Маленькая история про волшебную любовь Дадли (джен)

Как домой вернулись, вообще не помню. Как мешком по башке треснули.

Мать была в ужасе от моего вида. Отец так сильно нахмурился, когда увидел, во что я одет. Я понял, что и со мной теперь не будут разговаривать.

Родителей я люблю. Как их можно не любить?

У нас с мамой была игра такая в детстве: я начинал орать и требовать игрушек или сладостей, а она прыгала вокруг и уговаривала успокоиться. Нам прям здорово от этого было: я свой гнев выплескивал, а она просто веселилась. У неё вообще классное чувство юмора.

Хотя, когда отец в первый раз это увидел, решил, что мы всерьёз, и хорошенько отходил меня ремнем. Лупил и приговаривал: "Через задницу точно запомнишь, как себя вести с матерью, сосунок".

Мама потом с ним поговорила, всё объяснила, и он включился в игру.

А зачем мне чего-то у них просить? Они и так мне всё давали. Даже больше. Я у отца поздний ребёнок, и брак этот у него второй. В первом с детьми вообще не выгорело. А во втором — вот, я.

Так что, когда мы ввалились в прихожую, отец глянул на меня и отвернулся, а мама побелела как простыня. Я кивнул Поттеру на лестницу, а сам завалился в гостиную.

Поттер постоял ещё на ступеньках, видимо, ждал представления.

И я его не подвел.

Чувствовал, что только так могу исправить ситуацию.

Грохнулся на пол — бля, всё мамины статуэтки, вазы и цветы с горшками подпрыгнули, клянусь! — и начал лупить руками и ногами по воздуху.

— Хочу быть волшебником! — голосина у меня ого-го. Небось вся округа услышала. Но мне даже стыдно не было, чего только не сделаешь, чтобы семья не развалилась.

Мама тут же вскочила с дивана и начала бегать вокруг меня. Те, кто знает мою маму, ни за что не повелись бы на этот цирк. А для всех остальных мы выглядели как бешеный испорченный детина и его дура-мамаша.

Поттер тихо заржал на лестнице, а потом сбежал к себе в комнату.

Ну и правильно. Не на что ему тут смотреть. Это наше. Семейное.

— Дадличек-малипусечка, солнышко моё ненаглядное, мы тебе купим волшебство. Хочешь, завтра пойдем и купим сразу два. Будешь волшебником. Самым настоящим.

Как я удержался от ржача, не знаю. Мама, правда, в этом хороша.

— Больше никаких ненормальных в моем доме! — грохнул отец. До него уже дошло, но он ещё не отошёл от первого шока, чтобы включиться в игру.

— Хочу-у-у! — я натурально завыл. А вот всхлипы получились сами по себе — смех душил, зараза такая. В самый, блядь, ответственный момент.

— Вернон, милый, не пугай ребенка. Он всего-то хочет волшебство. Мы же ему купим, правда?

Отец прикрыл лицо ладонью. Мы с матерью замерли. Вот он — момент истины. Или отец с нами, или он будет злиться до конца лета минимум.

— К-какое волшебство ты хочешь, Дадличек? — его голос дрожал.

Я расцвел широкой улыбкой. Серьезно, даже щеки заболели.

Вскочил с пола, подошёл к отцу и подал руку. Минуту он смотрел на неё и на меня.

На руку.

На меня.

На руку.

На меня.

— Ладно, сын. Я жду объяснений, — его рукопожатие было крепким и теплым. Мужским. Он меня простил.

Я стянул эту тряпку через голову. Понятия не имею, как её вообще носят эти ненормальные. Мешок, а не одежда. Облегчённо выдохнул. Сел на свободное кресло.

Наверное, нужно было начать с Поттера. Объяснить, что эта мелочь зачуханная в этом году совсем сдала. И я чувствую за него какую-никакую ответственность. Но я сказал совсем другое.

— Я встретил девушку.

Мама удивлённо приподняла бровь. Она так умеет. Один взгляд, а сразу всё понятно.

Отец крякнул.

— Ну, пора бы. Сколько тебе? Шестнадцать уже.

— Да.

Я помолчал, собираясь с духом.

— Она из этих? — спокойно спросила мама.

Мама у меня самая лучшая. Серьезно, во всем мире второй такой не встретишь.

— Да.

Отец медленно выдохнул, и звучало это так, будто из проткнутой шины тонкой струей выходит воздух.

Я почувствовал себя убийцей.

Мама налила отцу бренди ещё прежде, чем он что-нибудь сказал. Она всегда знает, как правильно сделать.

— И… какая она? — спросил отец после большого глотка.

— Она… — я запнулся. Наверняка покраснел, как рак. — Я её сегодня в первый раз увидел. Она была с подругами, но я их не видел. Она будто центр мира. Мам, пап, я таких никогда не видел. Когда она смеётся, она…

Отец захохотал. Мама ласково улыбнулась.

— Ну понятно, сын. А родители у неё кто?

Я запнулся.

— Не знаю. Всё, что знаю — её зовут Ханна. Она с Поттером учится в этой их школе.

— Нужно разузнать, — беспокойно сказала мама.

— Я… всё узнаю.

— Ладно, сынок, — папа тяжело вздохнул. — Иди к себе. Мы с мамой тут ещё посидим. И не носи ты это тряпье. Мы лучше потом съездим за нормальным деловым костюмом для тебя.

Я кивнул и вышел.

Пусть обдумают.

* * *

Поттер закрылся у себя. По-любому думал, что отец прибежит на него орать. Он же не знал, что отец его за пустое место считает.

— Эй, дохляк, открывай.

Я постучал к нему, но в комнате было тихо. А потом раздался такой тихий-тихий стон. На грани слышимости. Я бы даже подумал, что нарвался на его дрочку, но… это же Поттер. Этот шизик даже со своей Гермионой общался, как с пацаном.

— Поттер? — я постучал сильнее.

Стон оборвался, а потом прозвучал снова. И такая боль в нем слышалась, что я не выдержал.

Дверь соскочила с петель от одного моего толчка. Я тогда ещё подумал, что нужно отцу сказать, чтобы двери во всём доме поменял — это же позор. И тут увидел Поттера.

Он лежал на своей кровати — одеяло сбилось в гнездо — и крепко сжимал себя ладонями. Такой комок боли.

Лицо даже не белое — серое, шрам кровавым росчерком на лбу, и кровища из носа хлещет.

— Блядь.

Сам не заметил, как схватил его и вытащил из комнаты. Он весил как пушинка, в нем было-то килограмм пятьдесят. Руки-соломинки. И не захочешь, случайно сломаешь.

В общем, я его донес до ванны. Опустил внутрь прямо в одежде и включил воду на максимум.

Он был холодным как лёд.

Жопа какая-то.

— Мама!

Наверное, не стоило её тогда приплетать, но я, честно, понятия не имел, что делать.

Она влетела в ванну и громко охнула.

— Я сейчас.

Вот поэтому мои предки самые лучшие. Они ненавидели и боялись Поттера. Он принес им столько горя. Я б после такого просто его прихлопнул (а я тогда ещё не знал про случай на свадьбе и его ушлепнутых родаков).

И всё равно.

Вот он лежал в ванной, вода закрыла его щиколотки. Я поддерживал его голову, чтобы он ненароком не захлебнулся. А мать уже несла аптечку.

Входная дверь хлопнула — это отец пошел к доктору Гранту. Он жил на соседней улице и иногда помогал нам, когда странности этого выходили за рамки и были особенно разрушительны. Даже вопросов никогда не задавал. Может, он тоже был из этих, но мужик он был хороший. Отличный был мужик. Умер через пару лет. Его нашли в его собственном доме, зарезанного и замученного. Гребаные сатанисты и наркоши. Или бешеные эти.

В общем, мать сунула Поттеру нашатырь под нос. Тот дернулся, снова застонал, но глаза не открыл.

Я столько не ругался потом за всю жизнь. Но тогда не знал, как по-другому.

Кулаки хотелось кусать от беспомощности.

Вот лежит этот и умирает. А я ничего не могу сделать. Чувство было, как тем летом, когда я испугался, что у предков будут приступы.

Пришел доктор Грант.

Бегло оглядел этого. Похвалил, что мы его согреваем в ванной.

И правда, серость сошла, но мальчишка был всё ещё бледный как поганка.

Потом сказал, что, шрам воспалился, а это всегда опасно. А тут ещё рядом с головой. Нужно вскрывать и чистить рану, а потом антибиотиками лечить.

Тут отец резко заявил, что денег на больницу нет.

Доктор Грант кивнул и велел нести весь алкоголь, который есть у нас. А сам сел на пол возле ванны, открыл свой чемоданчик.

Этот мужик, кажись, был готов ко всему на свете.

Отец притащил пять бутылок дорогущего пойла. Грант смахнул пробку у одной и целиком вылил себе на руки. Бренди клубами разошелся в ванной.

— Через кожу алкоголь быстрее доходит, — сказал он.

Мать стояла у него за спиной и крепко прижимала руку ко рту.

Блядь. Такая ситуация паршивая была. И ведь никто, кроме Гранта, и не знал, что делать.

Только труп прятать, в случае чего.

Жопа.

Просто жопа.

Грант натянул перчатки, хлебнул из второй бутылки и достал бумажный пакетик.

Раз — и в его руках блеснул скальпель.

Ещё полбутылки он вылил на лоб и на лицо Поттеру. А потом лёгким движением махнул скальпелем прямо по шраму.

Мать зажмурилась, отец просто отвернулся, а я смотрел и смотрел. Никак не мог прекратить. А в голове крутилось, что, блядь, это слишком много для одного дня. И это просто херня какая-то. На такое я уж точно не подписывался.

Из шрама плеснул гной вместе с черной кровью. Он тек и тек, а доктор поливал его спиртягой. Такой дух алкашный стоял — просто жопа.

Не знаю, сколько это продолжалось, но в какой-то момент кровь потекла совсем обычная. Красная, как у людей. А Поттер хрипло задышал.

Доктор ещё немного полил на него бренди, потом достал из чемоданчика упаковку ваты и целиком извёл её на лоб задохлика.

Ещё шил, и я поражался тому, как аккуратно и легко работают его руки после почти бутылки бренди. Отец тогда знатно разорил свою заначку.

Сечете, да?

Они никогда добра от Поттера не видели, а так выкладывались.

— Ну всё, — Грант поднялся. — В постель его. Я выпишу антибиотики и обезболивающие. Не беспокойтесь, они не дорогие. И обрабатывать рану каждый день йодом. Месяц-два, и всё пройдёт.

— Сколько я вам должен? — голос отца дрожал. Видно, сильно его впечатлило, как гной с кровищей хлестали из Поттера.

— Вы уже расплатились, — доктор поднял обе руки с бутылками. Чемоданчик болтался на локте.

Чуть пошатываясь, он пошел к выходу. Отец его прямо до дома довел. Беспокоился, что тот где-нибудь по дороге сковырнется, да так и останется в кустах, пока копы не заберут.

Я вытащил Поттера из ванны. Мама аккуратно раздела его и растерла полотенцем. А потом донес его до спальни.

Сидел, глядел на него и думал, какая же дерьмовая жизнь у парня.

* * *

Очнулся он через пару дней. Мать даже переживала, что придется его кормить через специальную трубочку, а то помрёт ведь.

Но обошлось.

Очнулся. Температура была, конечно, но пожрал спокойно и всё, что мать принесла. Даже спасибо ей пару раз сказал. Оба такого не ожидали, а мама потом задумчивая ходила.

А я, пока он валялся, сходил с Пирсом на пару разборок. Помог ребятам. По итогам хиппарский табор снялся и ушёл куда-то на север: курить дурь и дурить малолеток подальше от нашего дома.

Пирс звал на парочку дел. На заброшенной стройке поселились бездомные, а в пяти километрах от города открылся какой-то супердешевый блядушник.

Но я отказался.

Натравил копов на оба места. Бездомных они загребли, а держатель блядушника откупился.

Удивительно, тогда столько всего происходило.

Я себе столько зарубок поставил. Отомстить очень хотелось. Это был наш дом. Маленький уютный Литтл-Уингинг, а его засирали все, кто хотел и мог. И никто, блядь, не шевелился, кроме кучки подростков.

В общем, когда Поттер очнулся, я был не в самом хорошем настроении. Меня поддерживала только мысль, что вот очнётся этот дохляк и поможет мне с Ханной.

Расскажет мне всё о ней, познакомит ближе.

Я представлял, как буду с ней говорить. Возможно, даже за руку возьму. Хотя, конечно, сильнее хотелось дотронуться до её губ. Пару раз даже просыпался посреди ночи в поту и с лютым стояком. Подростки, что поделать.

И в то же время понимал, что я ей не пара. Я грязный, злой и, как бы это ни звучало, на руках у меня уже была кровь.

Я помнил, как тот обдолбанный хиппи оказался у меня под кулаком. Как его лицо смялось. Как он упал и больше не встал. Как его товарищи закинули его в раздолбанную тачку и увезли, даже не проверив пульс. Как двенадцатилетняя девчонка, которую он обрюхатил, налетела на меня и лупила своими маленькими кулачками. А те её просто бросили. Оставили, пока сами драли когти. Её и ещё десяток малолеток. А у тех уже зубы шатались от сифилиса.

Как же мерзко тогда мы жили.

А потом я вернулся домой, принял душ, и сделал вид, что ничего не было.

Я утешал себя, что расчищаю мир для нашего с Ханной будущего. Какой же бред у шестнадцатилеток в голове...

И дети у нас будут золотоголовые. И я, и она — оба блондины. А глаза будут серые, как у неё, потому что мои блекло-голубые совсем не подходят маленьким прекрасным деткам.

* * *

— Ну что, Поттер, — завалился я к нему на третий день. Он сидел в кровати, привалившись к подушкам. Такой домашний лазарет. На щеках болезненный румянец, но выглядел он всё равно лучше, чем до всего этого. — Уже здоров? Погнали за очками? Будем тебе имидж менять.

Мальчишка рассмеялся.

Он и был-то младше меня на месяц, а чувствовалось, что на десяток лет. Я и сам себя чувствовал старше шестнадцати. Лет на сорок. Столько дерьма уже повидал.

Ну, этот задохлик не меньше, думаю, одного Седрика с этим турниром за глаза хватит.

— А у меня крестный умер, — неожиданно сказал он.

У меня глаза на лоб вылезли.

— Когда?

— В начале лета. Его убили Пожиратели смерти. Это наши… террористы.

— Жесть, брат, — я отодвинул стул и сел напротив него. — Как так вышло?

— Нас заманили в ловушку. Он пришел, чтобы спасти меня, а сам погиб.

По лицу потекли слёзы.

— Жопа.

Я похлопал его по руке. Как, блин, вообще на такое реагировать?

— Он был единственным моим близким...

— Ну, это херня, — оборвал его я. — У тебя же есть эта… Гермиона. И тот рыжий урод.

— Рон, — тихо поправил меня он.

— Рон, да. Ну и я тут. Гляди. Принес бы апельсинов, да бабла пока нету.

Он грустно улыбнулся.

— Дэ, ты же бываешь нормальным. Почему тогда ты?..

Он запнулся. Я криво ухмыльнулся.

— Бью малолеток?

Он пристыженно кивнул.

Я вздохнул.

И всё ему рассказал. Вообще всё. Даже Пирсу такого не говорил, а мы с ним кореша не разлей вода.

— Вот такая херня, Гарри, — закончил я.

— Это такое происходит у магглов? — Поттер смотрел на меня, широко раскрыв глаза. А в его зелёных глазелках отражалось всё.

— Ага. И уже не первый год. Как началось в восемьдесят пятом, так и тянется. Ну, я тогда совсем шкетом был, ничего поделать не мог. А сейчас могу.

Поттер покачал головой.

— У нас тоже сейчас неспокойно, — тихо сказал он. И тоже всё рассказал.

Ну, часть я уже знал. Ещё о части догадывался, просто без подробностей. И самое паршивое, что их мирок был таким крошечным, что хочешь не хочешь, всё равно окажешься в самом центре событий. Это у нас тут местные масштабы. По сравнению с проблемами страны — мелочи.

— А потом и Сириус умер, — выдохнул Поттер.

— Так это тебя твои кошмары накрыли тогда? — допер я. — И часто тебя так штырит?

— Да нет, — парень пожал плечами. — Пару раз в месяц, когда Лорд особенно злится или радуется. Я тогда вижу, как он пытает людей или убивает их. Паршиво это, Дэ.

— Паршиво, — согласился я. — Но разберемся.

Я уже твердо решил, что помогу разобраться. Наши с Ханной дети не будут жить в этом бардаке. Они будут жить в счастливом и спокойном мире.

Я так решил.