Акварели (гет)

Общаться с Драко теперь было неловко и желанно одновременно. И вместе с тем— необходимо, причём не только из-за того, что без него было нечего рисовать, но и потому, что они всё ещё работали вместе.

Наверное, пункт про «работали вместе» в её голове должен был подчёркнут жирными красными линиями, которые открытым текстом намекали бы: Роза, нельзя. Может быть, так оно и было, только Розе совсем не хотелось обращать внимание на какие-то там красные линии. Да и думать о них было, в общем-то, рановато: ничего особенного между ними не произошло и не происходило. Он просто ночевал у неё, и пил кофе из её любимой щербатой кружки, которая шла по жизни вместе с Розой вот уже лет тринадцать, и выглядывал в окно на залитую солнцем площадь, и улыбался (и хмурился, а когда хмурился, между бровей у него пролегала морщинка), и называл её по имени. И тут действительно не было ничего особенного, вот только Розе всё равно хотелось запомнить всё до малейшей детали.

Когда ещё оно повторится?

Наверное, никогда, но, в любом случае, у неё всё ещё оставалось общение по вопросам. Как сейчас, например, когда она несла в его кабинет гору разобранной и рассортированной корреспонденции — на подпись из самых разных отделов. В первые дни работы Роза честно пыталась от первой до последней буквы прочитывать каждый пергамент, но постепенно энтузиазма становилось всё меньше и меньше. Конкретно сейчас его хватало только на то, чтобы мельком просмотреть тему письма и отложить его в соответствующую стопку, но большего и не требовалось.

Правда, и особого общения из доставки корреспонденции не вытекало: папки с письмами нужно было просто оставить у Перси. Ну, по крайней мере, в рабочее время, потому что сейчас, когда стрелки часов уже перевалили за положенный предел, найти его было проблематично: к тому же, отговорившись простудой, он отправился домой — пить зелья и отлёживаться до завтра. Секретарь, приятная и вежливая ведьма, много лет проработавшая в приёмной министра, тоже отправилась домой. Роза помнила, как та готова была прощать Драко любую строгость в работе просто за то, что он не требовал от неё оставаться на месте, когда задерживался сам.

Так что, нисколько не удивившись пустоте приёмной, Роза решила, что оставлять письма на столе без присмотра всё же не стоит и, немного посомневавшись, скользнула за тёмную дубовую дверь. Исключительно для того, чтобы на этот раз действительно удивиться, потому что Драко в кабинете не оказалось.

— Сговорились они все, что ли? — пробормотала Роза, нервно оглядевшись по сторонам. — Оставили меня тут одну. Или вымерли?

Будь рядом Скорпиус, они могли бы развить эту тему. Например, предположить, что верхушку Министерства в полном составе выкрали магглы. Или инопланетяне, у магглорождённых учеников Хогвартса иногда встречались занятные книжки о пришельцах из космоса (кстати, нарисовать космос — вполне себе интересное занятие на выходные, особенно если не сорваться на сто сорок пятый по счёту портрет известно кого). Или шпионы из Франции. Ну, почему бы и нет?

Но Скорпиус был далеко, и оставалось только грустно усмехнуться собственным мыслям и аккуратно пристроить папки с письмами на край стола, чуть сдвинув в сторону бесконечные свёртки с законопроектами. И — замереть, заметив среди законопроектов тот самый, об оборотнях, от одного вида которого горло перехватывает холодным льдом возмущения. Под свитком с законом Роза обнаруживает другие — сводки, отчёты, огромные таблицы статистик, какие-то выкладки и написанные неровным почерком комментарии, а заодно приложенные к ним колдографии и рисунки, сделанные экспертами из Аврората. От увиденного её начинает тошнить, но отвести взгляда Роза не может.

А нужно, потому что именно в этот момент со стороны приёмной слышатся голоса.

Драко возвращался в свой кабинет и, судя по всему, он был не один.

Розе хватило доли секунды, чтобы испугаться того, как она выглядит — склонившаяся над чужими документами, и ещё одной доли — чтобы, взмахнув палочкой, пробормотать по очереди заклинания копирования и уменьшения, а потом сунуть крохотный свёртки в карман, метнуться к окну и затаиться за шторой. И, разумеется, тут же себя отругать, ведь вторая помощница министра имеет право находиться в кабинете начальника (и не раз уже там бывала), и приносить письма на подпись — вовсе не преступление, а обычная должностная обязанность, и нет ничего глупее, чем прятаться у окна…

Вот если её заметят, это будет почти катастрофа.

Значит, решила про себя Роза, нужно стать незаметной. Она сжалась, изо всех сил стараясь слиться со стеной у окна и благодаря местных дизайнеров за плотные тёмные шторы, ниспадавшие до пола широкими складками. Ей пригодилась бы знаменитая мантия дяди Гарри, о которой ходили легенды, но, кажется, только легендами все и ограничивались: даже Джеймсу не давали мантию в Хогвартс, объясняя это тем, что невидимость — совсем не игрушки.

Что ж, может быть, и не игрушки, но как здорово было бы, если…

— Дорогой министр, подписанный вами указ мало похож на то, о чём мы говорили, — скрипучий голос перебил её размышления, и Роза без труда узнала его обладателя.

Скримджер. Бывший министр, теперь возглавляющий Визенгамот. Розе не нравилось ни его прошлое, описанное в учебниках по истории магии, ни цепкий, пристальный взгляд, которым он каждый раз провожал её в коридорах, словно присматриваясь — кто она, что она, зачем она здесь и чего сможет добиться. Искривлённые в усмешке губы обычно подсказывали, что ничего, но Роза не хотела обращать на бывших министров внимания.

Хватало того, что действующие целиком и полностью занимали все её мысли.

Самообладания Розы едва-едва хватило на то, чтобы прокрутить в голове список горячих тем, регулярно находящихся на повестке дня. Об одной из них сейчас и говорили Драко и Скримджер, и ей, после такого начала, было чертовски интересно узнать, о какой.

Тихий вдох, такой же тихий выдох, и она получила ответ.

— Почему же? Магглорождённые получили своё отдельное образование, как вы и хотели. — Беспечно сказал Драко, а потом, как Роза поняла, по памяти процитировал: — Отдельное образование обеспечит магглорождённым необходимый уровень знаний без отрыва от привычного окружения. Они не будут испытывать давления и конкуренции со стороны детей магов, что избавит их от ощущения собственной неполноценности.

В кажущейся беспечности его голоса, как обычно, таилась доля расчёта, тонкая нотка опасности, а уж когда дело дошло до цитаты… Драко говорил чётко, ясно, на грани нейтральности, но за этой гранью ей слышалась практически прямая издёвка.

Похоже, распознал издёвку и Скримджер.

— Хватит.

— Почему же? Я могу продолжать бесконечно. — Роза представила, как Драко пожимает плечами, и как волнуется от этого движения светлая ткань.

— Не сомневаюсь, — ядовито выплюнул Скримджер. — Но Визенгамот имел в виду совершенно другое.

Дыхание само по себе замерло у неё в горле.

Если о конфликте между Министерством и Сопротивлением не знал только ленивый (на то оно и Сопротивление, чтобы конфликтовать с властями, ведь так), то разногласия между Визенгамотом и Драко были для неё откровением. Нет, в чём-то оно даже логично, ведь не могут все у власти стоящие размышлять одинаково, хотя бы просто потому, что у разных людей разные взгляды на жизнь, а политика — такая же часть жизни, как и всё остальное. Но вместе с тем, какое-то единство должно быть.

Политика, вспомнились ей строчки, написанные ровным почерком Скорпиуса.

Здесь пожирают всех, у кого нет мозгов.

— Я знаю. — Драко повысил голос, и его резкие интонации царапнули Розу. — Конечно же, Визенгамот имел в виду совершенно другое. Визенгамот имел в виду запереть магглорождённых в отдельные классы как оборотней в резервации. Визенгамот имел в виду расколоть учеников по принципу крови, заставить кого-то чувствовать «собственную неполноценность», а кого-то — своё превосходство. Визенгамот, я полагаю, имел в виду продолжить традиции Тёмного Лорда. Я служил ему, как и многие, Скримджер. И мне совсем не понравилось.

Роза замерла.

Если бы голос можно было нарисовать, то она, пожалуй, взялась бы нарисовать голос Драко — такой, каким он звучал сейчас. Моргана забери, да у неё пальцы подёргивались от желания запечатлеть его на бумаге.

Но, пусть его голос и звучал так, как мог бы звучать гром, шторм или ветер, не голос был главным, а слова, которые им говорились.Драко выплёвывал в лицо Скримджеру всё то, о чём недавно думала сама Роза, всё то, что возмущало её саму, но, как она ни пыталась, она не могла сообразить, какую альтернативу он предлагает. Точнее, уже даже не предлагает, а предложил. И подписал, видимо, воспользовавшись своим правом вето.

Он не стал отправлять проект на доработку, это понятно. Вместо этого он доработал его сам, что-то в нём перекроил, изменил, переставил, сохранив верность исходным формулировкам, но вместе с тем полностью переиначив их смысл. И, судя по реакции Скримджера, доведя до белого каления Визенгамот. Больше того, судя по тому, что она только что услышала, в планы Визенгамота входило нечто ужасное (инициатива с разделением учеников ужасна сама по себе, Роза и не думала сомневаться) и это было вполне осознанным шагом, а Драко таких шагов не одобрил.

В грудной клетке шумной совой забилась надежда на то, что, может быть, между решениями министра и сонным Драко на её кухне не такая уж большая разница, как ей показалось вначале.

Крохотные свёртки обожгли карман. Ей стало почти стыдно.

— Вы ещё пожалеете, господин министр, — прошипел Скримджер, и Роза услышала звук его шагов. Прочь из кабинета.

— Не привыкать, — бодро бросил ему в спину Драко, и у Розы мурашки пробежали по спине от того, сколько в его бодром голосе звучало усталости.

Руки сами собой сжались в кулаки, ногти впились в мякоть ладоней. Захотелось откинуть в сторону штору, броситься к нему, обнять, защитить, всегда носить с собой — как ту колдографию, но Роза не двинулась с места. Закусив губу, она снова и снова прокручивала в голове услышанный разговор. Никогда, никогда раньше она и не подозревала о том, насколько всё сложно.

Политика — грязное дело, это говорили все и всегда, несмотря на то, что по официальной версии в Министерстве и Визенгамоте всегда царили согласие, мир и любовь. И работа на благо всеобщего процветания, разумеется. И только сейчас Роза начинала понимать, насколько официальная сессия отличалась от того, что происходило на самом деле. Ей отчаянно не хватало опыта для того, чтобы полностью разобраться в происходящем, но интуиция подсказывала, нет, в голос кричала: всё плохо. Власть закручивала гайки, закручивала их давно и, видимо, медленно, если до сих пор никто не возмутился. То есть, конечно, возмутилось Сопротивление, и в последнее время оно крайне активно, и сочувствующих у него выше крыше, но всё же основная часть населения Магической Британии живёт себе даже живёт, не замечая, что её, как лягушку из басни, уже некоторое время варят живьём.

Роза, закрыв глаза, тихо сглотнула — и тут же услышала спокойное:

— Можете выйти, мисс Уизли.

В этом спокойствии — лёд.

Чувствуя, как щёки заливает румянцем стыда, а желудок сводит от страха, Роза выскользнула из-за портьеры. Ей хотелось провалиться под землю и больше никогда не встречаться с Драко. Нестерпимо стыдно и нестерпимо нелепо.

Она переступила с ноги на ногу, не зная, куда девать руки. Свёртки в кармане были тяжелей всего мира.

— Что скажете? — спросил Драко. Он снова говорил с ней холодно и отстранённо, как будто до этого не называл её Розой.

Что она могла сказать?

— Если хотите спрятаться, то не нужно оставлять на столе свои вещи. Я понял, что вы здесь, как только вошёл.

Последней фразы достаточно было для того, чтобы румянец стыда сменился краской смущения. И надежды. И еще миллиона эмоций, которые неизвестно как — раньше Роза и не представляла, что такое возможно! — могли уместиться у неё между рёбер.

— Это не мои вещи. Это ваши письма, — тихо сказала она и тут же прикусила язык. Отлично. Упрямство. Ровно то, что сейчас нужно.

Если бы Драко сейчас прогнал её прочь, она поняла бы его без каких-либо осуждений. Факт есть факт: она подслушивала, и говорить это может о чём угодно. Вплоть до того, что она — шпионка Сопротивления. Или инопланетная гостья, хотя вряд ли Драко читал такие романы.

Но вместо того, чтобы выгонять её, Драко почему-то просто стоял и смотрел. Стоял, чуть сгорбившись, отпустив руки свободно болтаться. В уголках его губ сложились горькие складки, но глаза глядели с пытливым вниманием, словно он отчаянно искал в её лице что-то, что могло бы ответить на его вопросы. Что это были за вопросы, Роза понятия не имела. Знала только, что ни за что на свете не должна отводить сейчас взгляд, даже если вокруг них начнут рушиться стены.

Она и не отводила.

И всё равно пропустила момент, когда всё изменилось. Нет, Драко не выпрямился, принимая уверенную позу, в которой — она почти уверена — до этого разговаривал со Скримджером, но ощутимо расслабился, и атмосфера в кабинете перестала казаться преддверием катастрофы. Оперевшись бедром на стол, он покрутил в пальцах зачем-то вынутую из рукава волшебную палочку, а потом бросил её на бумаге.

Ну, по крайней мере, он не собирался стирать ей память. Роза вздохнула.

Она не знала, что делать, что думать и что говорить. Она ни на что не рассчитывала, но была готова всю ночь разбираться с бумагами, касавшимися оборотней, а весь завтрашний день — с дурацким законом о раздельном образовании, только бы понять, что, в конце концов, происходит. Она ни на что не рассчитывала, но была готова сделать всё, чтобы встать рядом с ним и помочь, потому что господин министр, мистер Малфой, её Драко выглядел как человек, который устал нести непосильную ношу.

Она ни на что не рассчитывала, но секунду спустя он начал говорить — и он объяснил ей.

Он объяснил ей, что Визенгамот хотел варварского закона, прикрываясь изящными формулировками. Что да, действительно, магглорождённые поступают в школу с другим уровнем знаний и многие из них потом всю жизнь из шкуры вон лезут, только чтобы доказать, что они такие же как все, что они нормальные. И это как раз ненормально. Проблема есть, и её нужно решать. Проблема есть, и её нужно решать, так они говорили, предлагая ввести пятый, дополнительный факультет и отправлять всех магглорождённых туда — за дополнительными знаниями и комфортной средой. Но решение Визенгамота казалось оптимальным только на первый и не слишком глубокий взгляд. Стоило присмотреться чуть-чуть повнимательней, и становилось понятно: оно не несло в себе ничего конструктивного. Отдельные занятия? Собственное крыло и новый, пятый факультет в Хогвартсе? Это никак не помогло бы ученикам избавиться от комплексов. Это, да, сплотило бы магглорождённых, но вместе с тем отделило бы их от всех остальных. Обособленное общество превратилось бы в крохотный мирок со своими правилами— сначала в школе, а потом, позже, и за её пределами. Ни к чему хорошему это не привело бы, уж не говоря о том, что сама идея устроить группе детей отдельные занятия и отселить их в какое-то другое место, больше походила на идеи, которые когда-то пропагандировал тот, имя которого многие до сих пор боялись произносить.

И да, ему действительно хватит, он по горло объелся этих идей ещё в школе.

Поэтому...

— Разница между чистокровными и магглорождёнными волшебниками действительно существует, — сказал Драко и, прежде, чем она успела возмутиться, продолжил: — Но она заключается вовсе не в крови. Воспитание. Социализация. Вот где проблема. Сколько тебе было, когда ты узнала о магии?

— Я... — Роза растерялась. — Я всегда о ней знала.

Он усмехнулся.

— Вот именно. А твоя мать узнала о том, что волшебница, когда ей было одиннадцать, так? — Дождавшись её кивка, он продолжил: — Одиннадцать лет разницы. Бесконечная пропасть. А ведь имена волшебников появляются в магических списках, стоит им только родиться на свет.

— И вы...

— Ага. — Он кивнул, и кривая усмешка превратилась в улыбку, такую светлую, что у Розы перехватило дыхание. — Письма будут приходить не в одиннадцать лет. Письма будут приходить после первого выброса магии, и если кто-то из родителей испугается того, что у них родилась волшебница или родился волшебник, то специальный комитет при Министерстве и Хогвартсе поможет им преодолеть этот страх. А заодно — снабдит всей необходимой литературой для того, чтобы дети знали всё то, что известно их чистокровным ровесникам.

На минуту Роза потеряла дар речи.

Это было изящно, прекрасно и удивительно логично одновременно. Случись оно раньше, её матери, возможно, не пришлось бы тратить всю жизнь на попытки что-то себе доказать. Как и многим другим.

— Но почему...

— Почему Визенгамот не предложил такой вариант?

Роза кивнула, заранее зная, что он ответит.

Драко пожал плечами.

— Потому что не хотел, чтобы я на него согласился.

За одно короткое мгновение всё стало понятнее и сложнее одновременно. Как пятилетний ребёнок, впервые открывающий мир, Роза не могла не задавать новых вопросов (разве что смотрела при этом не радостными и удивлёнными глазами восторженной пятилетки, а ошеломлённым, почти не видящим взглядом).

— Почему вы всё это допускаете? — Голос отказывался нормально повиноваться, пришлось хорошенько откашляться. Почему Визенгамот пытается вами вертеть?

Драко вскинул подбородок и расправил плечи.

— Потому что это политика, Роза. Здесь нужно видеть на несколько шагов вперёд, иначе…

— Что вы увидели во мне?

— Что, простите?

Глупо. Это было глупо и это сорвалось с губ против воли. Просто потому что Роза уже наслушалась о том, что такое политика (пусть даже письма Скорпиуса нельзя было услышать, только прочесть), и не хотела, чтобы их разговор скатывался в дурацкие лекции. Никаких лекций, пожалуйста. Не сейчас, когда всё внутри обмирало от осознания, от ужаса и от радостного восторга одновременно: всё было плохо, но он, он не был плохим. Теперь, когда самое главное она уже знала, а до остального вполне могла додуматься сама, её сердце, от близости Драко колотившееся где-то в горле, воспользовалось моментом и спросило о том, что его волновало.

Чувствуя, что снова краснеет, Роза повторила:

— Что вы увидели во мне?

На мгновение он очевидно опешил, а потом шагнул к ней — быстрым, скользящим шагом, и это выглядело так опасно, что Розе захотелось отшатнуться, но она не смогла. Он смотрел ей прямо в глаза, и это превращало в неподвижную статую почище любого заклятия.

Хотя нет. На проверку оказалось, что она — вовсе не неподвижная статуя. На проверку оказалось, что она подалась ему навстречу, как только его тёплые пальцы приподняли её подбородок.

— Наверное, не стоит этого делать? — спросил он, и с одной стороны это звучало задумчиво, а с другой, было ясно, что все здесь уже всё решили.

— Наверное, — ответила Роза и, закрыв глаза, поднялась на цыпочки, чтобы прижаться своими губами к его.