Пророчество для леди Рейвенкло (джен)

Утром после Имболка* (один из четырёх основных праздников кельтского календаря, отмечавшийся 1 февраля — прим. автора), когда впервые за несколько последних недель сквозь мутную завесу облаков с неба робко проглянуло солнце, к замковым воротам вдруг подъехала затейливо крытая повозка, запряженная парой великолепных лошадей. Их фырканье и топот копыт были, пожалуй, единственными живыми звуками на всю округу: ни вокруг озера, ни у подножия гор не было никакого другого жилья, кроме одинокого замка, отгороженного обледенелыми снежными заторами. Из повозки выбрался какой-то человек в алом плаще, отдал краткое приказание вознице (который тут же поспешил убраться восвояси), затем подошел вплотную к воротам и, вынув из-за пазухи волшебную палочку, трижды легонько стукнул по ним.

Елена Рейвенкло не знала об этом. Она уныло бродила по замковому парку, держа в руках сосуд с синим огнем внутри. Странное пламя согревало, но не обжигало, а стенки сосуда при этом оставались холодными. Сосуд ей вручила мать, предварительно проделав какие-то манипуляции волшебной палочкой. Первые несколько минут Елена восторженно разглядывала синий огонек, но очень скоро потеряла к нему всякий интерес. Ее томила скука; парк, обойденный ею вдоль и поперек еще в первые недели, не сулил никаких новых приключений, но все-таки здесь было гораздо лучше, чем в безлюдном замке с мрачными сводами и пустыми рыцарскими доспехами в углах. Елена побаивалась этих доспехов. Ей казалось, что стоит только отвернуться, как они оживут и бросятся в погоню. Порой, сидя у ног в матери в одной из гостиных, Елена пристально смотрела на эти латы, представляя, что вот сейчас железная голова медле-е-е-нно повернется в ее сторону, и она не сумеет сдержать вопль ужаса. Мать тогда будет очень ею недовольна — настоящая леди, по ее словам, должна всегда и во всем держать себя в руках. Несколько раз Елена просила ее убрать куда-нибудь страшные доспехи, но Ровена отвечала категорическим отказом. Впрочем, из комнаты Елены и двух гостиных, где они обычно сидели вдвоем, все-таки убрала. Однако доспехов было предостаточно в коридорах, и Елена всегда старалась пробежать мимо них как можно быстрее, не поднимая глаз и считая секунды до очередного поворота. «Рыцари» еще ни разу не пытались ее догнать, но она считала, что это всего лишь вопрос времени. Рано или поздно, когда она потеряет бдительность, легкомысленно решит, что это только пустые латы на подставке, какими они притворяются, повернется к ним спиной с абсолютной беспечностью… Вот тогда заскрипят старые железки, спустятся на каменный пол, поднимут над головой меч и побегут прямо на нее. Жуть!

Елена так и не получила новых солдатиков. Однажды, через несколько дней после прибытия, она несмело заговорила о них с матерью, но та, казалось, даже не услышала ее. Может, от того, что ей было попросту не до этого: с утра и до позднего вечера она с палочкой в руке приводила их новое жилище в порядок. Очевидно, замок пустовал довольно долгое время; внутри он выглядел очень обветшалым и запущенным. Пройдясь по комнатам в первый день и оценив их состояние, Ровена на несколько минут замерла, по-видимому, впав в ступор. Елена с беспокойством смотрела в ее застывшее лицо, гадая, не решит ли мать махнуть на все рукой и повернуть назад. Отчасти она хотела этого — в старом доме у нее, по крайней мере, были игрушки, по которым она уже успела соскучиться — но больше боялась, представляя себе реакцию отца на их тайный побег. Он не пощадит ни мать, ни ее. Пока Елена размышляла об этом, Ровена подняла голову, быстро провела по глазам рукавом и произнесла обычным своим невозмутимым тоном:

— Все изменится. Немного усилий — и замок будет загляденье. Вот увидишь, Елена.

Она достала палочку из кармана мантии, подняла ее и, что-то сосредоточенно бормоча, принялась водить ею по воздуху. Комната — очевидно, раньше здесь было что-то вроде кабинета — на глазах Елены начала преображаться: исчезал пыльный покров со стола и шкафов, светлели окна, выравнивались покосившиеся карнизы, беспорядочно валяющиеся предметы водружались на свои прежние места.

К вечеру одно крыло было уже не узнать. В нем они и поселились.

Елене досталась большая — даже слишком большая — круглая комната, из окна которой было видно озеро. В ее распоряжении оказались два огромных шкафа — для одежды и других необходимых вещей, — массивный, красного дерева стол, до которого она едва доставала подбородком, если предварительно ей удавалось забраться на такой же массивный стул, столик для умывания, множество другой, более мелкой мебели и резная кровать с балдахином. В первую ночь Елена пролежала на ней, не смыкая глаз: кровать казалась ей неправдоподобно большой (такой она и была на самом деле) и оттого — неуютной. На ней могло поместиться, по меньшей мере, еще с десяток таких же девочек, как она. Новые апартаменты ничем не напоминали ею прежнюю детскую, маленькую и теплую, все казалось чужим, холодным и каким-то ненастоящим. Елена даже поплакала немножко, скорбя об утраченной детской, няньках, отцовских собаках, лугах и пастушке, что пас на них стадо. Ей было так грустно, что она была уже готова броситься к матери, которая заняла соседние покои, но что-то в последний момент удержало ее. Что-то, похожее на стыд и смущение одновременно. Всхлипнув напоследок разок-другой, Елена глубоко вздохнула и забралась обратно на свое необъятное ложе, где и пролежала без сна до самого утра.

Когда через три дня они обедали в столовой, больше похожей на парадную залу, Ровена вдруг отложила вилку и посмотрела на нее так строго, что Елена невольно съежилась, пытаясь припомнить, что она могла сделать не так за последнее время. Но Ровена не собиралась ее отчитывать. Она, глядя на нее все так же, сказала очень серьезно и внушительно:

— Наша фамилия отныне — Рейвенкло. Я — леди Ровена Рейвенкло, законная хозяйка этого замка, ты — леди Елена Рейвенкло, и откликаться будешь на это имя. Ты поняла?

— Да, мадам, — поспешно отозвалась Елена, хотя до этого даже не задумывалась о том, что у нее в принципе имеется какая-то фамилия. Все звали ее просто Еленой, иногда (это касалось старых слуг отца) — Элен, добавляя при этом «мадемуазель» или «госпожа», но дальше ничего не следовало. Она немного удивилась, что мать так волнует этот вопрос, но не подала виду и только послушно кивнула.

За два месяца, что они прожили в замке, он, как и обещала Ровена, изменился почти до неузнаваемости. Комнаты стали опрятными и чистыми, в них появилось какое-то оживление, запылали камины. Жить без отца и братьев оказалось довольно приятно, но Елена часто не находила себе места от скуки. Бродить по новому дому одной было страшновато, хотя от нечего делать она все-таки обошла все уголки и закоулки, безуспешно пытаясь отыскать что-нибудь интересное. Замковый парк она исследовала за несколько дней и, убедившись, что ничего особенно интересного нет и в нем, совсем скисла. Игрушек у нее не было, друзей тоже, и Елена до того отчаялась, что как-то раз даже решилась попросить у Ровены ее волшебную палочку, чтобы немного развлечься. За это ей пришлось вытерпеть нагоняй и длинную нотацию о том, что волшебная палочка — не игрушка, а инструмент постижения магической силы.

Мать мало общалась с ней. Закончив обустраивать замок, она все больше что-то читала, писала или просто о чем-то думала, глядя перед собой. Иногда, будто вспомнив, что находится здесь не одна, Ровена подзывала Елену к себе и завязывала с ней беседу. Она много говорила о своей семье, своих предках, о роде Рейвенкло и тех подвигах, которыми он прославил себя в прошлом. Елена зачастую не понимала и половины, но слушала внимательно. Гордость и удовольствие в голосе матери действовали на нее умиротворяюще. Насколько она могла понять, мать родилась и выросла в этом замке, жила тут с родителями, пока не вышла замуж. Елена пыталась представить себе Ровену маленькой девочкой, но получалось это у нее плохо. Разве могла когда-нибудь такая, как она, капризничать за столом, боятся заглядывать под кровать или носиться по двору? Невозможно! Иногда Ровена рассказывала ей жуткие легенды о великанах, о войнах чудовищ друг с другом, которые, судя по всему, придумывала сама, поскольку слишком вдохновенно блестели ее глаза при рассказе. Елена слушала, пока глаза у нее не начинали слипаться. Тогда Ровена уносила ее в спальню и аккуратно укладывала в постель. Время от времени Елена просила ее остаться, и она иногда действительно оставалась с ней. В таких случаях девочка чувствовала сквозь сон, как Ровена гладит ее по голове. Впрочем, это могло ей просто сниться, потому что наутро она обнаруживала, что мать ушла к себе.

Елена успела немного привыкнуть к новому дому, но все равно ей было очень скучно одной. Тоскливо сидела она за обеденным столом, глядя на мать, целиком погруженную в какой-то свиток — так, что вилка выпадала у нее из рук совершенно незаметно для нее самой. Без всякого интереса разглядывала стопки этих свитков в библиотеке и шкафах, прикидывая, какая необоримая сила так тянет к ним мать. А сколько раз она в одиночестве бродила в плохую зимнюю погоду, закутанная в мех, по занесенным снегом тропам парка, таская с собой синий огонек в сосуде, чтобы не замерзли руки? Елена не покидала парк, пока лицо не застывало, а в носу не начинало щипать от холода. Время тянулось медленно и вяло, будто на свинцовых колесах. Она обижалась на мать — за то, что та никак не заботится о ее досуге — но высказать обиду, конечно, не решалась. Ровена не потрудилась даже снабдить замок слугами. Может быть, это было разумное решение, однако Елене поначалу пришлось непросто: с первых дней жизни окруженная всевозможной челядью, она все еще с трудом справлялась с повседневными делами вроде одевания и причесывания. Мечты о личной служанке, вроде той полной розовощекой девицы, которая была у нее в отцовском замке, посещали ее теперь каждый день. Один раз Елена попыталась вступить с матерью в переговоры насчет этого вопроса.

— Вам не кажется, мадам, — осторожно заговорила Елена за обедом, когда Ровена несколько отвлеклась от очередного свитка. Она весь день старалась подгадать наиболее располагающий момент для этого разговора, и вот ей показалось, что он настал. Мать была как будто в неплохом настроении, улыбалась против обыкновения и даже пару раз отпустила свойственные ей колкие шутки насчет их новой жизни. Она отложила свиток и посмотрела на дочь. Та, удостоверившись, что Ровена слушает, продолжила: — Что знатным леди просто неприлично обходиться без служанок? Теперь, когда у нас имеются столь впечатляющие угодья, не считаете ли вы нужным обзавестись челядью? Да и двум одиноким женщинам спокойнее, когда в доме есть еще кто-то.

Ровена некоторое время молча смотрела на нее, потом, неожиданно для Елены, прыснула. Это было так нехарактерно для матери, что девочка уставилась на нее во все глаза.

— Ах ты бессовестная девчонка, — не сдержав улыбки, сказала Ровена. — Ты ленишься делать все сама и придумала целую речь, чтобы это оправдать. Речь сама по себе неплохая. И вот тебе мой ответ: истинной леди должно уметь делать самой большую часть всего. Одевание и причесывание уж точно входят в это список. Иначе ты рискуешь попасть в зависимость от собственной служанки. А насчет одиноких женщин — им нечего бояться, когда у них есть волшебная палочка.

— Палочка есть только у вас, мадам, — с обидой сказала Елена, задетая тем, что ее доводы не произвели должного впечатления. — Мне вы не разрешаете даже брать ее в руки.

— Разумеется. Палочка — не игрушка для детей.

— Но я не ребенок, я тоже леди, как и вы!

— Вы, леди, не превысили еще и четырех футов роста.

— Все равно это нечестно!

— Послушай, — Ровена смотрела на нее с искренней веселостью. — Когда придет твое время, я сама с удовольствием вручу тебе палочку. Но пока еще слишком рано, ты не сможешь сотворить ни одного заклинания. Даже я не могла в твоем возрасте. Ты слишком маленькая, Елена.

— А когда я буду достаточно взрослой для этого?

— Лет в десять-одиннадцать.

— Но мне только пять! — в отчаянии воскликнула Елена.

— Именно, дочь моя. Тебе только пять.

— Это слишком долго, мадам! — у Елены на глаз навернулись слезы от несправедливости. Одиннадцать лет! Хотя она сравнительно недавно овладела счетом на пальцах, но такой пример не составил для нее труда, и она поняла, что ждать собственной волшебной палочки ей придется шесть лет! Шесть! Это больше, чем вся ее жизнь. — Вы… вы убиваете меня! Вы жестоки, мадам! Вы… вы меня не любите! Вы любите только свои свитки и больше ничего! И мне не нужна палочка от вас! Благодарю покорно, обойдусь!

Елена опустила голову на руки и заплакала. Ей было горько от слов матери, она даже не думала, что та может разозлиться, обругать ее или наказать. Сейчас это не имело значения. Все шло из рук вон плохо: о слугах можно забыть, никаких развлечений, скука, тоска, а палочку нужно ждать столько, что она может и не дожить. Беспросветная тьма. Так что пусть ругается и наказывает, сколько душе угодно! Елену это больше не трогает. Хуже ей уже не будет, да и быть не может.

Ровена поднялась из-за стола, обошла его, села рядом с дочерью. От ее прикосновения к голове Елена хотела отстраниться, но потом передумала: вдруг мать, чего доброго, и впрямь выйдет из себя. Раньше на ее капризы она реагировала именно так.

— Слезами ничего не изменишь, — Ровена больше не улыбалась, но в ее глазах блестел смех. — Даже если я дам тебе палочку в руки прямо сейчас, колдовать у тебя с ее помощью не получится. При всем желании не получится. Это первое. Второе — слуг здесь не будет. По крайней мере, пока не возникнет острая необходимость. Это для нашей безопасности: слуги — маглы, и если они заподозрят что-то, нам придется бежать. Я бы хотела, чтобы ты это поняла.

— Но я — леди, как я могу обходиться без слуг? — Елена предприняла последнюю попытку отстоять свое. Непонятное ей слово «маглы» прошло тогда мимо ее сознания.

— Леди показывает себя не слугами, а манерами, воспитанием и умом, — ответила Ровена. — Что тебе слуги, если ты разговариваешь и сидишь, как базарная торговка? Я видела многих женщин, имеющих огромное состояние, пригоршню замков и армию слуг. Но назвать их «леди» не смог бы никто. Достоинство и знатность человека демонстрирует его воспитание и интеллект, а не владения. Взять хотя бы твоего отца…

На этом месте Ровена осеклась. Смешинки из глаз испарились без следа. Она продолжала машинально гладить Елену по голове, но по лицу было видно, что мысли ее унеслись куда-то далеко.

Елена глубоко вздохнула. Из всей речи она поняла только, что с мечтой о служанке можно распрощаться.

— Так что никакой палочки и никаких слуг, — продолжила, будто очнувшись и не без труда нащупав нить разговора, мать. — Но если это тебя немного утешит, я могу заплести тебе «барашки».

— Я не уверена, — Елена печально повела плечами, но «барашки» все-таки воодушевили ее. Эта прическа казалась ей самой красивой из всех, какие только есть на свете, и, когда мать заплетала ей волосы именно так, она чувствовала себя королевой всей Британии.

«Барашки» несколько усладили горечь ее печали, и до конца дня она проходила счастливой.

Но затем снова потянулась скучная и однообразная жизнь, от которой впору было лезть на стенку. Ровена, словно уязвленная словами о нелюбви, взялась учить Елену читать, и дочь, к ее удовольствию, показала себя понятливой и прилежной ученицей. Она без труда усвоила алфавит и принцип сложения букв в слова. Ровена надеялась, что теперь она перейдет непосредственно к чтению, но Елена упорно бежала от свитков, предпочитая им замковый парк и собственные мечты. И вот во время очередной такой прогулки, когда она мерзла, грустила, зевала и вздыхала, до нее донесся скрип открываемых ворот, приведший ее в небывалое оживление. Если открываются ворота — значит, к ним кто-то приехал, а с тех пор, как они поселились в этом унылом месте, еще никто не наносил им визит. У них гости! Скинув тоскливое оцепенение, Елена помчалась к воротам, чтобы посмотреть, кто же решил нарушить их с матерью уединение.

Миновав всю восточную стену, она остановилась у поворота и выглянула, сгорая от любопытства.

Старые, потемневшие от времени и дождей дубовые ворота приоткрылись, и во двор в гордом одиночестве вошел мужчина невпечатляющего роста, в длинном, до самых пят алом плаще, красивых кожаных сапогах со шпорами всадника и очень необычного кроя шляпе, из-под которой на плечи спускались прямые темные волосы. Он остановился у подножия каменной лестницы, по которой навстречу ему уже спускалась мать, в ослепительно белой мантии, на фоне которой ее заплетенные в косы волосы выглядели еще чернее и гуще. Мужчина галантно поклонился ей, она, в свою очередь, изобразила реверанс, и вообще приветствовала пришельца как доброго знакомого. Елена наблюдала за ними с удивлением.

— Добрый день, Салазар, — сказала Ровена с волнением в голосе. — Как давно я тебя не видела!

— Прошло без малого тринадцать лет, — улыбнулся мужчина. — Я был невообразимо удивлен и рад, узнав, что хозяйка вернулась в свою вотчину, и сразу же решил навестить ее.

— Ты аппарировал?

— О нет, — он негромко рассмеялся. — Мы с леди Саласией с недавних пор обосновались неподалеку, и я не мог отказать себе в удовольствии проделать путь магловским способом.

— Совсем не изменился, — теперь и лицо Ровены озаряла улыбка.

— Некоторые вещи не меняются никогда. Кроме одного, — господин в плаще снял шляпу. — Позволь выразить свои соболезнования по поводу кончины твоего отца. Барон Рейвенкло был моим благодетелем и я обязан ему очень многим.

— Мир праху его, — коротко отозвалась Ровена. — Ты останешься погостить у меня? Поскольку теперь я не обременена светскими формальностями, с этим не будет никаких проблем.

— Благодарю за приглашение. Статус отшельницы открывает головокружительные возможности, — его тонкие бескровные губы изогнулись в усмешке. — На самом деле мне нужно обсудить с тобой один вопрос, о котором я вскользь упоминал в последнем письме.

Ровена приподняла бровь.

— Стало быть, твой визит носит чисто деловой характер? — осведомилась она чуть менее воодушевленным тоном.

— Без старой дружеской связи то, о чем я хочу с тобой переговорить, невозможно, — ответил Салазар. — Ты — первый человек, с кем я могу обсудить подобное. И рассчитывать я могу только на тебя. Надеюсь, ты не отвергнешь мое предложение с ходу.

Ровена задумчиво смотрела на него некоторое время, потом широким жестом пригласила войти в замок. Ее собеседник благодарно кивнул, быстро взбежал по ступеням, и они вдвоем скрылись за входными дверьми.

Елена, наблюдавшая за этим разговором, не находила себе места от любопытства. Загадочный незнакомец в плаще, который на самом деле матери очень даже знаком, тайное предложение, письма… Все это было так притягательно и непонятно. Елена тоже поспешила в замок. Во-первых, она уже порядком замерзла, а во-вторых, ее влек тот секрет, который мать и ее спутник обсуждали где-то внутри.

Отыскать их не составило труда — мать привела господина в плаще в свой кабинет, где обычно сидела со свитками. Обрывки их беседы были слышны в коридоре. Елена пыталась уловить что-то наводящее, но они говорили о слишком непонятных вещах: до нее долетали слова вроде «нумерология», «травология», «трансфигурация» и все в таком роде. Разочарованная, девочка отошла от двери, но вскоре вновь вернулась, не в силах сдержать распирающего любопытства. И вновь услышанные ею фразы ничего не прояснили. Так она и бродила около кабинета Ровены, прислушиваясь, не понимая, отходя и снова прислушиваясь, всякий раз надеясь, что ей удастся вызнать что-то интересное.

Ровена и господин в плаще говорили долго и серьезно: слышны были оживленные голоса, восклицания, спор, примирение и снова спор. Кто-то на время замолкал и ходил из угла в угол, другой говорил, не переставая. Утомленная всем этим, Елена в конце концов опустилась прямо на пол в коридоре, недоумевая, что можно обсуждать так долго. По ее ощущениям, прошло не меньше нескольких часов с той минуты, как мать и этот непонятный мужчина зашли в ее кабинет. Она уже начала испытывать злость на него — за то, что он как минимум лишил ее обеда — когда послышался небольшой шум и шаги у самого порога. Елена в панике вскочила и поспешила спрятаться за углом: мать пришла бы в негодование, если бы поймала ее за подслушиванием. К счастью, ей удалось скрыться. Осторожно выглянув из-за угла, она увидела на пороге Ровену — задумчивую, озадаченную — и господина в плаще, который смотрел на нее обнадеженно. Только сейчас Елена с удивлением обнаружила, что у него совершенно гладкое лицо. Это было первое в ее жизни лицо мужчины, лишенное даже намека на бороду или усы. Господин в плаще брился так тщательно, что даже щетина и та проступала на его щеках едва заметными точками.

— Я должна все всесторонне обдумать, Салазар, — сказала Ровена, слегка потирая лоб. — Это непростое решение, и его последствия могут оказаться… весьма долгоиграющими.

— Они должны оказаться такими, — ответил господин в плаще. — Разумеется, я не тороплю тебя, Ровена. Твой разум всегда выдавал здравые и верные решения. Надеюсь, так будет и на этот раз.

— Ты не останешься?

— Я обещал Саласии быть дома к вечеру. Придется аппарировать, хотя я не люблю это, пожалуй, больше всего на свете.

— Я бы предложила тебе повозку, но, к сожалению, на данный момент я не располагаю собственными транспортными средствами.

— Не извиняйся. Я прекрасно понимаю твою ситуацию. Если возникнут осложнения, сразу оповести меня — и эта проблема останется в прошлом навсегда.

— Благодарю.

Они вдвоем направились к выходу, о чем-то тихо говоря.

Елена проводила их взглядом, растерянная и недоумевающая. Она снова ничего не поняла, но теперь эти тайны не интриговали, а раздражали ее.

Через какое-то время мать вернулась в кабинет и принялась расхаживать по нему из угла в угол. Время от времени она что-то говорила вполголоса самой себе, задавала вопросы, отвечала на них, ругалась и тихо смеялась. Елену это очень пугало. Хоть она и мечтала избавиться от скуки, но предпочтительнее были бы приятные перемены, а не такие жуткие и непонятные события. Наконец в кабинете стало тихо. Прошло немало времени, прежде чем она осмелилась робко постучаться и, не получив ответа, бесшумно проскользнуть в комнату, где находилась вторая живая душа в этом огромном пустующем замке.

Ровена сидела за столом, склонившись над большим куском пергамента, в котором она что-то сосредоточенно не то писала, не то чертила. Света было так много, что казалось, будто сейчас день. Елена тихо окликнула ее. Мать не отреагировала; ее глаза были прикованы к пергаменту, лоб прорезала морщина, как бывало всегда, когда она полностью уходила в свои мысли. Елена повторила попытку, уже безнадежно. На этот раз Ровена подняла голову, непонимающе огляделась и уставилась на дочь с таким изумлением, будто видела ее впервые. Потом моргнула, слегка потрясла головой и похлопала себя по колену. Это было одно из редких приглашений, и Елена, несмотря на бескрайнее удивление, поспешила им воспользоваться. Усадив ее себе на колени, Ровена снова вернулась к пергаменту.

— Что это, мадам? — спросила Елена, заглядывая в пергамент. Ее глазам предстала какая-то странная схема, безукоризненно аккуратная и ровная.

— План нашего замка, — мать добавила еще черточек сбоку. Несколько черных прядей упали ей на лоб, но она словно не замечала этого.

— Зачем же он вам?

— Как ты считаешь, если добавить две башни сюда, — Ровена, не слыша ее, постучала палочкой по верхней границе схемы. — И сюда, — она стукнула по противоположному краю. — Это не будет смотреться нелепо?

— Но к чему вам новые башни? — Елена была окончательно сбита с толку.

— Нет, одна башня точно лишняя, — Ровена убрала несколько штрихов с карты. — Семи будет вполне достаточно.

— Кто этот господин в плаще, который приезжал к вам сегодня? — Елена предприняла еще одну попытку хотя бы немного прояснить происходящую путаницу.

— Мой давний друг, лорд Салазар Слизерин.

— Лорд, ого! — восхитилась Елена. Неужели у них будет светское общество?

— Когда-то он был бедным служащим у моего отца, — Ровена говорила рассеянно, явно думая о схеме перед глазами. — Отец взял его к себе за исключительный ум и редкий талант зельевара. Насколько я знаю, он очень невысокого происхождения. Титул перешел к нему после женитьбы.

— Как же он тогда стал вашим другом? — Елена уже устала считать встречающиеся ей сегодня странности. Лорд, который на самом деле бедный служащий, мать, «урожденная леди Рейвенкло», дружившая с таким человеком, его неожиданный визит, непонятные переговоры, план замка.

— Лорд Слизерин — поразительно одаренный и выдающийся волшебник, — ответила мать. — Лично для меня только критерии характера всегда были определяющими в плане взаимоотношений с другими людьми.

— Понятно, — сказала Елена, хотя на самом деле поняла очень мало. — А о чем он говорил с вами?

— Он сделал мне очень необычное предложение, — сказала Ровена.

— Какое же?

Мать оторвалась от пергамента, немного посмотрела перед собой, потом повернула голову к дочери.

— Послушай, — она вдруг показалась Елене смущенной.

Елена с любопытством уставилась на Ровену.

— Как бы ты отнеслась к тому, что в замке станет… немного больше людей?

Девочка изумленно захлопала ресницами.

— Я, разумеется, не смогу что-либо предпринять, если ты будешь резко против, — с некоторой неловкостью продолжила мать. — Я заметила, что тебе больше по душе уединение…

— Больше людей? — воскликнула Елена. — Здесь, с нами?

— Да, я предполагала, что ты можешь испугаться, — покачала головой Ровена. — Я и Салазару говорила об этом…

— Нет! — Елена даже выпрямилась, будто внутри нее разогнулась пружина. — Ничего я и не испугалась! Наоборот. Я мечтала, чтобы кто-то наконец к нам приехал! Здесь совсем скучно одной.

Ровена вскинула бровь.

— В самом деле?

— Разумеется!

— Что ж, одной преградой меньше, — тихо произнесла мать. — Значит, ты не против?

— О небо, мадам, конечно, нет! — воскликнула Елена с жаром.

— Очень хорошо, — мать едва заметно улыбнулась ей. — Тогда можно продвигаться дальше.

— Так что вам предложил господин в плаще? — нетерпеливо спросила Елена. Известие о том, что теперь у них, возможно, будет общество, придало ей воодушевления и смелости.

— Он сказал, что я, как никто, сведуща в нескольких отраслях магических наук, — Ровена теперь явно обращалась к самой себе. По ее губам пробежала улыбка. — Сам Салазар Слизерин сказал это! Пожалуй, я сделаю этот день настоящим праздником. Когда еще доведется услышать такое? Впрочем, я еще ничего не решила, — добавила она немного более сухо, будто отрываясь от мечтаний. — Это дело слишком серьезно и требует немало времени на раздумья. Может быть, не одну неделю… А что до вас, миледи, то вам давно уже пора быть в своей спальне.

Елена едва нашла дорогу в свои покои — так захватил и поразил ее этот загадочный разговор. Ощупью, в темноте, она пробралась в спальню, даже забыв по привычке испугаться рыцарских доспехов в коридоре. Улегшись в кровать, она еще долго размышляла обо всем услышанном сегодня и гадала, изменится ли их однообразная жизнь, действительно ли в замке поселятся еще какие-то люди, о которых говорила мать? И что это за люди? По правде говоря, Елена была согласна даже на норманнов, только бы это были новые голоса и новые лица.

Этой ночью она спала очень мало и на другой день встала раньше обычного. Мать тоже уже поднялась и сидела в столовой с отсутствующим видом — верный признак того, что она снова впала в глубокую задумчивость. За завтраком Елена несколько раз намеками пыталась продолжить вчерашний разговор, однако Ровена отвечала односложно и, по всей видимости, чисто машинально. Немного обидевшись, Елена оставила ее одну и удалилась в парк. Там она долго бродила, безуспешно пытаясь разгадать эту странную загадку. Но как девочка ни ломала голову, ответ так и остался в тумане.

Мать молчала и за обедом, и вечером, во время их обычных посиделок в гостиной. Она то вынимала пергамент с планом замка и легонько стучала по нему волшебной палочкой, то убирала его и что-то вполголоса говорила самой себе. Елену это порядком раздражало. Мало того, что слова из нее не вытянешь, так и ведет себя странно! О господине в плаще и его визите она не вспоминала, будто ничего и не было. О намечающихся переменах — тоже. Елена даже начала сомневаться, уж не приснилось ли ей это все вчера?

Так проходил день за днем, и, когда спустя месяц Елена готова была впасть в отчаяние, на пороге замка вдруг снова появился таинственный господин в алом плаще. На этот раз его сопровождала девочка примерно ее лет, в роскошной мантии цвета золота, хорошенькая, черноволосая, манерой держаться очень похожая на него. Ни капли смущения или стеснения не было на ее лице, когда они вдвоем поднимались по ступеням в замок. В этот раз Ровена встречала гостей вместе с Еленой.

— Ровена, я был ошеломлен, когда получил вчера твой ответ, — сказал лорд Слизерин, поклонившись ей. — Все-таки ты согласилась. Лишнее доказательство того, что род Рейвенкло поистине велик.

— Рано петь дифирамбы, — ответила Ровена, однако Елена заметила, что щеки у нее слегка порозовели от удовольствия при упоминании рода. — Еще не сделано ровным счетом ничего.

— Главное — я заручился твоей поддержкой, — зеленые глаза лорда сверкали. — Это почти гарантия успеха.

— Судьба покажет, — мать слегка подтолкнула Елену вперед. — Поприветствуй же гостей, как полагается.

— Добрый день, милорд, — Елена совсем растерялась и от того говорила почти неслышно, лихорадочно припоминая любезные фразы, которым ее учила Ровена. — Надеюсь, вы добрались до нас вполне благополучно и пребываете в превосходном состоянии и духа, и тела.

Она попыталась выполнить реверанс, но получилось неуклюже. Ровена взглянула на нее с неудовольствием, однако лорд Слизерин, казалось, принял все как должное.

— Рад познакомиться с вами, юная леди Рейвенкло, — улыбнувшись, он чуть склонился и приблизил к Елене гладкое, костистое лицо. Вблизи оно показалось ей довольно некрасивым. — Я привел к вам еще одну светскую даму, надеюсь, вы найдете ее общество приятным для себя.

Черноволосая девочка легко и грациозно присела в реверансе, заставив Елену залиться краской от собственной неловкости.

— Полагаю, нам лучше зайти в замок, — Ровена сделала широкий пригласительный жест. — Я покажу ваши покои, надеюсь, вы сочтете их достаточно комфортабельными.

— Не сомневаюсь, — отозвался лорд Слизерин, приподнимая шляпу.

Ровена шла впереди, лорд — чуть позади нее, следом потянулись девочки. Елена шла, почти не замечая, куда идет: происходящее казалось ей нереальным.

— Как тебя зовут? — спросила она у черноволосой девочки, когда они проходили коридор.

— Я — леди Саласия Слизерин, — ответила девочка, приосанившись. — Единственная дочь великого волшебника Салазара Слизерина.

— А меня зовут Елена, — Елену немного удивила та гордость, с которой представилась ее новая знакомая. Будто она, по меньшей мере, называла королевский титул. — Некоторые зовут меня Элен, но…

— Ты — леди? — прервала ее Саласия.

Елена уставилась на нее с ее большим удивлением.

— Я — урожденная леди Рейвенкло, — повторила она фразу, некогда услышанную от матери. В тот самый день, когда отец ударом кулака свалил ее на пол.

Саласия улыбнулась.

— Тогда мы с тобой можем подружиться, — сказала она, словно вынесла вердикт, и ускорила шаг, чтобы нагнать отца.

Елена была в некотором замешательстве от всего этого. Разве по ней не видно, что она — леди? Разве ее мантия и прическа чем-то хуже? Хотя, наверное, у Саласии полно дома служанок, которые заботятся о ее прическе и нарядах. Елена ощутила неприятный укол. Саласия показалась ей несколько напыщенной. Но зато теперь у нее есть подружка для игр. Радость от осознания этого перекрыла собой все неприятные моменты и задвинула их куда-то на десятый план.

Ровена отвела прибывшим просторные, изящно отделанные комнаты в южном крыле. Лорд Салазар не уставал благодарить ее, пока они с Саласией размещались в них.

День выдался странно долгим. Елена все время пыталась улучить минутку, чтобы пообщаться с новой знакомой, но та почти не обращала на нее внимания. Раздосадованная этим, она убежала в парк и бродила там до самого обеда. За обедом Ровена и лорд Слизерин увлеченно говорили о непонятных вещах, постоянно повторяя труднопроизносимые слова вроде «нумерология» и «кабалистика», что совершенно не способствовало поднятию духа. Елена постаралась как можно быстрее ускользнуть из-за стола, и, на ее удивление, за ней последовала Саласия. Оставив взрослых вдвоем, девочки выбежали в холл и остановились, глядя друг на друга.

— Хочешь быть моим оруженосцем? — спросила Саласия, поигрывая локоном.

— Это как?

— Это значит сопровождать меня во всех приключениях и быть готовой к любым опасностям. Согласна?

Слово «приключения» подействовало на Елену как заклинание.

— Пожалуй, — протянула она, изо всех сил скрывая волнение, в которое ее привело предложение Саласии. Они начинают игру! Наконец-то, спустя столько времени, у нее есть тот, с кем можно проводить досуг! — А когда ты отправишься в первое приключение?

— После того, как посвящу тебя в оруженосцы, — ответила Саласия, причем глаза у нее загорелись. — Только после священнодейства я могу быть уверенна в тебе.

— Ты знаешь, что нужно делать? — с сомнением поинтересовалась Елена.

— Разумеется. Вытяни вперед правую руку.

Это приказание она отдала таким неожиданно властным тоном, что Елена повиновалась, не успев даже задуматься.

Саласия сняла со своей руки тонкий плетеный браслет и быстро навесила его на руку Елены.

— Все, — удовлетворенно проговорила она. — Теперь ты — мой оруженосец, и обязуешься всегда следовать под моим знаменем. Если ты меня предашь, на тебя падет проклятие, и ты не сможешь ни лечь, ни испить воды, ни вдохнуть полной грудью.

Завершив это мрачное пророчество, Саласия с торжествующим видом улыбнулась Елене.

Когда вечером мать заглянула к ней пожелать добрых снов, Елена поинтересовалась, надолго ли у них остановились лорд Слизерин и Саласия.

— Вероятно, надолго, — ответила Ровена. Ее глаза были серьезны и задумчивы.

— А лорд Слизерин — он хочет, чтобы вы выбрали его своим мужем, мадам?

Ровена подняла брови.

— Силы благие! Какая несносная девчонка, — качая головой, проговорила она. — С чего это тебе взбрело в голову такое?

— Когда мужчина и женщина, не состоящие в родственных отношениях, проживают под одной крышей, это уместно лишь в одном случае, — благодушно ответила Елена, поудобнее устраиваясь под одеялом.

— Мне приятно, что ты осведомлена о правилах хорошего тона и заботишься о моей чести, однако в данном случае тебе не о чем беспокоиться.

— Почему?

— Потому что у твоей матери уже есть муж, и, да поможет небо, он больше не потревожит нас. На что мне нужен еще один?

— А нельзя быть за двумя мужьями сразу?

— Разумеется, нельзя.

— Вот жалость-то! — вздохнула Елена.

— Зачем, скажи на милость, тебе могут понадобиться два мужа сразу? — Ровена говорила немного сдавленно, будто старалась сдержать смех.

— По-моему, это разумно, — серьезно ответила Елена. — Вдруг случится что-то с первым, так тут же под рукой окажется еще один. Вы сами, мадам, когда сломался замок на амбаре, жалели, что у вас нет запасного.

Ровена не выдержала и засмеялась.

— Ты сведуща не только в хороших манерах, но и в успешном ведении хозяйства, — сказала она, вытирая выступившие на глазах слезы. — Нет, двух мужей тебе никто не позволит завести, как бы это ни было полезно порой.

— Ладно. Но у меня еще один вопрос.

— Слушаю.

— Если ты выйдешь замуж, а твой муж подавится костью и умрет, то можно ли будет выйти за другого мужа?

— Это можно. Если тебе захочется. Все зависит от того, что ты думаешь об этом.

— А что думаете вы, мадам?

Ровена взглянула на нее уже без смеха в глазах.

— Я думаю, что, прежде чем выходить замуж, нужно обдумать этот вопрос десять раз, — помолчав минуту, ответила она. — И если на десятый раз желание остается неизменным, тогда можно делать это смело. Так, на сегодня с меня хватит. Разговоры о твоем замужестве я не желаю слышать еще по меньшей мере лет десять.

На следующий день Елена поделилась этими сведениями насчет замужества с Саласией. Выслушав все, та категорично заявила, что, если ей когда-нибудь захочется обзавестись двумя мужьями, она это сделает, не спрашиваясь ничьего совета. И даже отец не сможет ей воспрепятствовать. В тоне Саласии было столько непоколебимой уверенности, что Елена взглянула на нее с невольным уважением и подумала, что быть оруженосцем такой решительной леди совсем не плохо.

Прошло, должно быть, около двух недель с тех пор, как Саласия с отцом обосновались в замке Ровены, когда лорд Слизерин однажды утром куда-то исчез. Очевидно, его отъезд был согласован с Ровеной, поскольку та была абсолютно спокойна и безмятежна. Елена решила, что мать отправила его куда-то с поручением; она так и не поняла, по какой причине лорд и его дочь поселились с ними, но против ничего не имела, даже наоборот — была рада, что теперь у нее есть, с кем играть. Саласия оказалась неистощима на выдумки, и вместе они даже без игрушек проводили время очень весело.

Спустя неделю лорд Слизерин вернулся, и вернулся не один. Вместе с ним прибыли здоровяк с огненно-рыжей шевелюрой и такой же бородой (рядом с ним лорд казался мальчиком) и миловидная кудрявая леди в простенькой коричневой мантии. Ровена встречала их радушно, и тоже как будто старых знакомых. Елена и Саласия, выбежавшие на шум посмотреть, что происходит, удивленно наблюдали за этой сценой. Кудрявая леди, заметив их, улыбнулась так приветливо, что Елена, несмотря на смущение, невольно улыбнулась ей в ответ.

— Если бы ты знала, каких трудов мне стоило уговорить громилу присоединиться к нам, — с улыбкой сказал лорд Слизерин. — Он, видишь ли, теперь важная птица, главный помощник конунга и вообще военный герой первой величины. Пришлось тащить силой.

— Не рискуй, ученая ты голова, — добродушно пробасил рыжий незнакомец. — Не то как бы тебе не схлопотать. Рука у меня тяжелая, сам знаешь.

— Так ли тяжела твоя голова, как рука? — поддел его лорд Слизерин.

— Захочешь — сравнишь. Вскоре у тебя появится такая возможность.

— Я не буду дразнить тебя, Ровена, — сказала кудрявая леди, приветственно склоняя голову. — Скажу только, что ужасно рада тебя видеть.

— И я рада, Хельга, — тепло ответила мать.

Из их более чем непринужденной беседы Елена узнала, что рыжего здоровяка зовут Годрик Гриффиндор, и он только что вернулся с войны против норманнов на севере, а добродушная леди, в свою очередь, звалась Хельгой Хаффлпафф. Лицо у нее было — в сравнении с аристократически вылепленным лицом матери — простоватым, но очень приятным и открытым. В карих глазах то и дело мелькала улыбка, а светлые кудри почему-то придавали ей вид юной девушки.

— Прелестная у тебя девочка, — сказала леди Хельга, ласково глядя на Елену. — Смотришь на нее — и сразу понимаешь, чья она дочь.

— Почему же? — Ровена тоже улыбнулась.

— Да просто по выражению лица, — засмеялась леди Хельга. — Такое же задумчивое, настороженное и немного смущенное. Точно так же как эта дама, — она кивнула на Саласию. — Живая копия Салазара лицом. Взгляни, как она смотрит! Так же как он: горделиво, чуть насмешливо. Ничего не поделаешь: дети — наше отражение. Даже в тех случаях, когда сходство не очевидно обычному глазу.

Вскоре все четверо (и Саласия с Еленой тоже) сидели за столом, украшенным по-праздничному. Елена чувствовала небывалое смущение от такого количества взрослых вокруг. Ей было трудно управиться с ножом и вилкой (в отличии от Саласии), и она чуть не пролила соус на салфетку. Ровена метнула на нее недобрый взгляд. Однако леди Хельга, сидевшая рядом, улыбнулась девочке, помогла усесться поудобнее и ласково сказала:

— Не бойся, дорогая! Плохого о тебе никто не подумает.

Ободренная этими словами, Елена почувствовала себя немного спокойнее. Четверо взрослых вскоре затеяли оживленный спор, Ровена достала пергамент с картой, и они склонились над ним. Елена выскользнула из-за стола, за ней последовала Саласия.

Дальше время полетело как-то быстро. Во многом благодаря Саласии и ее играм, которые она придумывала через день, но было и еще кое-что. В замке появилась жизнь, появилось движение, и это было движение к какой-то цели. Понять ее детский разум еще не мог, но чувствовал безошибочно. Ровена, лорд Слизерин, Хельга Хаффлпафф и Годрик Гриффиндор постоянно что-то обсуждали, спорили, примирялись и вновь обсуждали. Елена замечала краем глаза, что замок как будто ширится, становится больше, меняется, но это проходило мимо нее — все ее время теперь занимали приключения, изобретаемые дочерью лорда Салазара. День проходил за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем… Елена привыкла к новым обитателям замка, к постоянному шуму, к перестановкам и изменениям. Она не задавалась вопросами, зачем это делается, она просто наблюдала за всем этим и чувствовала, что происходит нечто очень важное. Но что именно — Елена понять не могла.

И даже когда в замке снова появились новые лица — юные, смущенные, растерянные лица — она все еще пребывала в неведении.