Черная сторона рассвета (джен)

Ноги сами понесли Ричарда Силивана в сторону школы, которая хищно скалилась из кромешной мглы желтыми квадратами окон. Наверное, убитый охранник включил свет — интересно, если выключить, решат ли полицейские, что налетчики успели убежать? Можно проверить, но на душе было настолько муторно из-за липкого страха и чувства вины, что войдя в школьный холл, мальчик тут же забыл о своем решении. Тем более, в темноте они с Беном и Дианой станут легкой добычей для Двойников и прочих сущностей.

Диана сидела в углу холла, обняв колени, и медленно раскачивалась туда-сюда, как донгминский болванчик. Стало не по себе. Что с ней происходит? Прерывисто вздохнув, Ричард позвал ее по имени, и, вздрогнув, Диана подняла на него широко раскрытые глаза. Она боялась.

− Привет, − сказала она глухо. — Ты кто?

− Я — Эрик.

− Ясно.

− Что стряслось, Ди?

− Меня оглушил охранник.

Ее не волновало ни сокращенное обращение к ней — так обращаются только к родственникам, друзьям и любимым, ни куртка другого цвета на Ричарде, но это и прекрасно. Эрик был влюблен в эту девочку, так пусть тайна близнецов сохранится на как можно более долгий срок. Он застыл, медленно осознавая, что недавно случилось непоправимое. Брат-близнец совершил уже второе убийство и сбежал по его, Ричарда, просьбе, а в первый раз ему помогла бабушка. Эрик младше на десять минут и слабее, чем Ричард, его надо оберегать — когда был жив отец, родители не забывали напоминать об этом старшему близнецу. И он вспомнил эти слова лишь в последний момент.

В холодном холле пахло сыростью и кровью. Лежавший на полу Бен был оглушен и связан, а Диана потирала затылок, морщась от боли. На ее длинных ресницах дрожали слезы, и если бы Ричард был Эриком, то почувствовал бы непременно нежность и желание ее утешить и защитить. Однако он ничего не испытал.

− Нам надо уходить, − сказал он устало — как раз в тот мерзкий момент, когда вдалеке завизжали полицейские сирены.

Вместо ответа Диана откинула голову назад и истерично засмеялась. Надо бы дать ей отрезвляющую пощечину, и Ричард непременно сделал бы это, не будь таким маленьким и робким. Отойдя от девочки, он посмотрел на приоткрытую дверь, из-за которой дышала промозглой мглой зимняя ночь, и понял, что бежать слишком поздно. Они все попались, и лишь Эрику удалось уйти. Точнее — Ричарду.

И пусть никто не поймет, что на самом деле Ричард остался здесь.

Гадко, будто ножом по стеклу, заскрежетали тормоза остановившейся машины, а затем снаружи затопали тяжелые сапоги. Чьи-то нецензурные восклицания дали понять, что труп охранника обнаружен, Ричард выхватил нож из-за пазухи — чистый от крови кухонный нож, и бросился вперед. Пусть полицейские поверят, что лже-Эрик — сумасшедший убийца, и пусть делают с ним, что сочтут нужным, если это действительно поможет спасти настоящего Эрика.

В распахнувшуюся дверь школы ворвались несколько человек, их точное количество трудно рассмотреть, когда кидаешься на них с ножом. Ричард знал, что не попытается никого убить, о нет, это было своего рода представление, но оружие у него все-таки выбили сильным ударом, а потом набросились втроем и повалили на пол, вцепившись в его плечи, в волосы, в одежду. Мгновением ранее нож стукнул деревянной рукояткой где-то неподалеку, но это уже неважно. Руки Ричарда с силой заломили за спину и сцепили стальными браслетами, после чего его подняли за воротник с пола. Первое, что он осознал — полицейских здесь трое, а второе — по лицу, неприятно щекоча кожу, медленно ползет кровь. Кажется, он разбил нос при падении.

− Как твое имя парень? — мрачно спросил немолодой полицейский с седыми усами.

− Эрик Силиван, − само сорвалось с губ.

− Ты арестован по подозрению в убийстве. Имеешь право хранить молчание. Если отпечатки на ноже окажутся твоими, тебе не поздоровится.

Наверное, ему говорили еще что-то, но Ричард не слушал. Все его мысли были настолько сильно прикованы к Эрику — испуганному, дрожащему от тревоги и холода, добирающемуся до старого дома в одиночку, что не хотелось думать о самом себе. Пока два полицейских крепко держали под руки мнимого убийцу, третий надел наручники на остолбеневшую от ужаса Диану и на Бена, что еще не очнулся. Возможно, их родителей просто оштрафуют за проникновение детей в школу, но с Ричардом все кончено.

И он осознавал это очень четко и ясно.

Машин на холодной улице, куда их вытолкали полицейские, оказалось две, и Ричарда усадили в отдельную. Он не сопротивлялся, да и к чему, если необходимо заменить брата?

− Пока, Эрик, − донесся до его слуха нежный девичий голос.

Значит, все действительно пошло по плану.

Его называли Эриком и дальше: в полиции, во время коротенького допроса, предшествующего отправлению за решетку, и на следующий день, когда на допрос явился школьный учитель, нарочито встревожено всплескивая руками. Никто не верил, что двенадцатилетний мальчик и хороший ученик способен на убийство — никто, кроме полиции. Но мать не явилась, должно быть, с ней не смогли связаться. И ему оставалось только безучастно смотреть на серые стены участка, на наручники, на некрасивый массивный стол, за которым он сидел напротив седоусого полицейского.

А Диану отпустили — Ричард сам видел мельком ее с родителями, они торопливо шли по коридору, когда их с Беном вели на допрос. Красивое лицо молодой женщины, неаниты Шелтон, уродливо исказилось, едва она завидела мальчика, а потом она подтолкнула дочь вперед и что-то неразборчиво пробормотала. Что было дальше, он старался не запоминать: и учитель, и полицейские задавали однотипные глупые вопросы вперемешку с наводящими, и чтобы защитить брата, Ричарду ничего не оставалось, кроме как признать вину полностью.

Он проник в школу с организованной группой одноклассников для исполнения непонятных целей, после чего убил охранника и набросился на полицейских с ножом. Список вменяемых ему в вину преступлений довольно серьезен, однако к чести Бена и Дианы никто из них не сказал, что с ними были братья-близнецы, а не один Эрик Силиван.

Должно быть, они все поняли.

Самым невыносимым для мальчика оказались охи-ахи вперемешку с визгом от других учителей, явившихся в полицию, чтобы своими глазами увидеть малолетнего убийцу, но он не хотел слушать их глупых вздорных слов. Пусть болтают, что хотят, пусть заламывают руки, а ему важно не раскрыть себя взглядом, не выдать случайным гневным словом — поэтому смотреть Ричард старался наподобие загнанного звереныша, а также неизменно молчал.

Однако разговор, решающий его судьбу, просто нельзя было пропустить мимо ушей.

− Где его опекуны, неано Ричардсон?

− Мать живет в соседнем городе, отец мертв… там темная семейная история. Отчим лежал в психиатрической больнице и сейчас вернулся домой.

− А брат-близнец?

− С этим чисто. Обычный, нормальный из двойни. Мы уже проверяли.

Проверяли… значит, они наведывались в замок или вызывали Искандера? Думать было трудно, как Ричард ни старался, ведь любая теория может стать ошибочной, а спрашивать полицейских ни к чему. Он признал свою вину, с него довольно.

Шестнадцатый, семнадцатый и восемнадцатый дни месяца Зимнего Ветра, напичканные допросами и чужим лицемерием, прошли отвратительно. Но больше, чем об однообразных и бессмысленных разговорах мальчик думал о том, что все, живущие в старинном особняке Силиванов, умерли или сошли с ума. Это дом, наполненный древним злом от подвала до чердака, его прежние владельцы распространили множившуюся долгое время ненависть. Именно поэтому Эрик убил двух человек, дед Луис напал на внуков и их беременную мать, а Ивонет связала сыновей и держала их под прицелом ружья. Бедная бабушка Мей и вовсе умерла.

Как ни странно, последовали новые вопросы, по сути звучавшие иначе, но подразумевающие то же самое, что раньше. С какой целью Эрик Силиван вышел из дома? Что он собирался делать в школе? Почему с ним вместе пошли одноклассники? И, не выдержав давления, мальчик посоветовал спросить об этом у Бена и Дианы лично.

Видимо, ответ не понравился полицейским, потому что через пару дней, проведенных в одиночной камере, лже-Эрик отправился под конвоем в психиатрическую больницу. На освидетельствование — так сказал старый полицейский, но едва ли это могло кого-нибудь обрадовать.

Он не предполагал, что дело дойдет до подобной гнуси, но раз уж случилось, к этому придется приспособиться, чтобы выжить. Среди бело-зеленых стен психиатрической больницы Святой Вилмы царило отвратительно-убийственное спокойствие, сочащееся едкими запахами хлорки и медикаментов, а в приемной с ним долго не разговаривали и определили в детское отделение. Так полицейские передали мальчика под надзор санитаров, а наручники заменили бинты и веревки, которыми его привязали к кровати на сутки. Правила есть правила.

— Будешь хорошо себя вести — мы тебя быстро освободим, неано Эрик, — нежно пропела молодая медсестра, скорее всего неосведомленная о том, за что он сюда попал. Или еще не научившаяся ненавидеть детей, как другие взрослые.

Палата была просторной и двухместной, со сверкающими белизной стенами и потолком, а за ширмой стояла чья-то кровать. Ричард не хотел никого видеть, он был рад уже тому, что в камере и в больнице его не преследовали сущности и Двойники, а сейчас неплохо бы побыть в одиночестве и немного подумать. Но как только медсестра закрыла за собой дверь, из-за ширмы выглянула худенькая темноволосая девочка в серой пижаме.

— Привет, — звонким голосом сказала она.

— Привет, — Ричард с усилием выдавил из себя улыбку.

— Меня зовут Лили Борген, — сообщила девочка. — А ты?

— Эрик Силиван.

— За что ты здесь?

— У меня шизофрения, — солгал Силиван.

— И у меня! — кивнула Лили. — Я видела призраков и страшилищ, а когда папа узнал об этом, то отвез меня сюда. Сказал, что тут помогут с ними справиться. Ты знаешь о Двойниках?

По спине пробежал неприятный холодок, и только через пару минут, справившись с охватившим его страхом, мальчик решил, что приятельское общение с Лили станет полезным как ему, так и ей. Борген — фамилия аранийская, но за последние кватрионы многие из них переехали в Фиалам, да и на исторической родине осталось немало. Но почему она видит Двойников и прочую нечисть, если род совсем не древний и не относится к западникам?

Или относится?

Лили оказалась очень разговорчивой десятилетней девочкой, и к тому же любительницей истории — она рассказала ему, перелистывая толстенную «Историю Фиалама», что по женской линии род Боргенов идет от древней семьи Кэйн, казненной пару кватрионов назад. А Ричард лежал, смотрел на нее и искренне сочувствовал маленькой бедной девочке, невинной душе, у которой из развлечений была лишь одна книга.

Потом пришла медсестра и сделала каждому из них обязательные уколы, от которых невыносимо захотелось спать. Устало зевнув, Лили скрылась за белой ширмой. Прежде чем провалиться в кромешный мрак, Ричард посмотрел на потолок, и ему показалось, будто с него кто-то скалится.

Мучительные сутки казались ему вечностью — после пробуждения мальчик некоторое время соображал, где он находится, но, когда Лили вышла к нему, вспомнил все до последнего момента. И о том, что остался один, потому что хотел защитить брата.

— Какое сегодня число? — спросил он хриплым срывающимся голосом. Язык заплетался, голова кружилась при попытке поднять ее, и очень сильно хотелось пить.

— Двадцать первый день Зимнего Ветра. Ты долго спал.

— Я знаю.

— Дольше меня. Тебе вкололи что-то другое, — Лили помолчала и посмотрела на мальчика не по-детски серьезным взглядом. — Они боятся тебя, Эрик.

Значит, той медсестре все известно. Ну и ладно. Но когда в его голову проскользнула мысль о возможном побеге отсюда? Что бы он стал делать, окажись за пределами психиатрической больницы: побежал бы домой, где его почти не ждут или бросился бы к матери или просто, куда глаза глядят? Сердце заколотилось, словно бешеное — то ли от лекарства, то ли от пережитых волнений и тревог. И, лежа на опостылевшей кровати, Ричард лихорадочно размышлял о том, что неплохо было бы сбежать вместе с Лили из больницы. Затея глупая и заранее провальная, но попытаться-то стоит.

Вдвоем можно потихоньку спуститься на первый этаж и отключить сигнализацию. Охранника по идее тоже следует вырубить, но это не доходяга из школы, а сильный здоровяк — Ричард видел его.

− А я тебя не боюсь, − дополнила ответ Лили.

Оставалось только дождаться освобождения от пут, и вот, наконец, Ричард получил возможность вставать с койки и передвигаться по палате. Не такое уж и достижение, но в его ситуации вполне значимое.

Немного пообщавшись с девочкой, он понял, что все плохо и что помочь им некому.

Лили Борген жила с отцом и мачехой в Арании и раз в году они ездили сюда, считая фиаламский Эртвест своим вторым домом. Но когда она начала говорить отцу про Двойников и чудовищ, он, недолго думая, посадил дочь в машину и привез сюда, где Лили жила уже почти год.

− Я слежу за временем, − вздохнула она, вертя в дрожащих руках яркий кубик, − и чем дальше оно идет, тем сильнее мне кажется, что мой папа за мной не вернется.

− Понимаю тебя, − искренне сказал Ричард. — Но мы вдвоем можем сбежать отсюда.

Она ничего не сказала в ответ, лишь посмотрела на него со страхом и недоверием.

Прошло несколько долгих томительных недель, и каждый отвратительно-пустой день был похож на предыдущий. Разве что Ричарда регулярно водили к врачам и те задавали ему вопросы, заставляли проходить какие-то нудные тесты — но разве сделаешь тест с затуманенной лекарствами головой? Возможно, этого они и добивались, упрятав его сюда.

Третьей ночью Ричард не выпил таблетку, а зажал в кулаке и притворился, что проглотил ее. Лили же заранее улеглась в постель, притворившись спящей, и медсестра вслух решила «не трогать бедняжку». Это было им на руку. Двое заговорщиков выбрались из постелей, и Лили с улыбкой продемонстрировала ему запасной ключ, мастерски извлеченный из кармана халата медсестры.

− Я воровала у мачехи ключ от буфета, − прошептала девочка.

− Молодец. Но нам надо бы идти.

Они неспешно спускались по темной лестнице, вцепившись в перила и стараясь ступать почти неслышно, а потом Лили включила свет в приемной. Без этого не обойтись, жаль, что нельзя устроить побег днем, но финал не утешал: одинокие отчаявшиеся дети оказались перед железной мелкой решеткой, отделяющих их от внешнего мира и свободы.

У Ричарда пересохло во рту. Надо было добраться до сигнализации и деревянной ключницы по ту сторону узкого коридора, но там находился охранник. Тот самый, страшный. Его можно бы оглушить или усыпить, но у Ричарда нет с собой ни биты, ни таблеток.

Подумав, он разжал кулак и посмотрел на белый кружок в нем. Вышла небольшая ошибка — таблетка в нем все-таки осталась, но сломанная пополам. Так не пойдет.

− Мы сможем скормить это охраннику? — безнадежно спросил он, протягивая на ладони свою находку.

Лили покачала головой, в огромных карих глазах промелькнула тревога.

− Нет…

− Тогда отвлеки его, а я стяну ключи.

Лили не струсила и без лишних разговоров зашагала в нужную сторону, а Ричард преступно медлил. Он чувствовал странно знакомые пугающие звуки над головой, точно кто-то ползет по потолку, и до последнего боялся поднять глаза наверх. Шаг, второй, третий… Тошнота подступила к горлу скользким мерзким комом. Сердце снова сильно забилось от тревоги и набегающего ужаса, и все-таки перед ним стоял выбор: смотреть на потолок или идти к охраннику.

Неподалеку раздалось звонкое щебетание милой крошки Лили, к которой хорошо относился весь персонал, и которая сейчас заговаривала зубы охраннику, умоляя его дать ей стакан воды. Ричард сглотнул — он чувствовал жажду. И резко посмотрел наверх.

С серого потолка скалился старой челюстью Ирвин Силиван.

− Ихихихи! Здравствуй, мальчик… Ну а где же твой братец?

Ричард зажал рот обеими руками, чтобы не заорать от ужаса, и быстро пошел вперед.

− Ты не нужен Эрику Силивану, − хрипел и шипел мертвый старик, стремительно перебирая по потолку конечностями, будто паук. — Ты нужен только мне. Он или ты или вы оба все равно будете у меня!

Мчась к охраннику, Ричард уже не скрывался и не таился, а кровь стучала в висках, и позади остался гадкий злой смех давно умершего человека. Кажется, потом Лили отчаянно замахала тонкими руками, призывая его бежать назад, кажется, охранник отшвырнул девчонку в сторону и схватил его за плечи, кажется, мир померк, когда ползучий покойник ткнул в макушку Ричарда длинным сморщенным пальцем.

А может быть, и не казалось.

В первый день месяца Зимней Вьюги Эрик Силиван был признан вменяемым и виновным в убийстве школьного охранника, и приговорен к восьми годам заключения. Лишь два человека знали, кто из них истинный Эрик, но ни один из них не признался. Так было необходимо, чтобы сплелись близнецовые судьбы, уходя от злого рока, так Ричард спасся от чудовищ из страшного фамильного особняка Силиванов, а Эрик получил имя своего брата. Так две судьбы резко разошлись врозь.