Идеальная пара (гет)

Настоятельно рекомендую подготовиться к главе, прослушав:

Найк Борзов — Пещерный

Phil Collins — Against all odds (Take a look at me now)

Желаю приятного прочтения😘

Лучше жить с разбитым сердцем, чем с закрытыми глазами.

Александра Булгакова

Накануне третьего свидания с Лили мы сидели с Сириусом в кафе и болтали, попивая кофе. Я переводил дух после тренировки, а заодно снимал волнение, беседуя с другом.

— Смотри, Сохатый, два свидания у вас уже было, поэтому, так и быть, можешь резвиться с Эванс сколько душе угодно, — донельзя противным, покровительским тоном вещал Сириус.

— Ой, Бродяга, спасибо! И как это я без тебя считать не разучился? Помнится, я и без твоих подсказок раньше справлялся.

Конечно, говорил я это абсолютно беззлобно, однако меня поражала настойчивость Блэка, с которой он следил за моими амурными успехами. Иной раз создавалось впечатление, будто он уже всё заранее спланировал и как серый кардинал лишь направлял меня туда, куда ему было выгодно или удобно.

— Смейся, друг мой рогатый, — отмахнулся Сириус, ничуть не смущённый моим спичем. — Но где бы ты был, если бы не я и мои советы? Ты ведь Эванс за километр обходил, словно прокажённую, называл её манеры одеваться и вести себя старческими. Признай, что тебе и в голову бы не пришло за ней приударить.

В этом друг был прав. Если бы не вмешательство Блэка и его живое участие, вряд ли бы я даже виделся с Лили.

— Уже придумал, куда её поведёшь?

— Я долго ломал голову над тем, как всё устроить, — признался я, как на духу. — К большой неожиданности, ответ оказался прямо на поверхности. Точнее сказать, на поверхности Темзы.

Блэк заинтригованно и нетерпеливо заерзал на стуле, навалившись корпусом на стол, чтобы лучше меня расслышать. Только тогда меня осенило, что я едва различимо гундосил себе под нос. Прочистив горло, я продолжил:

— Я видел, что туда-сюда плавают корабли, а на них отдыхают люди. Потом разузнал, что существуют целые экскурсии, на которых ты заходишь на борт и катаешься по Темзе, а в финале ещё и смотришь развод Тауэрского моста.

— Звучит красиво, — с немалым удивлением на лице одобрил Сириус. — Думаю, Лили понравится.

— А как иначе! — внутри меня ликовал бодрый голос, возвещавший о намечающемся вечере.

В этот раз я решил выглядеть несколько солиднее, чем обычно. В самом деле, пора было уже повзрослеть, тем более что, по моим планам, наши отношения с Лили должны были выйти на новый уровень. Мама всегда говорила, что белая рубашка — самая важная деталь моего гардероба, поскольку украшала меня и делала вид более презентабельным. Я припомнил её мудрый совет, поэтому надел новую белую рубашку, любимые чёрные джинсы и графитовый пиджак. Предварительно вымыв голову Простоблеском, придуманным моим гениальным отцом и послужившим одной из самых больших статьей доходов нашей семьи, я уложил ставшие более покладистыми волосы, нанёс любимый парфюм, после чего долго и придирчиво рассматривал себя в зеркале. Мнение об увиденном разделилось: одна моя часть говорила, что я недостаточно импозантно выгляжу для такого серьёзного свидания и первой ночи с девушкой, а вторая твердила, что Эванс будет сражена мною наповал. Уняв терзавшие мою голову сомнения, я всё же решил ничего не менять и отправился в Коукворт, заглянув прежде в цветочный магазинчик. Я хотел подарить что-то символичное и остановился на белых лилиях. Думаю, про лилии пояснять не стоит — вы и так уловили подтекст в выборе сорта цветов. Белый цвет очень напоминал мне Лили. Я не знаток языка цветов, но осведомлён, что белый — цвет чистоты и благих намерений. А в том, что по отношению к своей девушке я испытывал самые светлые замыслы, можете нисколько не сомневаться. Едва дверь её дома открылась и она предстала передо мной, вся такая красивая, в чёрном платье-мини, с роскошной причёской и макияжем, как я чуть не потерял зрение второй раз. Она нежно улыбалась мне, а её глубокие изумрудные глаза просто светились. На неё как будто падал особый свет, и она казалась совершенно неземной. Я каким-то чудом смог очнуться от сковавшего меня оцепенения и сделал ей комплимент, вертевшийся на языке. Это так её поразило, что Эванс чуть было не стёрла свой чудесный макияж потопом из глаз. Она была такой сентиментальной, а я всё никак не мог к этому привыкнуть. Но это придавало ей особого шарма, а мне — какого-то необъяснимого чувства покровительства над ней. Лили дальновидно оставила подаренные мною цветы дома, и мы отправились в Сент-Джеймс-парк. Вот что мне нравилось в Эванс, так это то, что она всегда и при любых обстоятельствах была, пусть и не идеальной, но самой собой. Она не преминула меня подколоть моей неосмотрительностью относительно выбора места трансгрессии и громкости названия парка. Я парировал её фразы, а сам в душе чувствовал не привычное чувство превосходства над ней, что, мол, я её переиграл, а радость от того, что мы могли просто подначивать друг друга, при этом не стремясь обидеть или задеть за живое, как это было с нами ранее. Я старательно тянул интригу и не раскрывал Эванс место назначения. Наверняка она думала, что мы куда отправимся куда угодно, но только не на причал. Как оказалось, даже маглорождённая Лили не бывала прежде на подобных экскурсиях, а потому я с гордостью первооткрывателя обнимал её и разглядывал Лондон с борта судна «Королева Елизавета». Будучи человеком весьма реалистичным и едва ли сентиментальным, я проникся какой-то волшебной атмосферой, царившей на теплоходе. Лили выглядела невероятно довольной и впечатлённой, а я… А что я? Я был счастлив. Красивый вид, отличный вечер, прекрасная девушка, которую я с большим удовольствием сопровождал. Несмотря на всю красоту вокруг, Эванс украла мой взгляд. При любой возможности я изучал её. Всё-таки верно говорят, счастливая женщина — отрада для мужчины. Я сам заряжался от невероятной девушки, ради которой становился лучше и открывал в себе то, о чем ранее даже не подозревал. В ресторане парламента она чувствовала себя неуютно. Лили смущали оценивающие взгляды незнакомых людей, ужинавших вокруг, и я постарался обратить всё её внимание на себя. Мне тогда чудилось, будто я шел спиной вперед по натянутому на приличной высоте канату и вёл за собой Эванс, дрожащую от убийственного страха высоты, веля ей смотреть на меня, а не вниз. И мой план сработал. Стоило Эванс отвлечься от снедающих её мыслей, как она преображалась. Мы отужинали вкусными блюдами, а после растрясли полные желудки, гуляя по центру ночного пятничного Лондона. Мне всегда казалось, что городом влюблённых по праву был Париж, но в тот день я понял, как далёк был от истины. Лондон показал мне, как мог быть прекрасен, если рядом был человек, заставлявший сердце биться с удвоенной силой. Увидев на Пикадилли джазовых музыкантов, бойко исполнявших легенд шестидесятых, Биттлз, я увлёк Лили в абсолютно спонтанный танец, чем вызвал повышенное внимание прохожих. Было здорово. Несмотря на смятение, девушка от души танцевала, то кружась со мной, то подпрыгивая на стремительно сменявшихся аккордах. Отсалютовав аккомпаниаторам, я осознал, что был больше не в состоянии сдерживать окончательно завладевшее мною желание обладать этой роскошной молодой особой, смеявшейся от комичности ситуации и безудержного счастья. Я хотел Лили ещё сильнее, чем прежде.

Я никогда не приводил девчонок в свой особняк, не желая светить своё жилище и осквернять святое для меня место. И хоть мне было плевать с Астрономической башни, кто и что обо мне думал, мнение родителей было для меня важным. А они, как правильно припомнил мне несколько месяцев назад Сириус, не одобрили бы беспорядочные связи с множеством девушек, хотя вряд ли бы стали осуждать. Обычно я выбирал номер в отеле и особо не заморачивался с тем, как он выглядел и где располагался. С Лили всё было иначе, она требовала к себе исключительного отношения. Она была единственной, кроме моих оболтусов, кто мог лицезреть родовое гнездо Поттеров и даже побывать внутри. Эванс честно призналась, что мой дом ей очень понравился. Мы распили хорошее вино, заблаговременно прикупленное у знакомого сомелье. А вот насчёт закуски я как-то даже не подумал — пришлось ограничиться одним несчастным грейпфрутом, который, к счастью, Эванс тоже любила, и маасдамом. Впрочем, это ничуть не сбило мой накал, но я был весьма терпелив, осознавая, что Лили, как человек неопытный в сексуальных делах, была ещё слишком зажата и не готова. Мы мило поболтали в гостиной, поплясали, как полнейшие дураки, под преимущественно британский рок-н-ролл из моей коллекции, а затем, когда я увидел в глазах девушки желание и решимость, смешанные с любопытством, я, под самым идиотским предлогом — показать ей свою комнату, — повел её наверх. Эванс была порядком ошеломлена, обнаружив в моей берлоге множество наград. Наверное, моё стремление выигрывать на квиддичном поле, а не просто топтать газон, как-то прошло мимо неё, отсюда и такая реакция. Она допила вино, и я понял, что час пробил.

Я множество раз представлял себе, как это должно было произойти, но никакого плана при этом у меня не было. Как можно строить планы на секс? Это же смесь эмоций, адреналина и движений, почти как танец, только лучше и приятнее. Я просто хотел, чтобы Лили понравилось. Я был с ней нежен и внимателен. Её кожа была такой мягкой и приятной, что каждое прикосновение вызывало легкое покалывание. Я наслаждался её поцелуями, длинной шеей и плечами. Она не останавливала меня, а только поддавалась и получала удовольствие от процесса. Тогда я явственно ощутил, что она полностью мне доверяла. Это какая-то особая сильная связь, гораздо сильнее любой магии. Когда дорогой человек был готов безоговорочно вверить тебе себя, не задавая вопросов. Это как Сириус, доверявший мне, несмотря на все мои глупые авантюры и шероховатости в характере, но больше. Лили, не разрешая до сих пор прикасаться к ней кому-то другому, доверила свою первую ночь и своё тело мне. Это дорогого стоило. Я был у неё единственным, первым, кто узнал её лучше остальных. Я открыл в ней новые грани, о которых она прежде не знала. Мои руки проворно вызволили её из платья, отчего мой разум будто помутился, а Лили принялась соблазнительно расстёгивать пуговицы на моей рубашке. Не в силах больше терпеть, я порвал её, а затем Эванс настойчиво стянула с меня и джинсы. Не передать словами, какое пьянящее чувство я испытывал, глядя на распалившуюся девушку, стоявшую передо мной. Освободив её от нижнего белья, я увидел её во всей красе. Её грудь была великолепной и податливой, она так и манила поцеловать её и аккуратно сжать в руке. Попка Лили была упругой и круглой, я то и дело сжимал её ягодицы, испытывая при этом истинное наслаждение. Между тем скромная и неумелая Лили оказалась тёмной лошадкой. Мало того, что она отдавалась процессу настолько, насколько это вообще возможно в первый раз, так ещё и старалась сделать приятно мне. Она горячо целовала мою довольно чувствительную шею, страстно ласкала грудь и моего друга, проходилась прохладными руками по горячей коже торса и спины, словом, заводила меня ещё сильнее. Возможно, долгое воздержание от секса сыграло со мной злую шутку, и я стал слишком чутким, но я всё же склонен думать, что дело было в другом. Я впервые в жизни был настолько одержим процессом и желанием сделать Лили приятно. То есть думал не столько о результате, сколько о самом моменте близости. Уложив Эванс на кровать, я испытал ни с чем не сравнимое чувство обладания. Вот она, страстная и настолько желанная Лили, поначалу стеснявшаяся наготы и моего пристального мужского внимания, уделяемого её женским прелестям, умоляющая взглядом продолжать и довести нас обоих до вершины блаженства, извивавшаяся от моих грамотных прикосновений, поцелуев и ласк, стонавшая подо мной. Я помнил каждое своё ощущение, оказавшись внутри той или иной партнерши, но чувства, завладевшие мною, едва я оказался внутри трепетавшей, словно бабочка, Лили, не могли сравниться с ними даже близко. Я рычал, стоны вырывались у меня будто сами собой, впрочем, моя Эванс также издавала блаженные звуки вместе со мной. Я иногда старался не смотреть на неё, чтобы тут же не кончить. Это было невероятно тяжело и практически невозможно. Моё тело отчаянно хотело Лили, бешено пульсируя и неустанно зудя, умоляя завершить эту беспощадную агонию. Её голос вызывал мурашки, бежавшие, подобно лавине, от самого основания шея до крестца. Её призывающий взгляд манил и приковывал к себе, словно суперклей. Её обнаженное тело все сильнее одурманивало мой разум, едва я касался его. Каждое движение ощущалось таким приливом блаженства и иступлённого, аномального счастья, что я мог в любую минуту взорваться. Каждый толчок в голове звучал, будто музыка, а взбудораженный мозг возвещал, что хотел, чтобы это продолжалось бесконечно. Я задался целью довести свою девушку до оргазма и весьма в этом преуспел, используя кое-какие хитрости и навыки. С мыслями о том, что теперь Лили только моя и я её делить ни с кем не собираюсь, я обильно кончил, чуть не потеряв при этом сознание от колоссального удовольствия и облегчения. По-тихому взмахнув волшебной палочкой, пока Эванс приходила в себя, я избавил нас от нежелательных последствий, а затем плюхнулся на кровать. Я обнимал чудесную рыжеволосую девушку и не верил своему счастью. Вот она успокаивает дыхание, лёжа на моем плече, блаженно улыбается и нежится в уютной постели после ночи со мной. Она отдалась моей власти, и я оправдал её ожидания. Я честно признался, что не испытывал ничего подобного прежде. Одно дело — простой перепихон, не обязывающий и ничего не значащий, другое дело это… Это как еда быстрого приготовления или же мамины блюда. Небо и земля. Я тогда только понял, что ранее секс не доставлял мне и сотой доли удовольствия, которое я получил во время интимной близости с Лили, ведь с ней я впервые в жизни занимался любовью, испытывая всю красочную гамму чувств. Я словно потерял, мать его, девственность, хотя на самом деле лишил этого Эванс. Я не желал отпускать её из своих объятий и говорил то, что в действительности чувствовал, удивляясь тому, как люто ненавидел разговоры после сего действия в предыдущие разы. Лили переживала о том, что мне могло не понравиться. Какая она всё-таки милая с этими глупыми переживаниями! Я умилялся снова и снова. Как это могло не понравиться?! Более того, я почувствовал, что поймал тот самый момент, в который мне захотелось ей сказать самые важные в моей жизни слова, которые никогда прежде не слышала от меня ни одна девушка и которые так сложно было произнести. Я признался в любви Лили Эванс. Да, я любил её и более не мог и не хотел этого скрывать. Она должна была узнать о моих чувствах к ней, и я открыл ей свою душу нараспашку в тот миг. С тех пор она принадлежала единственной девушке на планете, которая одним лишь взглядом возбуждала в моём сердце неукротимое пламя. И знаете что? Я почувствовал себя ещё более счастливым, чем до сказанных мною сакральных слов. Дарить любовь мне показалось куда более чудесным и высоким чувством, чем эту самую любовь получать. Однако встречные признания Лили в том, что я был ей дорог не меньше, чуть не вызвали во мне непрошеные слёзы. А я никогда не плачу. Представляете, что в тот момент я чувствовал? Меня распирало от счастья, и я всецело упивался этим блаженным моментом в своей жизни. Даже мои самые заветные и памятные победы в квиддиче ничего не стояли по сравнению с этим. И хотя я был в своём имении, именно в тот момент я почувствовал, что наконец я дома, словно годами бродил по пустыне и наконец добрался до вожделенного оазиса. Жизнь научила меня любить, вскрыла мои пороки и заставила измениться, чтобы превратиться в совершенно иного человека. Несмотря на то, что от цунами новых чувств и эмоций я порой терялся, пребывал в смятении, а моя уверенность словно куда-то испарялась, я чувствовал себя собой в большей степени, нежели прежде. Выходит, это милое рыжеволосое создание открыло мне меня. В ту ночь я взял Эванс трижды. Мне казалось, что новички в самый первый раз и от одного акта теряют голову, однако и мне, и разгорячённой, вошедшей во вкус Лили хотелось большего. Конечно, с каждым повторением мы узнавали желания друг друга лучше. После каждого раза мы по очереди принимали душ, затем Лили зачем-то одевалась, но я безропотно снимал с неё эту ненужную одежонку, накладывал заклинание контрацепции и всё начиналось по новой. В конце концов я так устал, что, обняв Эванс после третьего захода, мгновенно отключился.

Проснувшись поздним утром, я обнаружил мирно спавшую Лили в своих объятиях. Её рыжие волосы спутались в колтуны, голые коленки торчали из-под одеяла. Она сладко потянулась и открыла глаза. Эванс была такой заспанной и забавной, что я ещё сильнее её обнял и зарылся головой в её волосы, пахнувшие всё тем же яблоком, после чего отпрянул и стал изучать руками её спину, очерчивая линии. Она негромко хихикнула и натянула одеяло по самый подбородок, стесняясь того, что я мог увидеть её нагой, на что я с усмешкой возразил:

— Лили, я видел тебя без одежды вчера. Мы всю ночь спали голышом в обнимку. Нет смысла прятаться.

— Это было вчера, — моя девушка покраснела от кончиков волос до пят, хитро при этом улыбаясь. — А сегодня мне неловко.

Вроде бы ничего такого она не сказала, а я уже возбудился. Я начал стаскивать с Эванс чёртово одеяло, отделявшее её нагое тело от моего, но она оказалась не лыком шита и держалась из последних сил. Конечно, я бы мог применить грубую силу и порвать на кусочки эту штуковину, но всё же, посмеиваясь, ослабил хватку и дал возможность Эванс вывернуться. Пока она, сев ко мне спиной на кровати, облачалась в одежду, я блаженно разглядывал контуры её тела, при этом не теряя возможности взять реванш. Умывшись и приведя себя в порядок, мы позавтракали предварительно заказанной у маглов пиццей, поиграли в карты (очень романтично, да?) на раздевание. Я слегка заколдовал колоду, чтобы соперница всегда терпела фиаско, пока она отвлеклась. Лили насупливалась после очередного проигрыша, затем, стесняясь, снимала какой-то из атрибутов своего гардероба и продолжала дальше играть и веселиться. В итоге я оказался полностью одетым перед голой красоткой, желая воспользоваться моментом и снять возросшее до невозможности возбуждение. Джинсы были чертовски неудобными и тесными. Я думал, как похотливый олень, только о том, как бы взять самку. Однако Лили и здесь проявила себя неожиданно: её застенчивость как будто рукой сняло. Она, голая как Ева в райском саду, решительно усадила меня на диване в гостиной и принялась снимать с меня одежду, а затем заняла позу сверху. Эванс, эдакая соблазнительная ведьма, контролировала весь процесс, постанывая от наслаждения, приподнимаясь и опускаясь на моём… кхм, моих коленях. Я с упоением наблюдал за действом, получая удовольствие и помогая своей девушке. Можно сказать, Лили меня обуздала. Расскажу Сириусу — не поверит и засмеет, скажет, что наконец-то и на такого оленя, как я, нашлось своё седло и свой наездник. Дело было в том, что я, поскольку люблю доминировать по жизни во всём и брать всё под свой контроль, не очень жаловал позы, в которых девушки были сверху, так как в этом случае большая власть была в их, а не моих руках. При попытках моих предыдущих партнерш сделать нечто подобное я резко поворачивал ситуацию в то русло, которое было мне привычнее. Лили же я позволил завладеть инициативой из любопытства и желания дать ей выплеснуть эмоции и желания. И знаете, я был восхищён тем, как она отдавалась процессу и вносила что-то новое в моменты нашей с ней близости. Опыт мне определённо понравился, я взял его себе на заметку. После душа я предложил прогуляться. Сначала по просьбе Лили мы трансгрессировали к её дому, чтобы она смогла сменить одежду. Пока она наводила туалет, я проверил, как рос её цветочек, который мы совместными усилиями выбрали в магазине парка Кью Гарденс, — он прекрасно себя чувствовал на подоконнике и даже пустил бутоны. Видимо, «эффект Эванс» настиг и его. На глаза так же попалась корреспонденция, которую Лили себе выписывала. Испытывая большое любопытство, я полистал The Guardian, но в нём не было ни про квиддич, ни про министерство магии. Зато газета пестрела колонками с новыми музыкальными хитами, в которых я узнал немало нового. Лили, накрашенная и одетая в джинсы и зелёную толстовку, с трудом смогла оторвать меня от прессы, заверив, что если мне так в душу запала газета, то непременно выпишет мне несколько новых экземпляров. В этот раз мы отправились в Гайд-парк, где гуляли, держась за руки и по-глупому улыбаясь. Я особенно не запомнил это посещение, поскольку был поглощён изучением своей девушки, которая после близости со мной ещё больше изменилась. Лили вела себя более уверенно и раскованно, вовсю шутила и рассказывала истории из своего детства, о котором я знал ничтожно мало. Мимо проплывали белые лебеди, повсюду гуляли такие же влюблённые парочки, хотя при этом мы заметно отличались от прохожих, поскольку Эванс светилась так, словно её подсвечивали тысячи прожекторов, а я чувствовал, будто был способен абсолютно на всё. Затем мы пошли в кино на «Жандарма и инопланетян», где смеялись от души над старшим вахмистром Крюшо и другими героями, подкармливали друг друга сладким попкорном и дарили друг другу улыбки и поцелуи, нисколько не стесняясь других зрителей. Лично для меня в тот момент существовали только Лили, я и кино, а что уж кто думал о нас, мне по барабану. Пользуясь темнотой в зале, я то и дело бесстыдно трогал Эванс за внутреннюю сторону бедра и между ног, причем делал это так ловко, что со стороны никто бы ни за что не догадался, что происходит. Лишь реакция Лили — её порозовевшие щёки, неровное дыхание и шумные выдохи — могли бы вызвать у кого-то подозрения. Но к счастью для меня, все были увлечены фильмом. Мои пальцы пронырливо касались чувствительных точек распалённой девушки, и она возбуждалась всё сильнее, несмотря на то, что её тело было покрыто одеждой. Надо отдать должное Лили, она ответила мне взаимностью, положив руку на мой пах и, нащупав то, что едва ли скрывали джинсы, принялась гладить и дразнить. Мы усердно делали вид, что смотрели комедию, при этом возбуждая друг друга руками всё сильнее. Слава Мерлину, что фильм закончился, и я сумел удержаться на грани. Было бы настоящим позором для меня, как мужчины, кончить прямо в штаны, но и останавливать руку Лили я не хотел. Переведя дух и прогулявшись по близлежащим улицам, мы отправились в уже знакомый бар «Гамильтон», где отлично поужинали, сидя в обнимку, обсудили новости, прочитанные мною утром в доме Эванс, а затем пошли танцевать. Я потерял счёт времени и не знал, сколько мы кружились, когда зазвучала новая песня Фила Коллинза, которого я очень любил, “Against all odds”. Лампы были приглушены, свет излучали лишь три вращавшихся дискобола. Мы синхронно покачивались в такт музыке в самом центре танцпола, а Лили с удовольствием подпевала исполнителю:

“…How can you just walk away from me,

When all I can do is watchyou leave.

Cos we've shared the laughter and the pain

And even shared the tears.

You're the only one

Who really knew me at all…”...Как я могу дать тебе просто уйти от меня,

Когда всё, что я могу, это смотреть, как ты уходишь.

Мы ведь делили с тобой смех и боль,

И даже разделяли слёзы.

Ты единственная,

Кто на самом деле знает меня настоящего...

Я с улыбкой смотрел на неё и наслаждался её голосом, возможностью касаться этой прекрасной девушки, смотреть в её красивые глаза, вдыхать её аромат, чувствовать тепло её тела, прижавшегося к моему. Слова «я люблю тебя», сказанные абсолютно спонтанно, заставили девушку улыбнуться ещё шире, после чего она заверила меня в симметричных чувствах и подарила мне поцелуй. Я вдруг вспомнил, как танцевал с Лили в этом же самом баре несколько месяцев назад. Как Эванс шарахалась от меня и заметила мои «грустные глаза», а я выдал ей, что считал её закомплексованной. Всё это показалось мне такой ерундой, что я усмехнулся своей тупости и недальновидности относительно Лили, а затем чувственно поцеловал её в горячий висок. Как оказалось, этот танец стал для меня совершенно особенным, уже после того вечера я множество раз мысленно возвращался к этому моменту невероятного счастья и бесконечной любви. Прохладная ладонь Лили в моей руке. Её искрящийся и тёплый взгляд. Бешено колотящее сердце, норовившее выпрыгнуть за пределы грудной клетки. Чудесная песня. Наши многозначительные улыбки, предназначенные только друг для друга. Наверное, так пишут в женских любовных романах и именно это показывают в мелодрамах, но я чувствовал тот самый трепет перед моей Лили, а мои губы горели от прикосновений к ней. Мы даже не сразу поняли, что песня закончилась, как и рабочий день диджея, и мы остались одни на танцполе. Да это было и неважно. Покинув бар, мы трансгрессировали в мой особняк. Лили хотела отправиться домой, но я предложил остаться на ночь у меня. В воскресенье была решающая тренировка перед игрой четвертьфинала, и я должен был отправиться туда к одиннадцати утра. Не желая отпускать Лили, я рассудил так. У нас вся ночь была впереди, и я хотел провести её с любимой девушкой. На утро я бы отправился на стадион, а Лили могла бы выспаться всласть и прибыть ко мне на тренировку позже. У неё был законный выходной, и мы могли бы отлично провести вторую половину дня, например, посетив боулинг с Бродягой и Марлин. Мой план звучал весьма убедительно, и Эванс с ним согласилась.

После весьма бурной ночи, полной любви, я проснулся удивительно отдохнувшим и бодрым, с трудом оторвался от созерцания спавшей крепким сном Лили, стараясь при этом её не разбудить, и, приняв душ и закинув в себя лёгкий завтрак, принялся собираться на тренировку. Уходить от Лили было сущим наказанием. Несмотря на мою нерушимую любовь к родному квиддичу, я не хотел покидать Эванс. Вместо того, чтобы тренировать пасы и финты, я с большим удовольствием бы валялся с ней в постели, спорил о вреде газировки за завтраком на кухне, рассматривал цветы в саду. Но обязательства и желание выиграть кубок мира всё же сотворили невозможное, и уже в одиннадцать часов я был на стадионе на окраине Лондона. Удивительно, но я был искренне рад видеть многих членов команды, тренерского штаба. Даже брюзжащий и капающий ядом Уоллсон не раздражал меня как обычно. Я пожал руки товарищам, даже тем, с которыми толком никогда не здоровался, чем вызвал волну пересудов за спиной. Я усмехнулся тому факту, что мои коллеги точно так же не знали меня, как и я сам. Это всё «эффект Лили Эванс», который сотворил невозможное. В тот же день во время тренировки я разговорился с двумя интересными охотниками, с которыми прежде никогда не общался. Таким образом я всё сильнее вливался в команду. Я даже поздоровался с Гейтом, который таращился на меня, словно на живого Мерлина, и не мог связать двух слов. Расценив это как положительное отношение к моему поведению, я принялся ещё упорнее тренироваться. И, хотя две предыдущие ночи я мало спал и от души занимался нескромными вещами, моё тело чувствовало себя прекрасно. Реакция была отменной, в воздухе я чувствовал себя ещё более легко и уверенно, особенно когда увидел пришедшую на стадион Лили. Облачённая в другую одежду, но всё такая же прекрасная, она приветливо улыбалась и махала мне с трибуны. Я тут же подлетел к ней и, свесившись, с метлы, держась при этом за древко лишь ногами, с жаром поцеловал не успевшую ничего сказать Эванс. Реакцией на это дерзкое покушение на сердце и губы моей дамы стали аплодисменты и одобрительный гул товарищей по команде. Единственным, кто был враждебно настроен к таким проявлениям любви, был тренер. Уоллсон истошно орал, что лобзания не помогли выиграть ни одну игру, в отличии от тренировки. Пообещав засмущавшейся и смеявшейся Лили, что встречу её рядом с выходом, я взмыл ввысь и больше вольностей себе не позволял. Мы отрабатывали фигуры и упражнения ещё около двух часов, за время которого Лили куда-то отлучалась, после чего в раздевалке получили новую, заметно более качественную, удобную и стильную форму и отправились переодеваться. Приведя себя в божеский вид и забрав вещи из шкафчика, я, удовлетворённый тренировкой и предвкушающий надвигающийся вечер с Лили, Сириусом и его благоверной, направился к выходу. Тогда я ещё не знал, что впереди меня ждут грандиозные потрясения и моя жизнь за минуту превратится в ад. Лучше бы я сломал свой Нимбус.

* * *

В ту ночь я спала урывками. Периодически я просыпалась, будто желая убедиться, что всё случившееся — не сон. Вот Джеймс, блаженно спит рядом со мной, а его сильные горячие руки крепко прижимают меня к нему. Я ощущала себя в совершеннейшей безопасности, несмотря на то, что было невероятно непривычно — спать на кровати не одной, ещё и в чужом доме. Значит, всё это происходило в самом деле. Ликуя, я проваливалась в сон, пока окончательно не проснулась. Джеймс уже не спал. Он с какой-то невероятно доброй улыбкой смотрел на меня, а затем, нежно обняв, принялся водить руками по моему телу. От каждого его прикосновения по коже бежали стаи мурашек. Но в тот момент я отчётливо представила, как всё это выглядело со стороны. Я, лежавшая в чём мать родила под одним лишь одеялом с таким же абсолютно голым Поттером, с волосами, похожими на воронье гнездо, не умывшаяся и с опухшим, заспанным лицом. Красотка! Но, судя по реакции и настойчивости Джеймса, его это нисколько не смущало. Он не поддавался на мои увещевания о бесстыдстве, нахально заявив, что уже всё видел. Во-первых, тогда мы оба были под действием алкоголя, а теперь были абсолютно трезвы. А во-вторых, то было ночью, когда ничего без ночника не было видно, а сейчас наступило утро, почти что обед. От одной только мысли, что Джеймс видит меня при свете дня без одежды, я впадала в оцепенение. Кое-как вывернувшись из цепких рук парня, я наспех оделась, стараясь не отсвечивать своими прелестями. Джеймс предложил не ломать голову с завтраком и заказать пиццу, что меня крайне позабавило. Всё никак не укладывалось в голове, как это чистокровный волшебник мог быть столь сведущим в магловском мире. Однако согласие я дала. Остановив выбор на пепперони, Джеймс прогулялся до пиццерии, находившейся в одном квартале от его дома, пока я приводила себя в порядок и отходила от пережитого шока. Едва я вошла в ванную комнату и увидела своё отражение, как сразу же ахнула. Помимо весьма неприглядного вида, глаза горели странным огнём, я даже чувствовала себя как-то иначе. Спустя несколько минут я поняла, в чём была причина этих изменений: я стала женщиной. Я повзрослела, вступила на новый этап своей жизни, а к былому больше не было возврата. Моё тело стало будто бы другим, и я привыкала к новым ощущениям, к иному взгляду. Через зеркало на меня уверенно взирала миловидная рыжеволосая молодая девушка, знавшая себе цену, познавшая удовольствие от близости с любимым мужчиной. Улыбка сама собой появилась на моих губах, а щёки тронул лёгкий румянец, от чего глаза стали будто бы ярче. Моя жизнь изменилась коренным образом, и я была в целом рада этим метаморфозам. Приведя себя в порядок, я, пользуясь отсутствием хозяина, сварила кофе, а затем занялась изучением его комнаты. Здесь была масса наград, преимущественно за достижения в квиддиче. Вот кубок школы за победу Гриффиндора в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Я припомнила, как раз в тот год пятикурсник Поттер устроил эту препротивную историю с кальмаром, Северусом и мной у Чёрного озера. Да, это воспоминание как-то напрочь вытеснила другое, в котором в тот же год счастливая донельзя профессор Макгонагалл пришла в гостиную факультета, чтобы поздравить команду, да и всех студентов с победой. Я также позабыла и то, что она с удовольствием выпила бокальчик сливочного пива вместе с Джеймсом и Сириусом в честь победы. На глаза попадались и более поздние награды. Например, статуэтка с золотой рукой, держащей пойманный снитч. На ней было выгравировано «Прорыв года, 1978». Хм, наверное, эту памятную вещь Джеймс получил, уже будучи в составе Паддлмир Юнайтед. На полках были и фотографии. На одной из них стояли четверо смеющихся студента Хогвартса, обнимая друг друга за плечи. Они были очень счастливы и непрестанно улыбались фотографу. Видимо, эта фотография была сделана после первого курса. А вот фоторамка, внутри которой сидит красивая темноволосая женщина и очаровательно улыбающийся мужчина. Вероятно, это молодые родители Джеймса. Об этом говорили не только внешняя схожесть мужчины с сыном, но также и выражение лица. Джеймс завораживал своей улыбкой. На маму он был похож гораздо меньше, разве что такими же карими глазами и формой ушей. Услышав хлопок двери, я оторвалась от созерцания фотографий и поспешила вниз. Довольный Джеймс с гордостью победителя потряс картонной коробкой с ароматным содержимым, и мы приступили к завтраку. Я с удовольствием съела три кусочка, с остальным управился хозяин дома, после чего предложил поиграть в карты.

— Только чур проигравший снимает с себя одежду, — самодовольно улыбаясь, добавил он. — По одной вещи за проигрыш.

Я неплохо играла в карты с покойными бабушкой и дедушкой и подумала, что перспектива раздеть самоуверенного Поттера была гораздо заманчивее, чем возможность остаться без какой-либо одежды, поэтому согласилась. Однако Джеймс каждый раз обыгрывал меня. Сначала я думала, что он плохо мешал колоду, отчего мне выпадали лишь маленькие карты, но, когда я сдавала кон сама, ситуация менялась не сильно, даже с хорошим раскладом. В результате бессчётных попыток взять реванш я осталась совершенно голой, при том, что Джеймс не снял даже рубашки. С каждым коном и моим новым обнажением он всё более похотливо смотрел на меня, и я решила обыграть его хотя бы в кое-чём другом. Воспользовавшись своей наготой, как оружием, я уверенно приблизилась к нему и стала максимально сексуально стягивать с него одежду. Поначалу он помогал мне в этом непростом деле, а затем принялся с любопытством наблюдать за моими действиями. Я усадила его на диван, а сама встала на колени лицом к нему. Джеймс тяжело дышал и помогал моей авантюре осуществиться, при этом позволив вести в этой партии. Я абсолютно не понимала, что и как правильно нужно было делать, и руководствовалась инстинктами. Джеймс был давно готов, и я неловко села на него сверху. Знаете, это выглядело так нелепо и странно, что я вспомнила, как обычно неумело нанизывают шашлык на шампур. Но под влиянием нескрываемого возбуждения я не придала этому особого значения и начала двигаться. Иногда мне казалось, что Джеймсу эта поза, как и вся моя затея, были не слишком приятны, однако, когда он достиг оргазма, я поняла, что была неправа. Уже после того, как всё кончилось, я обнаружила, что натворила. Однако каких-то особых угрызений совести, обыкновенно свойственных мне, не испытала. Что ж, я открывала всё новые и новые грани в себе, и страстная Лили, готовая на авантюры, была одной из них. Убрав с помощью палочки последствия интимной близости, мы по очереди отправились в душ. Последовавшее за гигиеническими процедурами предложение Джеймса прогуляться я встретила с большой радостью. Хотелось сделать этот день максимально насыщенным и приятным, а хорошая прогулка была как раз отличной идеей такого времяпровождения. Мы заглянули ко мне, где я по-быстрому переоделась, подкрасилась, пока Джеймс изучал магловские газеты, от которых его было практически невозможно оторвать. Я в шутку пообещала ему, что если он так впечатлился прессой, то я могла бы выписать ему несколько передовиц. Мы недолго погуляли в Гайд-парке, посмотрели на природу и лебедей, а затем решили пойти в кино. Ближайший сеанс был на комедию с обожаемым мною Луи де Фюнесом, любовь к которому была у меня делом семейным. Как оказалось, Джеймс тоже любил фильмы с его участием, и потому с удовольствием приобрёл два билета. Поначалу всё шло довольно гладко: сюжет был интересным, мы часто смеялись, поедая попкорн, делясь при этом друг с другом. Джеймс то и дело обнимал меня, а я сидела, положив голову ему на плечо. Но где-то ближе к концу неугомонный парень начал вести себя совершенно бесстыдно. Он положил свою тёплую руку на мою коленку и повёл её вверх, а когда его пальцы достигли того самого места, я чуть было не воскликнула от удивления и накатившего постыдного возбуждения. Однако опасения осуждения со стороны других зрителей побуждали меня молчать и стараться не выдавать своих эмоций. Несмотря на то, что это было крайне вульгарно и беспардонно, я получала от движений рук Джеймса огромное удовольствие. Решив, что в эту игру могут играть двое, я положила свою левую руку на джинсы в область его паха и, без труда нащупав то, что искала, принялась ласкать. Джеймс внешне выглядел гораздо более спокойным, чем я, но его выдавали глаза и стоявший колом… эм, ну вы поняли. К счастью, фильм закончился через несколько минут, иначе я бы просто утонула в собственных трусах. Мы вышли из зала позже остальных, успокаиваясь и при этом посмеиваясь. Немного погуляв по вечернему Лондону, Джеймс предложил отправиться в уже знакомый мне бар Гамильтон, где мы когда-то отдыхали вместе с Сириусом и Марлин. С Джеймсом было очень легко. Мы ужинали и обсуждали различные новости, и часто оказывалось так, что на одни и те же вещи мы смотрели одинаково. Он умел как интересно рассказывать, так и благодарно слушать. Я, со своей стороны, наслаждалась каждой минутой времени, проведенной с ним. После трапезы с лёгкой подачи диджея и приглашения самого Поттера мы пошли на танцпол. Менялись мелодии, а мы всё так же двигались под звуки музыки. Я настолько расслабилась, что даже нисколько не стеснялась подпевать Филу Коллинзу и его потрясающей “Against all odds”.Дата выхода песни "Against all odds" немного не совпадает с временным отрезком повествования. Действие фанфика происходит в 1979 году, в то время как песня в известном нам варианте вышла в 1984г. Изначально же Фил Коллинз написал ее в 1979 году. Я решила оставить ее, поскольку она идеально подходит для сюжета по смыслу и атмосфере. Джеймс кружил меня в танце, также получая удовольствие от процесса. Я чувствовала себя настолько счастливой, насколько это вообще возможно, в объятиях любимого мужчины, в хорошем месте, с отличной музыкой. Джеймс и сам будто светился изнутри, а его притягательные карие глаза с любовью смотрели на меня. Когда он снова признался, что любит меня, я восприняла это ещё более ярко, нежели тогда, лёжа на его кровати, после чего сказала, что люблю его, в ответ. Я не говорила это потому, что должна была, а произносила со всей решительностью и ответственностью. Атмосфера, да и сам случай, так и подводили к тому, чтобы сказать эти важные слова. Я чувствовала себя невероятно желанной и любимой в тот момент. На душе было так легко и тепло, что я не могла скрывать улыбку, да и, признаюсь, вовсе не хотела. Мы танцевали до самого конца дискотеки и ушли из бара позже всех. Джеймс предложил остаться на ночь у него, чтобы утром, выспавшись, присоединиться к нему на стадионе во время тренировки, а затем вместе с Марлин и Сириусом пойти в боулинг. Поскольку никаких планов на воскресенье у меня не было, я согласилась.

Я проснулась утром около половины одиннадцатого, но Джеймса дома уже не было. Я не хотела провести новый день в прежней одежде, душа требовала перемен, поэтому, почистив зубы, я отправилась к себе домой. Подойдя к парадной двери, я обнаружила конверт. Он заинтриговал меня не на шутку. На внешней стороне было криво написано «Лили от доброжелательницы». Что это за странная почта, да ещё и от какой-то доброжелательницы? Пройдя в дом, я сбросила обувь, присела на диван в гостиной и принялась вскрывать конверт. Внутри него оказался лист со следующим содержимым:

«Я знаю, у тебя есть полное право отнестись к следующей информации с изрядной долей сомнения, но моя совесть не позволяет молчать. Ты имеешь право знать».

Мои глаза бегло скользили по странным строчкам, и поначалу я решила, что кто-то меня с кем-то перепутал. Может, письмо адресовано вовсе не мне? Мало ли найдётся Лили в Англии и в том же Коукворте? Наверняка кто-то попросту ошибся адресом и случайно подбросил его мне. Однако из любопытства я продолжила чтение и поняла, что заблуждалась. Послание предназначалось именно мне и касалось того, чего я никак не ожидала.

«Джеймс Поттер ужасный, злой человек. Он хитрый манипулятор, интриган, подлец. Понимаю, сейчас тебе сложно поверить в то, что я пишу, но прошу дочитать письмо до конца.

Дело в том, что мерзавец Поттер поспорил со своим дружком, что заполучит любую девушку в свою постель всего лишь после двух свиданий. Первой жертвой этого дрянного пари стала девушка, которую он бросил сразу же на следующее утро после первой ночи, и бросил весьма скверно. У него было много попыток, но Поттер, абсолютно не умеющий любить, просто пользовался всеми девушками для удовлетворения своей прихоти и повышения самооценки. Ты также была очередной его жертвой. Сожалею, что ты стала одной из многих. Он наверняка заверял тебя, что пропадает на тренировках, а сам в это время развлекался с со своей настоящей девушкой. Может, даже говорил слова любви и заверял, что никогда и никого до этого он не любил. Он озабоченный, к тому же не однолюб. Да, теперь у него появилась одна девушка, которую он на самом деле полюбил, с которой Поттер проводит свободное от покорения чужих сердец время. Но также ему нужны и другие женщины, чтобы удовлетворить свои потребности в сексе. Он озабоченный сексоголик. Мне очень жаль тебя и то, что на тебя поспорил этот подлец, поэтому я написала тебе всё, что мне было известно. Надеюсь, эта информация тебе поможет.

P.S.: Подтверждение моим словам ты сможешь увидеть после окончания его тренировки.»

Я прочла это полотно и испытала огромный скепсис в отношении написанного. Что за вздор! Во-первых, я не знаю, кто мне прислал его, чтобы безоговорочно доверять. Во-вторых, это может быть злой наговор на Джеймса, поскольку из-за его упрямого и временами несносного характера были люди, которые его не любили, и он сам это открыто признавал. Во-третьих, ну никак не вяжется у меня Джеймс и подлец в одном предложении. Он был отличным другом, помогавшим в трудную минуту близким, ярым фениксовцем, защищавшим Англию от Пожирателей, ответственным квиддичистом, который не подвёл свою команду даже после проклятия и госпитализации накануне важной игры. Он был весьма щедр и добр с людьми, которые были с ним честны. Со мной он был невероятно ласков и нежен. Почему я должна считать его мерзавцем? Да, он не фунт стерлинга, чтобы всем нравиться, творил много разных дел и не всегда хороших. Но он точно не причинял никому зла. Кроме слуг Сами-знаете-кого, разумеется. Там он отрывался по полной. В-четвёртых, даже если допустить, что это так, и Джеймс действительно поспорил с кем-то, что затащит в постель девушку после двух свиданий, то я могла возразить, что у нас их было три. Уже не вяжется. В-пятых, мне показалось, что Джеймс был весьма искренен, когда говорил о любви. Он выглядел таким ранимым и взволнованным, что я приняла его слова на веру. В-шестых, как я уже говорила вам ранее, Джеймс умел любить. Он любил своих родителей, друзей как минимум. В-седьмых, я попросту не верю во весь этот бред! Я в ярости смяла несчастное письмо и швырнула куда-то в камин. Время поджимало, и я побежала в свою комнату, чтобы переодеться. Выбрав для боулинга чёрную майку, кардиган цвета хаки и укороченные джинсы, я наложила макияж, сделала небрежный пучок и отправилась на стадион.

Я была там уже несколько раз. В основном — в качестве лечащего целителя для команды Паддлмир Юнайтед. Но сегодня я пришла туда в абсолютно новом для себя качестве — девушки ловца команды. Моё имя фигурировало в списке для посещения, и я беспрепятственно проникла внутрь стадиона, минуя осмотр. Дойдя до поля, я поднялась на западную трибуну и, увидев Джеймса, летавшего высоко над стадионом, помахала ему рукой. Заметив меня, он сделал то, что вряд ли бы сделал кто-либо ещё. С молниеносной скоростью ловец подлетел ко мне и, вальяжно свесившись с метлы, страстно меня поцеловал. Я была восхищена и испугана одновременно его сумасшедшей выходкой, но на поцелуй всё же ответила. Меня невероятно смутили бодрые окрики других квиддичистов и отборная ругань мистера Уоллсона, но Поттеру, казалось, на всё это было глубоко плевать. Усмехнувшись, он пообещал встретиться со мной через два часа у выхода, после чего взмыл ввысь и продолжил ударно тренироваться. Какое-то время я наблюдала за упражнениями, отрабатываемыми игроками, пока в моей голове не появилась мысль о том, что я уже почти неделю не могла забрать сделанные на нашем втором свидании фотографии. Я проверила сумочку и нашла в ней талон на заказ фотопечати. Решив, что у меня как раз появилась прекрасная возможность это сделать, я покинула стадион и отправилась на юго-запад города. Я выпила чай с молоком и овсяным печеньем в уютной кофейне, а затем продолжила свой путь. Признаюсь, я слегка поплутала, поскольку не особо хорошо помнила, где именно находилось ателье, но благодаря помощи доброй женщины я всё же до него добралась. Дождавшись окончания обеденного перерыва и наконец забрав два конверта с содержимым, один я убрала в сумочку, а другой решила отдать Джеймсу, чтобы и у него остались воспоминания о том чудесном дне. Преисполненная желанием сделать приятное своему молодому человеку, я трансгрессировала к стадиону и принялась ожидать его появления, поскольку тренировка должна была закончиться с минуты на минуту, и я не видела смысла входить внутрь. Спустя десять минут, в течение которых я разглядывала забавные фотографии из конверта, который намеревалась отдать Джеймсу, его взлохмаченная шевелюра, а после — и он сам показались в дверях. Заприметив его, я радостно улыбнулась и направилась к нему навстречу, но тут случилось невероятное. Откуда-то из-за угла выскочила темноволосая девушка и с радостным криком «Джеймс!» запрыгнула на него и пылко поцеловала прямо у меня на глазах. У меня случился полнейший шок. Я смотрела на весь этот абсурд и не верила тому, что видела. Девушкой была Ингрид, и она целовала Джеймса. Моего Джеймса. От неимоверной и всепоглощающей обиды я остановилась, всего в трех метрах от голубков, не в силах пошевелиться. Из глаз потекли ручьями обжигающие горькие слёзы, меня всю затрясло, в горле застрял болезненный ком размером с волейбольный мяч. Отлепившись от Ингрид, Джеймс с ужасом посмотрел на меня, видимо, поняв, что я всё видела. В тот момент я осознала всю трагичность ситуации. Моим отношениям конец. Он меня предал. С этой мыслью я швырнула под ноги Поттера ставшие совершенно бессмысленными фотоснимки, развернулась и побежала что было силы прочь. За спиной раздавались крики Поттера: «Постой, Лили! Лили!». Я не осознавала, куда податься и что дальше делать. Всхлипы всё резче и громче вырвались из груди. Голова невыносимо раскалывалась, но эта боль не шла ни в какое сравнение с теми душевными терзаниями, которые я испытывала в тот миг. Моя жизнь была разрушена, а я — уничтожена. Оказалось, что письмо было правдой. Джеймс Поттер — редкостный подонок, который воспользовался мной и моей доверчивостью, а затем поменял на другую. А может, он всегда любил именно её, а мне говорил красивые слова, только чтобы охмурить и получить своё? Я больше не понимала, что было правдой, а что ложью. Но я знала, что Поттер меня предал и растоптал и что отныне моя прежняя жизнь была кончена.