С севера с любовью (джен)

Май 1980

Опавшие листья под ногами шуршали как жухлый пергамент — и это в мае, когда им полагалось сочно зеленеть на упругих веточках и хвастать молодостью!

У Вингеров был прекрасный сад перед домом. Был. И сами они были чудесными: целительница и журналист, добрейшие люди высоких моральных качеств. Никогда не боялись открыто выступить против политики Тёмного Лорда. За что и поплатились.

— ...Туман окружил дом, — восстанавливал события Френк Лонгботтом. — Вингер ничего не заподозрил — только сигареты вдруг стали противные.

Он мановением палочки вызвал из пепельницы в заднем дворике три окурка — солидных размеров, едва-едва начатые.

— Одну за одной пробовал. А потом вообще выкинул всю пачку. Наверно, подумал, что купил фуфло.

Смятая пачка тоже зависла перед мракоборцем.

— Так и сидел качался в кресле. Пахло фруктами и свежескошенной травой...

— Это ты откуда знаешь? — удивилась его коллега (и по совместительству жена) Алиса Лонгботтом.

— Прытко пишущее перо всё записало, — он достал пергамент с логотипом больницы святого Мунго. — Изменение вкуса, сужение зрачков, потение, слюноотделение... Нам повезло, что у Вингеров дома были эти больничные штуки. Хотя им это не особо помогло. Он даже домой зайти не успел. Судороги, спазмы, паралич... Пять минут — и нет человека.

— Так может, дело в сигаретах? — девушка-аврор опасливо покосилась на мятую коробочку.

— Не, ты на листья посмотри — весь сад опал. Трёх сигарет тут не хватит. К тому же мы когда пришли, тут в подвале такая ядрёная смесь клубилась...

— Ну вот, стоило уйти в декрет — и всё самое интересное пропускаю, — она огорчённо поджала губки.

— Самое интересное у нас в июле, — Френк ласково положил ладошки на её большой живот. — Но рожать теперь придётся с Мириам Страут.

— Жаль, что я не пришла на встречу на пару часов раньше, — она накрыла его руки своими.

— Они всё спланировали, — Френк посерьёзнел. — Камин дезактивировали, трансгрессию блокировали, даже мётлы прокляли. Прицельно убивали. Без шансов. Я боюсь, даже мы бы не справились.

Девушка поняла его тревогу.

— Если даже целитель не смог вовремя попасть в больницу, дела плохи.

В задумчивом молчании они зашли в дом.

— А тут было ещё хуже. Дом сначала атаковали Contusio — помнишь, мы на первом курсе развлекались? Когда всё как в аквариуме — сине-зелёное, а звуки гулкие и мееедлеенные. Перо примерно так и записало.

Френк заглянул в пергамент.

— А затем — тёмно-коричневые клубы тумана принесли росу смерти. Вон видишь — выжженные точки везде. От неё на коже сначала пузыри, потом язвы, и так до кости прожигает. Жуткая вещь с милым запахом герани.

Алиса Лонгботтом гневно сжала кулаки — она всегда живо откликалась на чужую боль. Здесь боль должна была быть неимоверной.

— Перо записало, что наложено обезболивающее заклинание, — ход мыслей у мужа был схожим. — А вот дальше самое странное. Мы нашли её за письменным столом. Она пыталась что-то написать. Но пергамент пуст.

Френк снова взмахнул палочкой, и упомянутый листок вспорхнул со стола и завис в воздухе.

— Возможно, ей _казалось_, что она что-то пишет — из-за Contusio или тумана. А потом жёлто-зелёный дым прожёг лёгкие, и она задохнулась.

— Стой, погоди. Что-то не складывается, — перебила мрачные картины девушка-аврор. — Ты бы стал писать какое-то письмо, если тебя заживо пожирает туман?!

— Может, она с совой хотела его отправить? Туман снизу вверх шёл, птица вполне могла успеть прорваться... Что?

Жена смотрела на него большими круглыми глазами.

— Она сама могла улететь! Она была анимагом! Официальным! Лебедем! Дай сюда пергамент.

Лист был неподкупно чист и незапятнанно нов.

— Почему на нём нет щербинок? Как на всём вокруг?

— Это особый пергамент. Его невыразимцы используют, чтоб секреты преемникам передавать. Никто без допуска не прочитает. Но наши уже проверили — на этом листе вообще ничего не записывали.

Алиса Лонгботтом подошла к столу и поворошила стопку листов.

— Думаешь, убийца потом зашёл за секретом? — с неприятным осознанием угадал ход её мыслей Френк. — Да чтоб он сдох!

Алиса приложила руку к животу — маленькому Невиллу не понравилось, что папа ругается.

— Френк...

— Прости, — он покаянно прикусил губу.

— У них был сын... — не слыша его, прошептала она. — Талбот. Она время тянула, прикрывала его бегство! Письмо — для отвода глаз. Теперь складывается!

В глазах будущих родителей читалось одинаковое потрясение от такого самопожертвования.

— Надо его найти! И защитить!

— Надо его потерять, — согласился Френк. — Чтобы ни одного упоминания нигде. Чтобы жертва была ненапрасной.

Они молча засобирались уходить, мысленно уже прорабатывая варианты поиска и сокрытия тайны. Френк напоследок оглядел комнату и прихватил стопку книг по акушерству и педиатрии — наверняка специально для Алисы доставалось, к их несостоявшейся консультации. Вернут потом в больницу, когда прочитают.

Подал руку жене — трансгрессия беременным была не противопоказана, но и не рекомендована, незачем лишний раз подвергать маленького Невилла опасности.

— И нужно придумать, как попасть в больницу без аппарации, — словно прочитала его мысли Алиса. Возможно, её всё-таки мутило от таких перемещений, хоть она и оскорблённо утверждала обратное.

Френк не сдержал понимающей улыбки.

— Что? Да не тошнит меня! — привычно взъелась Алиса на его снисходительный взгляд. Она ужасно, ужасно не любила выглядеть слабой. — Я о наших думаю! Вот блокируют аппарацию — как спасаться будем?

Френк разулыбался ещё больше — и получил шуточный удар под дых, но их притворную потасовку скоро прервал грохот выпавших из рук книг.

— Сдаюсь! — Френк сделал примирительный жест ладошками и присел собирать рассыпавшуюся стопку. — О, смотри, это тебе.

Из брошюры по неотложной помощи торчал сложенный лист пергамента с припиской "Алисе".

Она пробежала его глазами.

"Так вот как она отключила боль!" — хотела сказать она.

"Это же и против Круцио сработает!!" — попыталась сказать она.

"Идеальный обезбол без побочек!!!" — так и не смогла произнести она.

Пергамент невыразимцев оберегал свою тайну. Для отвода глаз на нём написали обоснование необходимости давать обезболивающее беременным: простагландины в амниотической жидкости, некроз плаценты, сокращение матки из-за цитокинов, расширение цервикального канала, вазоконстриктор против пиковых концентраций — уйма терминов, которые не станет читать ни один нормальный человек.

— Обезбол для родов, — сказала Алиса и спрятала письмо в карман, размышляя, действительно ли _та_ Алиса прочитала письмо и что _ей_ теперь делать. — Идём скорей домой.

Июль 1980

Один труп лучше, чем два, говорил их куратор Юстас Бёрк. У колдомедиков включается туннельный синдром, говорил он. Видят раненого — и забывают о своей безопасности, говорил он. Встали, руки вытянули, развели в стороны, убедились в безопасности — и только тогда побежали на помощь.

Ха! Какой тут встать! Тут даже выглянуть из-за укрытия страшно — схлопочешь три красных заклинания и одно зелёное. Кто вообще придумал совместить экзамены целителей и полевые учения авроров?!

— Смотри, красный колпак! — указал Алисе напарник, тоже будущий колдомедик. Злобные карлики-красношапы кишели в этом лесу, и по их поведению можно было выверять степень ранений: если побегут красить свои колпаки свежей кровью, значит, кого-то серьёзно подбили — нужно спасать.

Вообще-то у авроров были тренировочные порталы — пёрышки диринаров. Эти дронты с Маврикия при малейшей угрозе аппарировали в безопасность, и перья их хранили запас магии на одну экстренную трансгрессию. Сминаешь в руке — и переносишься в импровизированную полевую больницу. Свежее изобретение, месяц назад появилось, авроры и сами с ним едва-едва освоились. Хорошая задумка на случай, если на трансгрессию сил не останется. В условном госпитале (раритетной палатке из шкуры невидимки-тебо) дежурили будущие целители: занимались теми, кто к ним попадёт. А вот тех, кто сам попасть почему-то не может, должны были эвакуировать будущие колдомедики — Алиса и двое парней с курса помладше.

— Ещё один, — проводил взглядом очередного красношапа второй напарник. Для конспирации они так друг друга и называли — Первый и Второй, по старшинству: полтора месяца разницы в возрасте.

— Стать бы мухой и слетать посмотреть, что там, — посетовал Первый. Но памятуя позапрошлую пересдачу, не стал опрометчиво удовлетворять любопытство и выдавать себя, проявляя следы золотистым свечением Аппаре Вестиждиума. Нет, теперь они были умнее — заранее взяли у каждого аврора по пуговке, чтобы в случае чего произнести навигационное заклинание Авенсегвим, накинуть штатную мантию-невидимку и идти искать без вести пропавшего.

— Вуф! — большущий серебристый пёс прискакал из чащи и закрутился у ног, сводя на нет всю маскировку.

Вообще-то они договаривались общаться с "госпиталем" зачарованными бумажными самолётиками, но патронус всё же лучше, чем ничего. В прошлый раз "плохая" группа авроров захватила палатку, а колдомедикам об этом не сообщили, и они трансгрессировали с "ранеными" прямиком во вражеский штаб. Веская причина не зачесть экзамен, не поспоришь. В этот раз "плохих" и "хороших" не было, спасать велели всех, но всё равно связь с "госпиталем" представлялась необходимой.

— Спишь? — голосом Сириуса гавкнул пёс, и Алиса залилась краской — благо, в темноте не видно.

— Сириус, сгинь, у меня экзамен, — шикнула она, и на счёт три они с напарниками трансгрессировали в госпиталь, пока их не накрыло ловчим заклинанием.

Парни тактично промолчали. Успели — и ладно. Успеть было самым важным в работе колдомедика. Успел доставить в больницу — спас. Успел остановить кровь — спас. Успел вернуться в прошлое на место происшествия — спас. Получить Маховик времени стало заветной мечтой всех колдомедиков. Если бы у миссис Вингер дома были не только Прытко пишущие перья, но хотя бы один Маховик, они бы спаслись всей семьёй. Всем целителям нужны Маховики!

Но с нынешним поветрием искать шпионов Тёмного Лорда даже больница попала под подозрение. Маховики выдавали только благонадёжным профессорам со стажем — и с тех требовали едва ли не поминутный отчёт! Алисе не светило точно. Кто позволит иностранке-волонтёру пользоваться сверхценной технологией? Как бы после защиты диплома (что тоже под вопросом) вообще не выдворили из страны!

В палатке из раненых появился только мракоборец с гусарскими усами и сломанной ногой. Послушать крепитацию — хруст повреждённой кости при надавливании — собрались все будущие целительницы, и неподдельный девичий интерес скрашивал аврору досаду от неудачного поворота событий.

— Как там? — Первый подал руку аврору, будто разница в возрасте не значила ничего. Впрочем, может, так оно и было — к чему условности между солдатом и врачом?

— Они засели прям в пещере красношапов! — восхищённо отрапортовал тот, радушно пожимая руку обоим парням и кивая Алисе.

Второй подсунул мракоборцу карту местности, чтобы узнать дислокацию.

— Вот здесь? А вы где?

— А мы — на деревьях. С этими красношапскими норами на земле вообще делать нечего. Мётлы на скорую руку скручиваем...

— Мётлы? Сами?! — хором удивились парни.

— А что хитрого? За тыщу лет ничего не поменялось. Палка да прутики — вот и вся технология. Аэродинамика только никакая, — он вздохнул, глядя на свою ногу.

— Не зря мы думали про воздушную разведку, — заметил Первый. — А ведь это мысль!

Мысль одновременно блеснула и в глазах Второго.

— Я первый! — он бросился к штатной метле, стоявшей у входа в палатку, но не добежал совсем чуть-чуть.

— Акцио метла! — друг увёл у него вожделенный куш почти из рук. — Ты прям как не волшебник.

Второй ругнулся сквозь зубы, но другая блестящая мысль снова зажгла вдохновенные огоньки в его глазах.

— Алис, а дай сироп из обороторослей?

Обороторосли были главным компонентом оборотного зелья, а сироп из оных выполнял те же функции, разве что голос не менял.

— Зачем?

— Красношапом сделаюсь, — он показал язык Первому. — Чтоб поближе быть, на случай. Что от нас толку за километр?

— Красношап не человек, обороторосли не справятся, — Алиса деликатно отняла метлу у Первого и пошла ставить её на место у входа.

— Вуф! — серебристый пёс проник в палатку и закрутился у её ног. — Заеду в восемь. Скажи да, и я отстану.

Алиса зависла, пытаясь дипломатично сформулировать "нет", "перестань меня позорить" и "что вообще происходит, как от этого спастись?!".

— Она согласна! — гаркнул аврор с гусарскими усами, любуясь её полыхающими щеками.

Пёс восторженно завилял хвостом и выбежал наружу.

Бабах!

Хоть Алиса и стояла у самого входа, на улице она оказалась последней. Первый вылетел на сигнал экстренной помощи незримой стрелой — только метла мелькнула.

Второй Колорусом превратил свою мантию в светящуюся, чтобы его было видно издалека, и наложил на себя Кантис, усиленный Сонорусом, чтобы издалека его было ещё и слышно. "Колдомедицинская служба, расступитесь!" — доносилось из леса громогласное эхо.

Алиса подождала пару минут — не будет ли других сигналов о помощи, не случится ли беды ещё где-то, но всё было тихо. А потом мир свернулся клубком — Первый аппарировал к ней и забрал на место происшествия, потому что нужны были все свободные руки.

...Выговориться обязательно нужно было до того, как ляжешь спать. Чтобы не преследовал образ проткнутого тела. Чтобы не мучил вопрос, как транспортировать парня с торчащим из раны острым суком, ведь вытаскивать нельзя — истечёт кровью. Чтобы не терзало воспоминание, как тряслись руки, когда с величайшей осторожностью отпиливали сук и запаковывали будущего аврора в нерушимый мыльный пузырь — так трансгрессия переносится легче.

"Свидание" для этого подошло идеально.

Сентябрь 1980

Полуразрушенный заброшенный домик в Йоркшире теперь был его вторым домом — по полнолуниям. Та же Визжащая хижина, только без друзей.

Третьим домом был родительский. Ремус не переселялся к одинокому отцу, чтобы не подвергать его опасности, но регулярно навещал, чтобы не оставлять наедине с тоской по почившей супруге. Тоска была общая.

— Пап, привет! — привычно поздоровался он с порога, обозначая своё присутствие, но вместо ожидаемого отклика услышал на втором этаже в спальне отца топот и грохот.

— Я злая тётка Беллатриса, ууууу! — донеслось до него.

— Превратись в червя! — отвечал детский голос.

— Протего! — гулко ухал первый голос, и какой-то тяжёлый предмет бряцнул об пол.

— Развоплотись! — настаивал второй, снова чем-то грохоча.

— Протего!

— Стань курицей!

— Протего!

— Ты других слов, что ли, не знаешь? — возмутился детский голос, топотливо переместившийся из комнаты в коридор.

— Зачем мне другие, если хватает одного? Я быстрая и опасная, меня не одолеть в честной дуэли!

Злостностное торжествование сменилось заливистым детским хохотом.

Озадаченный Ремус вбежал вверх по лестнице и увидел на площадке между спальнями, как Сириус с распущенными кудрями (для большей схожести с миссис Лестрейндж, видимо) щекочет Нимфадору... то есть Тонкс, Тонкс, конечно.

Тонкс тоже заметила его и восторженно кинулась обниматься. Сириус выждал своей очереди и пожал другу руку.

— Привет, сын! — из спальни вышел отец и приветственно приобнял его. Отец был... весел. По-настоящему, непритворно, без тяжёлой грустинки в глазах, которая весь последний год старила его и высасывала счастье не хуже дементора.

— Какая приятная встреча! — заключил Ремус в вежливую словесную обёртку тревожные мысли "Как вы тут оказались?", "Где Андромеда и Тед?" и "Что происходит?". Такие вопросы лучше оставить для разговоров с глазу на глаз, а Ним... то есть Тонкс пусть не теряет ощущение защищённости.

— А мы тебе ягодный пирог испекли! — Тонкс мячиком скакала вокруг него.

— Ого! Так давно ждёте?

— Со вчера! — Тонкс никому не отдавала право вести разговор и принялась объяснять. — К нам вчера в гости приходила тётя Белла, на чай просилась...

Воображение тут же нарисовало, как миссис Лестрейндж прощупывает пальцем защитное поле перед домом, будто жмёт на дверной звонок, а после вызывающе облизывает обожжённую подушечку.

— Мама её не пустила, конечно, потому что она бяка.

— А ты подглядывала? — Ремус забеспокоился, что девочку могли запомнить в лицо.

— Конечно! Свиное рыло ей показывала в окно, вот так, — за пять секунд девочка вырастила на своём лице пятачок, и беспокойство сразу стало беспочвенным — с такой моськой никто ребёнка не признает.

— А потом меня папа увидел и от окна утащил, я так и не поняла, принесла она сладости или нет, — надулась юная Тонкс.

— А ты, оказывается, метаморфомаг! — непритворно подивился Лайелл Люпин, чудом вклиниваясь в беседу.

— Ага, умею превращаться, как Ремус! — Тонкс чувствовала себя как дома, будто у дедушки. Да и Лайелл тоже лучился теплом, будто действительно играл с внучкой. Жаль, что его сын болен ликантропией, и все надежды на продолжение семьи умерли. И Хоуп умерла.

— Пошли, твой пирог ждёт! — Тонкс взяла смурного Ремуса за руку и повела на кухню.

У одинокого Лайелла оказалось нехарактерно много угощений. Сладостей полный стол! Неужели у Тонксов всё до такой степени серьёзно, что Нимфадору — ой, нет-нет, он этого не произносил! — нужно отвлекать так усиленно?!

Стол, впрочем, был эпатажный. Ремус ожидал увидеть сахарные перья или засахаренные крылья бабочек, но нет. В искусных хрустальных вазочках лежали шоколадные скелеты и сладкие когти дракона, попискивали сахарные мышки, а в закрытой прозрачной миске ползали пауки из солодки. На подоконнике яркими ещё не открытыми упаковками бросались в глаза перечные чёртики (дохни огнём!), мятные жабы (в желудке прыгают, ногами дрыгают!) и мышки-ледышки (зубом застучи, мышью запищи!). Явно выбирал Сириус! Под потолком праздничной гирляндой висели шары, надутые из жвачек "Друбблс". Самыми безобидными были желейные слизняки и арахис, и Ремус отчаянно надеялся, что это действительно арахис, а не тараканьи гроздья!

— Вы скупили половину "Сладкого королевства?" — не удержался он от завуалированной критики.

— Вторая половина у нас в шкафу, — вздохнул Лайелл.

Ремус недоверчиво потянулся к дверце, вспоминая, чем были забиты чемоданы Сириуса на первых курсах, и мысленно нарисовал, что увидит сейчас на полках папиного шкафа. Кислотные шипучки, которые могут прожечь язык насквозь. Летучие шипучки с жалами веретенниц, которые поднимают тебя в воздух на пару минут. Икотные сладости, обманчиво похожие на обычные шоколадки. Карамельные бомбы из какао и кокосового динамита. Солёные ириски — на вкус как обычные, но после них ужасно хочется пить. "Слон на велике" — сладости, чтобы издавать самые разные звуки, от львиного рыка до гудка паровоза.

Но на полке лежала только мятная зубная нить (съедобная) и нетающее мороженое.

— Обманули дурака на четыре кулака! — захихикала Тонкс и заговорщески хлопнула Лайелла по подставленной ладони.

Нет, что-то немыслимое творилось с его отцом! С каких пор он стал сговариваться с малолетними козявками, да ещё против собственного сына? Неужели ему настолько не хватает детского присутствия? Прости, папа, твои надежды... и Хоуп... им уже не бывать в нашем мире.

— А я у вас целую неделю буду гостить! Здорово, да? — Нимфадора принялась руками выковыривать из своего кусочка пирога вишни.

— Вообще-то уговор был на два дня, — напомнил Сириус, насыпая в чашку свой любимый хогвартский завтрак — мюсли с пыльцой пикси.

— Дедушка Лайелл мне разрешил! — она лучезарно улыбнулась хозяину дома, который умильно наблюдал за гостями, попивая чашечку какао. Благодаря этой вёрткой девице сын будет жить у него целую неделю, подумать только, какое редкое счастье!

— С такими манерами тебя быстро переселят на коврик у двери, — намекнул на её заляпанные ягодами пальцы Сириус и выразительно захлюпал мюслями, смачно отхлёбывая молоко прямо из чашки.

Сириус был бы образцовым сыном для Лайелла, понял Ремус. Не чета ему самому. Весёлый, смелый, компанейский, привёл в дом ребёнка, прогнал тоску... Интересно, откуда он так хорошо ладит с детьми? На брате натренировался? Брат... Сириус ведь до сих пор горюет, хоть и бравадно бахвалится, будто ему всё равно. Почему в жизни всё время приходится терять дорогих людей?

— Вкусно было? Я очень старалась! — Тонкс комиссарским взором (как у дяди Френка!) следила, как пустела тарелка её избранника. Вкусно было действительно, и Ремус благодарно в этом признался, но мрачные мысли то и дело хмурили его усталое лицо. Тонкс твёрдо решила, что вырастет и снимет с него проклятье. Интересно, на что похож поцелуй истинной любви? Наверно, на вишню.

— Сириус, как мне тогда побеждать, если всё отразить можно? — после трапезы она вернулась к незаконченному делу.

— Давай думать, — охотно согласился он, набирая в кулак арахис (или всё же тараканьи грозди?!) из вазочки. — Вот я злая тётка Беллатриса, идеально выучила заклинание Протего, и со мной ты ничегошеньки не сделаешь, бебебе.

Сириус подразнил девочку первым орешком и закинул его себе в рот. Себе! Волосы Тонкс сердито порозовели.

— Со _мной_ ты ничего не сделаешь, — повторил Сириус, доставая второй орешек. — А с _чем_ тогда можно что-то сделать?

— Ммм, с тем, что вокруг? — догадалась Тонкс.

— Именно. Вот я бегу... — орешек в нарушение всех правил этикета щелчком покатился по столу к вазочке с тягучим апельсиновым вареньем.

— Ноги приклеить!

— Отлично! Делаем дорожку липучей, заклинание Эпоксимис, — Сириус макнул арахис в варенье и угостил племянницу — награда за сообразительность. Девочка просияла от удовольствия.

— Ещё? — другой орешек продолжил застольное безобразие и пролетел по лужице пролитого молока.

— Скользкость!

— Гласиус, великолепно! — Сириус снова угостил ученицу. — Ещё?

Новый орешек начал свой опасный путь с пирога, изрытого кратерами (кое-кто повыковыривал ягоды, оставив сдобу доедать взрослым дядям).

— Дырку в дороге! — облизываясь в предвкушении, объявила Тонкс.

— Ай да светлая голова! — Сириус закинул очередной арахис ей в рот. — Эванеско, есть такое. С дорожкой разобрались, а вот я бегу по полю...

(орешек неметким щелчком оказался на мохнатой подставке под чайник)

...и лёгкие колоски приятно щекочут мою чёрную душонку...

— В камень их превратить! В каменном поле не побегаешь!

— Соображаешь! — неподдельное уважение прорезалось в голосе, и очередной орешек оказался за щекой ученицы. — Заклинание Дуро. Ещё?

— Увеличить их! Будет тесный лес!

— Энгоргио! Да ты прям будущий мракоборец, — от души похвалил Сириус, у которого в ладони больше не оказалось орешков. — Ладно, с Протего разобрались, как его обходить. Как только получишь палочку, учи его первым делом.

Тонкс решительно кивнула.

Ремус пытался мысленно вычислить, насколько серьёзно дело. Орден сейчас декретно ослаблен на две пары сильнейших магов, и ПСы взялись добивать неофициальных сторонников Дамблдора. Дирк Крессвелл в больнице с тяжелейшими магическими ожогами, Вингеры мертвы, теперь вот Тонксы, похоже, на очереди...

Сириус придвинул к себе блюдце с нарезанным яблоком.

— Теперь Фините.

— Фините? — переспросила Тонкс.

— Отмена заклинания. Хоп — и снова вместо камня колоски. Хоп — и не скользко! Хехехе!

Сириус демонстративно сжевал пару яблочных кусочков.

— Так нечестно, — девочка схватилась за голову, подставив новое условие в старую задачку. — Это невозможно! Даже если я подожгу поле, она его погасит!

— Но бежать ей будет горячо, — Сириус протянул яблочный кусочек как награду за размышление.

— Погоди-ка... — в глазах Тонкс мелькнуло оживление. — ...то есть последствия заклинаний не отменяются?

— Неа, — кивнул Сириус.

— То есть если я кину огненный шар в поле, то пожар, который он вызовет, будет не отменить?

— Я начинаю тебя бояться, — Сириус протянул ей другой кусочек яблока, и она торжествующе схрупала его, не глядя.

— А, дак я щас тебя враз одолею, — она с многообещающей жадностью облизнулась на блюдце. — Ещё поле можно молнией поджечь...

(сама цапнула кусочек)

...можно выстрелить огненной стрелой...

(ещё кусочек)

...можно поджечь фейерверком...

(очередной кусочек)

...можно взорвать чихательную бомбу...

(ещё кусочек)

...можно...

— Можно Гербивикусом вырастить из поля целый лес, — перебил её Сириус, выхватывая последний кусочек яблока чуть ли не у неё из пальцев. — Фините только остановит, а что выросло — то выросло.

Ремус раздумывал, сказать про Реверте или не портить педагогическую программу? Сейчас, когда Волдеморт убивает напропалую, выращивать новых людей (образовательно и физически) казалось эффектным пинком ему под зад.

— Теперь Реверте, — Сириус пододвинул тарелку с грушей.

— А это что?

— Реверте возвращает всё в исходное положение.

В глазах Тонкс отразился ужас.

— Как это возвращает?!

— Я же подлая тётка Беллатриса, я знаю три самых могучих заклинания в мире! — Сириус с упоением умял кусочек груши, и Тонкс решилась во что бы то ни стало одолеть врага. Вот только как?!

— Повтори-ка условие, — попросила она.

— Реверте возвращает всё в исходное положение. Например бардак в твоей комнате снова станет порядком, а сожжённый дневник восстановится из пепла.

Тонкс задумалась.

— Если ты разрушишь на моём пути мостик, я его соберу обратно. Обрушишь гору — соберу её обратно. Сделаешь дырку в дороге — закопаю обратно. Вырастишь мне каменный лес — превращу обратно в травку...

— Хватит, я поняла, — Тонкс закрыла уши руками, чтобы сосредоточиться.

Сириус дразняще поигрывал кусочком груши.

— Придумала! — минут через пять размышлений она восторженно вскочила на ноги и чуть не перевернула миску с солодковыми паучками. — Смотри, я превращаю дорожку в желе, чтобы ноги у тебя провалились, а ты снова делаешь её твёрдой — и застреваешь!

Тонкс цапнула сразу несколько кусочков груши и победно откусила сразу ото всех.

— Всё, теперь ты непобедима, — Сириус протянул ей всё блюдечко, будто отдавал ключи от города. — А ещё ты теперь знаешь три главных защитных заклинания!

— Ты такой классный учитель! — сыто отозвалась Тонкс.

— Конечно. Почему, думаешь, Орден Феникса такой крутой? Я их учил!

— Даааааааа? И Ремуса?!

— Ремус и сам был башковитый, — с сожалением признал Сириус, — но и для него нашлась пара карт в рукаве. Например вот.

Сириус положил палочку между верхней губой и носом и стал с потешным выражением лица ей двигать.

Из кухонного крана полились сардины.

Тонкс засмеялась, Лайелл прыснул.

Ремус вспомнил, как Сириус проделывал этот трюк на пятом курсе в больничном крыле — после очередного паскудного полнолуния. Все кушетки от его Таранталлегры принялись друг друга перетанцовывать, а вот Фините он таким образом, как позже выяснилось, наложить не смог — спустя время кушетки снова пустились в пляс, безобразно порушили ширмы и выщербили пол, и узор их следов складывался в портрет Аргуса Филча, поедающего студентов, как Робин-Бобин-Барабек. Пивз был настолько восхищён, что приписал этот подвиг себе и раструбил об этом на всю школу.

Ремус почувствовал теплоту. Не может Сириус быть предателем. Он — друг. И надежда всегда в сердце. Как и мама, Хоуп Люпин, страховой агент, заранее даровавший жителям Кардиффа помощь в случае беды. Надежда всегда будет жить.