбородок и назидательно произнесла:

— Обскур — это паразит, который появляется в ребенке-волшебнике... который долгое время скрывал и подавлял в себе магические силы.

— А зачем он это делал? — фыркнула Кассия.

— Потому что жил в семье магглов, — подключился к разговору Эйвери, ухмыляясь. — Летающие по дому предметы их обычно пугают.

— Да! Волшебный дар у магглорожденных — это вовсе не дар, а проклятие. — Марджери наставила свой длинный черный ноготь на гриффиндорцев.

Грязнокровка Ванесса Пламмер, попавшая под прицел Хиггс, закатила свои огромные глаза, но предпочла промолчать. По удивительному и жестокому совпадению весь пятый курс Слизерина состоял из чистокровных волшебников, за исключением меня. Лестрейндж, Эйвери, Хиггс, Малфой, кузены Гринграсс и Блэк — золотой состав магической аристократии и бескомпромиссных снобов. Тогда как среди пятикурсников Гриффиндора из чистокровных были только рыжая Колетт Уизли и темнокожая Джаки Бруствер. Обе, разумеется, поддерживали грязнокровок, с которыми учились, из-за чего вражда между факультетами на нашем курсе всегда была на грани драки, и слизеринцы обожали провоцировать гриффиндорцев.

— Если мы не можем посвятить родителей-магглов в тайны магического мира — нужно изъять ребенка-волшебника из такой семьи, — предложил Эйвери.

— Лишить ребенка родителей? Какая чушь, — не выдержала Джаки с гриффиндорской половины класса, подняв голову от учебника.

— Эй, никогда не щекочи спящего дракона, Бруствер, — процитировал девиз школы Мартен Эйвери, вызывающе ухмыляясь. — Или тебе спокойнее жить, зная, что в мире есть сотни бомб, способных рвануть в любой момент?

Джаки не нашлась, что ответить по существу, хотя в ее глазах я увидел бурю эмоций.

— И что с ними делать? Содержание магглорожденных недешево обойдется, — сказал Лестрейндж так, будто уже подсчитывал в уме расходы.

— А что, если это и правда проклятие, и его можно снять? — продолжала гнуть свою линию Марджери Хиггс. — Откуда у магглов магические способности? Они же ненавидят магию. Годами ведьм и колдунов на кострах сжигали. Может, их какой-то хитрый волшебник проклял в отместку?

— Да нет, просто некоторые колдуны готовы и с пола есть, и магглов трахать, — ехидно ответил Эйвери. — Так ведь, Бруствер? Это же у тебя бабушка была магглой?

— А магические силы, по-твоему, это венерическая болезнь? — отозвалась Джаки с насмешкой.

— Ну, ты почитай как-нибудь, что такое телегония, расширь свой кругозор, — в тон ответил Мартен.

— Отвратительно. — Кассия брезгливо поморщилась.

— Правда магглой? — переспросила Марджери и протянула: — Тогда понятно, почему твой брат сквиб.

Джаки с силой захлопнула учебник, отчего мирно сопевший Альфард Блэк подскочил на месте и осоловело заозирался. Гриффиндорцы разом замолчали. Напряжение в воздухе стало настолько осязаемым, что его можно было резать ножом.

— Да с чего ты взяла, что это связано? — горячо возмутилась Колетт Уизли, уговаривая Джаки остаться на месте.

— А почему нет? Не зря маггловскую кровь называют грязной, — пожала плечами Марджери.

Джаки вырвалась из рук подруги и бросилась в сторону слизеринцев. Заклинание, сорвавшееся с ее палочки, врезалось в «протего» Лестрейнджа и рассыпалось искрами, что стало сигналом к драке. Заряженные негативом студенты повскакивали со своих мест и нацелили друг на друга палочки. Такой поворот событий был настолько привычным, что я даже от чтения не оторвался, пока наколдовывал стену защитных чар, разделяя класс на враждующие половины. Я был бы не против поглядеть, как эти идиоты калечат друг друга, но порядок в классе был под моей ответственностью. К сожалению, моего заклинания не хватило для того, чтобы их утихомирить. Увидев, что заклинания не достигают цели, они опустили палочки и продолжили переругиваться.

— Возьми свои слова назад!

— Так горька на вкус правда, Бруствер?

— Может, перестанете быть такими уродами?

— Следи за языком, вас никто не оскорблял!

— Да вы только этим и занимаетесь!

— Оскорбление — это ваше существование!

— А ты не лезь вообще!

На этот раз пятикурсники вцепились друг в друга крепко. Лишь Альфард и Гринграсс сидели с непроницаемыми лицами. Я с досадой оторвался от книги и накрыл скандалистов снежным вихрем. Крики сменились на клацанье зубов, однокурсники затряслись от холода и недовольно посмотрели в мою сторону.

— Не заставляйте меня привязывать вас к стульям. Сядьте и успокойтесь, — приказал я.

Слизеринцы, поколебавшись больше для виду, вернулись на свои места. Распаленным гриффиндорцам потребовалось чуть больше времени на то, чтобы угомониться. Но тут Альфард Блэк наклонился ко мне и негромко спросил:

— А куда делась крыса?

Аквариум на столе профессора Вилкост был пустым. Выбраться из него самостоятельно крыса не могла. Странно, куда она пропала? Оглушительный визг Марджери Хиггс стал ответом на мой вопрос. Снова началась суматоха. Выпавшая из капюшона Марджери жирная крыса побежала между рядами, заставляя всех в классе шарахаться прочь.

— Мерзость! Какая мерзость! — кричала Марджери.

Ванесса Пламмер злорадно скалилась и многозначительно переглядывалась со своими дружками, не оставляя сомнений в том, чьих рук это было дело. А ведь я ясно велел всем сидеть и не дергаться. Как-то слишком часто на моем пути встает эта хамоватая и наглая грязнокровка.

* * *

Что-то хрустнуло у меня под подошвой. Я поднял ногу и увидел пожелтевший от времени крысиный скелет. Тишина давила на уши, а тени дрожали от света, играя с воображением. В очередной раз я оценил обстановку Тайной комнаты на Превосходно. Беседовать со статуей мне нравилось — я мог свободно говорить о том, что никому другому бы не доверил, а мой собеседник явно истосковался по общению. Единственное, я до сих пор не выяснил, что за чудовище скрывается здесь.

— Ужас Слизерина прячется в тени от страха?

— Наглец, — прошипела статуя. — Стоит тебе увидеть меня, и ты умрешь.

Я улыбнулся. Этой информации мне хватило.

— Тогда, полагаю, я знаю, кто ты.

Существо, которое говорит на парселтанге и убивает одним лишь своим видом. Конечно же, это василиск — огромный ядовитый змей, впервые созданный Герпием Злостным, еще одним моим предком. Ох, сколько выдающихся темных волшебников я нашел в своем фамильном древе, пока искал своих ничтожных родителей.

— И я нашел для нас первую жертву.