Искра (гет)

Дальше время протекало вполне мирно, даже без маленьких происшествий. Аня и Володя в пылу азарта стали играть в бадминтон на очки, натянув между деревьями веревку вместо сетки. В качестве судьи они пригласила Арамиса. Тот согласился.

Сейчас Арамис готов был занять себя чем угодно, лишь бы отвлечься от тягостных раздумий. Его деятельная натура тяжело переносил это вынужденною бездействия. На второй день всё только усугубилось, острее проявилось чувство одиночества и осознание собственной беспомощности. Если принц вдруг почувствовал безграничную свободу, то Арамис вдруг ощутил себя в клетке, только почему-то очень просторной, величиной с целый мир. Но из тюрьмы, по крайней мере, можно сбежать. А здесь бежать... Он бы рад. Но куда? Даже Филипп, казалось бы современник, отдалился настолько, что теперь больше казался частью компании студентов, а не жителем семнадцатого века. Прелат старательно гнал от себя отчаяние (нет чувства более вредного) и цеплялся за какую-то надежду. А может и не за какую-то, а за книгу, которую он не торопился возвращать. Не могла же она выкинуть из себя свою неотъемлемую часть навсегда. Сколько всего у него осталось в том мире! Думать, действовать. Срочно! Но зависит ли от него сейчас, вообще, хоть что-то?.. Нет, лучше отвлечься!

Филипп снова пошёл в лес. Он не без удивления стал замечать, что среди общего птичьего гама отличает и узнаёт голоса определенных птиц. Вон там поёт зяблик. Боже мой, сколько же их тут!? Тревожный свист чем-то встревоженной синицы. Там теньканье двух пеночек... Нет, одной и той же, просто перелетевшей на новое место. Находясь наедине с собой и окружающим его миром Филипп не боялся проявлять свои эмоции. Они тут же отражались на лице, в жестах, в улыбке.

Света, тем временем, с не меньшим азартом чем накануне определяла беспозвоночных. Филипп, всласть побродив по лесу, вернулся и сел рядом с девушкой. Вскоре, он, в виде ещё одного бинокуляра и определителя, получил возможность попробовать свои силы в этом, не таком простом, как оказалось, деле, потому что понять, где у подёнки церки* и, что это вообще такое, понятное дело, с ходу не получалось.

С настройкой прибора Филипп справился быстро, так как Света ещё накануне подробно объяснила как это делается. Но остальное требовало инструкций и пояснений. Девушка постоянно открывалась от своего дела, но с терпением прирождённого учителя отвечала на все вопросы.

Когда пришло время обеда, Володя и Аня бросили свою игру и пошли готовить обед. Игра, по итогам нескольких партий, кончились со счётом семь-шесть в пользу Володи. Не трудно догадаться, что бой был жарким.

Арамису снова оказалось нечем занять себя. Володя с Аней и слышать не хотели о помощи. Явно не остыв после соревнования, они теперь состязались в строгании лука и морковки. Света и Филипп мило беседовали о сапробности водоёмов, периодически уползая в область философии. Обе пары были полностью поглощены обществом друг друга и своим занятием.

Ваннский епископ, мрачный, неприкаянный и обуреваемый страстями, не хуже романтического демона, помаячил у костра, потом возле Светы и Филиппа, сохраняя видимое спокойствие и иногда вставляя в разговоры словечко. Наконец вовсе скрылся в палатке, где под пледом покоилась книга "Десять лет спустя", и вышел только когда позвали обедать.

Суп-харчо стараниями Ани и Володи получился превосходный и улетел моментально. Дух здоровой конкуренции при наличии кулинарных способностей творит чудеса...

— Слушайте, тут ещё яблоки остались, — сказала Света, зачёрпывая кружкой чай. — Лично мне тащить их обратно совсем не хочется. А осталось только три дня до окончания нашего похода. В общем грызите, товарищи, — она положила открытый пакет с яблоками возле бревна.

— Кстати говоря, — произнёс Володя, — с зефиром тоже надо что-то делать. Куда столько сладостей набрали?

— Володь, не мои проблемы, что ты жареный зефир не любишь. Анют, ты же будешь? Давай пожарим. И гостей угостим, если они захотят.

— Я просто не признаю такого перевода продукта, — Володя встал. — Жарьте девчонки, я вообще сейчас сладкого не хочу. У меня ещё осталась надежда байдарку надёжно залатать. В общем, я пошёл. Давайте заодно кан вымою.

И молодой человек ушёл, прихватив пустой кан и насвистывая песенку.

— Ведь ни разу себе не изменил, — произнесла Аня со свойственной ей лукавой улыбкой. — И байдарка на десерт.

Арамис тоже встал, поблагодарил и, заглянув в палатку, удалился в сторонку от лагеря.

Аня следила за ним взглядом.

— У него прям хандра, — сказала Света, кивнув в сторону ушедшего епископа.

— Жарьте зефирки, как ни в чём не бывало, особо не оборачивайтесь. — сказала Аня, — Я попробую с ним побеседовать тет-а-тет.

— Вы всё таки решили? — произнёс Филипп.

— Уверена, что сейчас стоит? — засомневалась Света.

— А когда? Он сейчас один. Настроение у него точно не улучшится.

— Успехов, — дружески кивнули Света и Филипп.

— Не поминайте лихом, — улыбнулась Аня.

Решив, что подходящий для разговора момент наступил, девушка сунула в карман яблоко и направилась к Арамису. Тот сидел на поросшем мхом поваленном дереве и смотрел на реку. Взор его блуждал где-то на противоположном берегу. По мере приближения решительный настрой девушки значительно поубавился. Аня тихо подошла к нему сзади и замерла в нерешительности, что случалось с ней не часто, и стала судорожно искать, как начать.

— Хотите? — Аня протянула Арамису яблоко, в лихорадочном поиске не придумав ничего лучше.

— Благодарю вас, оставьте, — спокойно, но сухо ответил Ваннский епископ, вставая.

Аня повертела в руках яблоко и снова спрятала в карман.

— Можно присесть? — всё так же негромко попросила она.

Арамис подвинулся, уступая даме более удобное место. Аня села.

— Вы хотите со мной поговорить? — спросил епископ.

— Да.

Повисла короткая пауза. Арамис вопросительно смотрел на девушку.

— Вы уже всё прочитали? — спросила Аня, заметив в руках епископа знакомую книгу.

— Да. Ровно до того места, где искра оставила свой след.

— Ровно до того самого места?

— Дальше я не читал, будьте спокойны.

Аня недоверчиво прищурилась.

— Точно?

— Я же дал вам слово. Этого недостаточно?

— Значит, вы не читали... Хорошо, верю. Но может ещё каким-нибудь образом вы... — Аня оборвалась на полуфразе.

Уголки губ прелата дрогнули в подобии улыбки.

— Но данное слово не мешало мне просмотреть оглавление, — сказал Арамис.

— Да? И что же вы там увидели? — Аня захлопала своими светлыми ресницами на манер стереотипных блондиночек.

— Увидел то, что позволяет многое додумать.

— А что именно?

— Сударыня, не притворяйтесь такой наивной. Это выражение идёт вашему лицу, однако, всё же мало подходит девушке с вашим умом. Но вы ведь не для этих вопросов пришли, не так ли?

— Я желала говорить о многом, об этом тоже, — проговорила Аня, став серьёзной. — Но не суть. Я действительно хочу сказать о другом. Вот что беспокоит лично меня... Ничего такого,... романтичного..., за два дня не замечали?

Аня повернула голову в сторону костра, Арамис посмотрел туда же.

— Не замечали, а?

Света и Филипп, жаря над огнём наколотый на вилки зефир, болтали и довольно громко смеялись.

— Не беспокоит? — спросила Аня.

— Признаться, не очень.

— Почему?

— Если мы вернёмся в свой мир, принцу придётся забыть о вашей подруге. Если же... — Арамис точно поперхнулся, — Если же нам суждено остаться здесь, то ничего дурного я тут не вижу. И я вовсе не намерен стеснять его в этом.

— Понятно. Я тоже так думаю.

Потом, точно между прочем Аня сказала:

— Знаете, как мне рассказывала Света, принцу здесь очень нравится и он, похоже, начинает разделять её увлечение биологией.

Арамис насторожился, почувствовав подоплёку.

— Природа его восхищает.

— Здесь действительно красивое место.

— Во дворце он боится это потерять.

Епископ чуть приметно вздрогнул и невольно взглянул в глаза собеседнице.

— Он сам так говорил?

— Да. Разумеется я пересказываю со слов Светланы.

Арамис сжал ладони в кулаки, но на его лице волнение никак не отразилось.

— А ещё что-нибудь его высочество говорил Светлане?

— Не знаю точно. Но похоже, трон Франции уже не отвечает его сокровенным желаниям. Вам ведь нужен человек, который действительно хочет стать королём. Я правильно понимаю?

Арамис белел на глазах, каждое слово девушки разило, как удар кинжала. Аня выжидающе смотрела на него.

— Для чего вы мне это сообщаете?

— Ну... Я подумала, вам не повредит об этом знать.

Пальцы прелата нервно выстукивали дробь на обложке книги. Девушка следила за этими движениями.

"А руки, правда, точно женские" — мелькнуло в голове.

— Кстати, я заберу книжечку. Вы ведь уже ознакомились.

Аня осторожно вынула том из рук Арамиса, потому что епископ не сделал ни одного движения, чтобы отдать его.

— Мне кажется, теперь вы хотели бы узнать всё у самого принца, — негромко сказала Аня, — Наверняка хотите. Только я могу ответить и раньше. Я уверена, что он не откажется от вашего плана. Ему хватит на это честности, раз он уже дал согласие. Его держит данное вам слово. Теперь вы понимаете, почему я вам об этом говорю. Решение зависит от вас.

— И об этом вам тоже сообщила мадемуазель Светлана?

— Не совсем. Здесь и мой вклад. Только не надо говорить про женщин и погибель. Мы же всё таки о спасении заботимся. Откажитесь от заговора, вы только выиграйте от этого, поверьте. Неудача смерти подобна. Я не из прихоти это говорю. Мне хочется только уберечь вас от неприятностей. Люди нормально живут и без вселенской власти. Неужели честолюбие так затуманивает мысли, что в них не остаётся места для милосердия? — после этих пылких слов Аня с вызовом посмотрела на епископа.

Арамис сверкнул глазами. Нутро и так лихорадило, а тут ещё эта настырная девчонка, идущая напролом.

— А вам не кажется, сударыня, что вы вмешиваетесь в дела, которые вас совершенно не касаются?

— Вы думаете, я могу остаться равнодушна? Когда читала трилогию, я прониклась к вам уважением и даже рада была бы познакомиться, предостеречь. А теперь вы даже не хотите прислушаться.

— И поэтому, при всём упомянутом уважении, вы вместе с вашей подругой решили с места в карьер залезть во все мои личные дела? — голос Арамиса стал холодней арктической ночи, — Простите, сударыня, но это непозволительное посягательство.

Благие намерения девушки, уступив место возмущению, уже отошли на второй план. Аня, поддаваясь волне эмоций, выпалила:

— Своими личными делами вы называете действия, касающиеся всей Франции, да что там, всей Европы? Неплохо!

Природная вспыльчивость придала Ане храбрости, а предвестие бури окончательно распалило.

— Вы ушли от темы. Поймите же, что блистательные дворцы может запросто превзойти блеск речки на солнце! К чему вашему принцу государство, когда над головой необъятный небесный свод? К чему ему власть и могущество, когда есть зелёные леса, куда хочешь туда и держи путь, всё твоё? Быть может вашим чувствам это недоступно?

— По-моему, вы позволяете себе слишком много! — Арамис резко встал. — Не знаю, как принято в вашем мире, но дерзости я выслушивать не намерен.

— Действительно, я же на ваш заговор покушаюсь! А это святое, — съязвила Аня, — Но послушайте...

— Нам не о чем с вами разговаривать. Во всяком случае не в таком тоне.

Арамис легко перескочил через поваленный ствол и быстрым шагом удалился прочь.

Аня проводила епископа сердитым взглядом и с досады запустила в реку первую подвернувшуюся под руку палку. Чуть подостыв, девушка процедила сквозь зубы:

— Ха! Вот нервный! Властелин мира, понимаешь ли. Я его спасти хочу от самого себя! А он!

Аня насупилась с выражением детской обиды на лице.

* Церки (лат. cercus) — парные придатки последнего сегмента брюшка, которые у примитивных насекомых похожи на длинные членистые нити, напоминающие щетинковидные усики.