Стальная рука Матери (джен)

Канистра материализовался поутру на выдаче пайка. Пролез вперед без очереди, не обратив внимания на возмущенно загудевшую толпу, пихнул Макса локтем в бок и заявил:

— Начальник вчерась дала добро, чтоб ты мне с Военгрегат помог. Чинить надоть. Ты, кажись, сечешь в технике. Уууу, зараза. Пожгла махину поганой нитрой, а теперь сбегла. Куды она девалась, не знашь?

— С вечера не видел, — мрачно проворчал Макс.

— Она у нас ночевала, — вставила женщина на раздаче. — Пришла новости рассказать, да так и осталась.

— Хреновые новости, дааа… — протянул Канистра. — Чо, девки-то не ревели?

— А ты разве слышал кого? — огрызнулась женщина и пожевала губами, словно хотела сплюнуть, но передумала. — Толку от этих слез. Хуже становится.

В очереди за спиной тоже обсуждали вчерашнее нападение. Макс напряженно вслушивался в разговоры, как никогда остро чувствуя себя чужаком. Имя, которое вчера назвала Фуриоса и которое сейчас трепали все, кому не лень, казалось ему знакомым. Запихав полученную пайку в карман и направившись со старым механиком в сторону гаража, Макс все-таки спросил:

— Скротус — из Газтауна, так?

— Он самый. У нас выродок тож нехило наследил. Слыхал, небось, про его выкрутасы?

— Газтаунские все… наследили. Решил не вникать.

— Оно и верно. В сортах говна разбираться — сам с глузду съедешь. Изверг, садюга, чтоб его черви живьем жрали, — с неожиданной яростью выпалил обычно добродушный механик. — Средний ублюдок папочки Джо. У старшего, вона, со здоровьем швах, у младшего бошку от булыжника не отличить. А Скротуса даж родной папаша боялся до усрачки. Кучу народа со своими подпевалами замордовал. Бабам особливо круто приходилось. Любую повариху взять: ту покалечили, ту снасильничали. Кто послабже — со скал кидались. Дитер же знашь?

— Ну.

— Славная бабёнка. По жизни хвост пистолетом, в ребятне души не чает. Ей бы своего робятенка родить, дык ведь внутрях все отбили.

— А Кид? — удивился Макс, припомнив шустрого пацаненка и его мать.

— Приемыш. Как Джо сдох, почти все пупсов себе разобрали. Воспитывать их надоть. Они ж окромя камакреззи ниче вокруг себя не видали. Разве ж так человек вырастет?.. — вздохнул Канистра и умолк.

Сразу стали слышны рассерженные возгласы из-за поворота. Ругались две женщины. Старик тут же убавил шаг, пробормотав что-то вроде «не стоит влазить в кошачью драку», и толкнул Макса локтем. Макс заворчал, но тоже притормозил.

— Ты должна присутствовать на церемонии, — высокомерно прогудела одна женщина. — Нам совершенно неважно, кто напал на конвой. Мальчики, которых ты потащила с собой, мертвы. Ты обязана проводить их в другую жизнь.

— Люди умирают каждый день, — с раздражением ответила другая. — Я не могу тратить время на похороны каждого.

— Не стоит выказывать такой цинизм. Они погибли из-за тебя.

— У меня полная Цитадель живых людей, и еще больше — внизу. Мне бросить их всех и идти слушать ваши ритуальные завывания?

— Чего еще следовало ожидать от бесплодной? Тебе же это подножное отребье дороже детей.

— Клаудия. Это мои дети. Мои. Ты знаешь их имена? Характеры? Нет? Они — не тепличные цветы. Я хочу, чтобы они научились выживать снаружи. Я не собираюсь идти по следам Джо и загонять их в Хранилище.

— Ты уже на его пути. Развела тут диктатуру и милитаризм, а мы вновь заперты в Водяной башне.

— Не нравится, что не надо вкалывать как проклятой? Или дополнительный паек маловат? Ну так собирай свое барахло и вали на все четыре стороны. Я не держу. Можешь присоединиться к отребью, как ты их называешь. Вот только Совет они не… — Фуриоса осеклась, выглянула из-за Матери, перегораживающей собой узкий коридор, и ядовито процедила. — А вот и мой «гарем» нарисовался.

Клаудия, почуяв поживу, резко обернулась, но, узнав Канистру, потемнела лицом. Макса она не удостоила даже взглядом.

Механик всплеснул руками:

— Пресвятые пассатижи! Сама Клаудия притащила сюды свою мадам Сижу. Чо надоть?

— Иди к черту, шестерка, — презрительно фыркнула Клаудия и, уперев руки в боки, вновь повернулась к Фуриосе. — Ты совершаешь ошибку, недооценивая нас.

Фуриоса, злобно оскалившись, прорычала что-то непотребное, ноздри ее дрогнули, мышцы рук напряглись, а на щеках проступили красные пятна. Все говорило о том, что ее терпение на пределе, и знать, что будет, когда она взорвется, Максу не хотелось. Скользнув у стены, он занял позицию между двух огней.

Клаудия сразу как-то сжалась. Испугалась. Еще бы. Незнакомый мужик на полголовы ее выше, угрюмый, побитый жизнью. Не помешает усилить впечатление. Развернуть плечи. С хрустом размять шею. Многозначительно помолчать. И самое главное — не отводить взгляд.

За спиной, потихоньку успокаиваясь, пыхтела Фуриоса. Канистра, косясь на Макса, вдоль стенки просочился мимо Клаудии. Та, не выдержав, невольно сделала шаг назад.

Уже лучше. Теперь можно говорить. Голосом низким, мягким, рокочущим. Почему-то это пугает людей.

— Диктатор, шестерка и… психопат. Хмм?

И бровь приподнять. Мол, почему же такая красивая, умная, справедливая и независимая женщина в белом тратит свое драгоценное время в сем недостойном ее обществе?

Посыл не дошел. В глазах Клаудии мелькнул вызов. Смелая, но глупая. Идеалистка.

— Идем отсюда, — раздалось за спиной. — Дело есть.

Макс дождался, пока шарканье старого механика и легкие, уверенные шаги Фуриосы не затихнут за поворотом к берлоге, развернулся и ушел следом, оставив Матерь наслаждаться победой в этой небольшой битве.

Канистра плюхнулся на сундук, Фуриоса же сперва забралась на багажник Перехватчика, но, глянув на Макса, слезла и скрестила руки на груди.

— Садись, — кивнула она на все еще свернутый валиком матрас. — Ты говорил, что хочешь вывести молодняк наружу. Не передумал еще?

— Нет, — ответил Макс, старательно разминая ноющее колено.

— Сколько гантраков получится ввести в строй? — обратилась она к Канистре. Тот зашевелил губами, припоминая имена машин, и стал загибать пальцы.

— С полторы дюжины будет.

— Хорошо. Вдвоем распределите молодняк по четыре-пять человек на гантрак. Пусть доводят их до ума и подстраивают под себя. Как вернусь — вместе выгуляем их.

— Дык они ж опять всяких финтифлюшек понавешают, токмо дай волю, — заявил механик. — Терпеть ненавижу эту мерзотную моду.

— С этим сами как-нибудь разберетесь, — фыркнула женщина. — Ребят, которые вчера со мной ездили, трогать не надо. Пускай остаются на Военгрегат. Нужно только добавить людей взамен… выбывших.

— Мы наберем столько народу? — спросил Макс. — Почти сотня. Разве что с мелюзгой.

— Девочки тоже хотят сражаться, так? С ними — наберешь. Ну что, справитесь?

— А сама куда намылилась, начальник? — вдруг выпалил Канистра.

Фуриоса недоуменно уставилась на старика. Тот заерзал, но не умолк.

— Не, на хрена энтот инструктаж? Мы-то потянем, но тон твой мне не по нраву. Нешто на охоту за выродком в одну каску собралась?

— Не надо. Не уходи, — тихо добавил Макс, переживая, что она все же поддалась жажде мести.

Фуриоса секунд пять переводила взгляд с одного мужчины на другого.

— Теперь вижу, что справитесь, — с сарказмом сказала она. — Спелись уже. Панику развели в два голоса. Нет смысла бегать за Скротусом по всей Пустоши, рано или поздно он сам придет сюда. У него зуб на меня. К тому времени я хочу закончить стену. У ворот все уже почти готово, но на других участках, похоже, ждут пинков под зад. Я буду их раздавать, не отвлекаясь на прочую суету.

— Начальник, ты чо? — возмутился Канистра. — Спятила? Вчерась же токмо по башке прилетело. Передохни хоть пару деньков.

— Наотдыхалась уже.

— Когда?! Ты ж все на износ пахала. Угробишь себя, чо я тогда делать буду?

— Уймись. Все равно до старости не доживу.

— Рокатански, ты ж здоровый бугай. Заставь эту чертову бабу не рвать так жилы. Мне-то с ней не сладить.

Макс присмотрелся к женщине, сосредоточенно поправляющей ремешок на плече. Словно ощутив кожей его взгляд, она сверкнула глазами из-под ресниц.

— Без шансов, — покачал он головой. — Она уже все решила. Женщина-бульдозер.

Фуриоса вовсе отвернулась — якобы для того, чтобы стереть какое-то пятнышко на наплечнике, — но скрыть улыбку все равно не удалось.

— А с мамками чо делать? — заворчал Канистра, — Они ж без тебя вразнос пойдут. Вона чо устроили седня. Еще пакость какую подстроят.

— Поварихи разберутся, я с ними уже договорилась. В гараж пойдешь — скажи мужикам, чтоб подъемник готовили. Тягач заберу.

Канистра кивнул и с кряхтеньем поднялся с сундука.

— Ну чо… Лады. Куда нам, старикам, супротив бульдозера. Айда вкалывать, Рокатански, работы навалом.

— Я догоню, — покачал головой Макс.

Механик неуверенно переступил с ноги на ногу и покосился на Фуриосу. Та кивнула — мол, свободен, — и Канистра, что-то ворча себе под нос, вышел из комнаты. Дверь тихо закрылась за его спиной.

— Ну и? — вздернула бровь Фуриоса.

Макс сомневался, что вообще стоит начинать этот разговор.

Но, наверное, все-таки надо.

— Порой могу понять Джо.

— Да нууу? — протянула она, поведя плечом и вновь сложив руки на груди. — И в чем же?

— В желании спрятать. Запереть. Подальше от того, что может убить… покалечить. Ни на миг не выпускать из виду.

— Он сам убивал и калечил.

— Хммм… Неудачный пример, — смутился Макс. — Но только…

Фуриоса перебила его.

— Когда придет беда, то ни скалы Цитадели, ни стены Хранилища не спасут молодняк. Только то, что они сами смогут сделать.

До сих пор не отошла от спора с Матерью.

— Насчет ребят мы уже решили. Я… — Макс уставился на ее ботинки. Уши начали гореть. — Сейчас я говорю про тебя.

Она шумно втянула в себя воздух.

Потом выдохнула.

Сплетенные вместе пальцы уже побелели. Зато руки не затряслись.

— Что это меняет? — вполголоса проговорила женщина.

Макс пожал плечами. Это меняло слишком многое, но он понятия не имел, как об этом сказать.

— Я пережила тех, кто был со мной в Хранилище и тех, кто бился за право водить Военгрегат… — голос ее вдруг охрип. — Желание спасти всех самому… Это эгоизм. Безумие. Я тоже больна им.

Он не мог заставить себя посмотреть в ее глаза.

— Иди. Работы действительно навалом. А мне надо собираться.

Уже у двери Макс оглянулся на Фуриосу. Она так и стояла, прислонившись к Перехватчику.

— И я тоже боюсь. Что тебя убьют. Что ты вдруг уйдешь. Исчезнешь, словно морок. Что я одна буду помнить о тебе.

Сказав это, она тоже обернулась.

Макс замер под ее взглядом.

— Будь осторожна.

А что еще можно было сказать?