Пророчество для леди Рейвенкло (джен)

Елена не помнила, как очутилась в хижине. Ноги несли ее сами, разум оставался к этому совершенно равнодушным. Он лишь отстраненно фиксировал картины: вот она стоит на поляне, среди друидов — а уже через мгновение перед ее глазами темнеет ветхая крыша их неказистого жилища. Вокруг была тишина. Остальные тоже разбрелись по хижинам, как только догорел костер. Тело юноши, принесенного в жертву, осталось лежать там, где он распрощался с жизнью. В душе Елена радовалась тому, что их хижина находится от святилища дальше всех.

Она не сумела бы в полной мере описать те чувства, которые обуревали ее той ночью. Она видела собственными глазами, как убили человека. Сделано это было, несмотря на песнопения, настолько буднично и незамысловато, что холодела кровь. Да и сама жертва не выглядела обреченной — скорее, переполненной осознанием собственного достоинства. Елена ощущала ледяные мурашки на спине и шее, стоило ей вспомнить, как из его груди струилась кровь, как сверкал в темноте серебряный клинок Лейса. Часть ее пребывала в цепенящем ужасе от увиденного; она была уверена, что это зрелище не изгладится из ее памяти до конца жизни. Но другая часть, давшая о себе знать еще на поляне, относилась к жертвоприношению совсем по-другому. Елена не могла лгать себе: в тот момент, когда несчастный испустил дух, она почувствовала прилив энергии. Еще до того, как Лейс объявил о принятии жертвы, она знала, что боги остались довольны. Судя по экстазу других друидов, они также были прекрасно осведомлены об этом. Задним числом она подумала о том, что свершилось то, что должно было свершиться. Это напугало ее. Сейчас, лежа в хижине, Елена поняла, что вторая часть ее гораздо сильнее первой. Она вздрогнула и перевернулась на бок. Неужели это правда? Неужели это означает, что она готова согласиться с жертвой и признает смерть другого человека необходимой и справедливой? И в таком случае в ней, как и говорил Брет, действительно нет ничего добродетельного?

Ее точно окатило ледяной водой. Стало очень страшно — в темном лесу, неподалеку от человека, убитого на ее глазах. Елена задрожала, как в ознобе. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться дома, в объятиях Феллана. Прижаться к нему всем телом, закрыть глаза и уверить себя, что это только плохой сон. Чтобы он гладил ее волосы, пока она не уснет. Когда начали дрожать губы, Елена мысленно обругала себя и велела немедленно успокоиться. Да, то, что она увидела сегодня, мало кого может оставить спокойным. Но завтра она поговорит с Шелой, и та, конечно, все ей объяснит. Наверняка есть простое и здравое объяснение всему. Нужно только услышать его, и тогда… все встанет на свои места.

Елена снова перевернулась на спину. Дышать стало немного легче. Хотя ей нужно было ободрение, рядом находилось существо, требовавшее заботы больше, чем она. Саласия лежала, свернувшись клубком и обхватив колени руками, и время от времени вздрагивала всем телом. С самого вечера она не произнесла ни слова. Елена не могла видеть ее лица, но чувствовала, что она не спит. Тут дали о себе знать упреки совести: за своими переживаниями Елена совсем забыла о Саласии. А ведь она напугана даже больше ее самой. Несколько минут она молча смотрела на дочь Слизерина, затем устроилась поближе и обняла ее. Саласия не отреагировала. Ее зеленые глаза смотрели прямо перед собой, расширившись и почти не моргая. Елена погладила ее по голове. В конце концов, она — оруженосец, и когда-то давала клятву следовать за ней во всех бедах и горестях. Саласия наконец моргнула и медленно, очень медленно перевела глаза на Елену. В них стояло такое страдание, что у девушки сжалось сердце. Она обняла ее еще крепче, и спустя какое-то время, незадолго до рассвета, обе задремали. Несколько раз Саласия вздрагивала, приходила в себя, оглядывалась дико сверкающими глазами, но, увидев Елену, успокаивалась и вновь проваливалась в сон.

Когда Елена открыла глаза, друиды уже встали. Выглянув из хижины, она увидела, что все они собрались на поляне и что-то обсуждают с очень обеспокоенными лицами. Одевшись и удостоверившись, что Саласия еще не проснулась, Елена неуверенно направилась к остальным. Ноги путались в траве, подол мантии быстро намок, пропитавшись росой и вчерашним дождем.

— Что-то случилось? — тихо спросила она у Шелы, садясь рядом с ней на траву. Ее глаза сами собой метнулись к святилищу. Мертвого юноши там уже не было.

Шела, выглядевшая утомленной и болезненной, с замедлением кивнула.

— Боги послали Грании видение, — ответила она и поплотнее завернулась в плащ. Сегодня дождя не было, но в воздухе стояла пронизывающая сырость. — Латиняне нападут на нас и опустошат нашу землю.

У Елены внутри все содрогнулось.

— Когда же?

— Судя по всем признакам, очень скоро, еще до зимы. Мы должны вернуться в деревню и предупредить людей. Сражаться с ними — безумие, наше единственное спасение в бегстве, как бы низко это ни прозвучало. Однако Джодок, Грания и другие настаивают на том, что нужно дать им бой, и, боюсь, многие поддержат их.

Шела провела рукой по лицу. Елене показалось, что за эту ночь она постарела на несколько лет.

— Я думала, вы всегда заодно, — сказала девушка, надеясь, что это не заденет бандури.

— Мы стараемся приходить к согласию, но видят боги, как порой это бывает трудно. Я пыталась убедить всех, что латиняне пока гораздо сильнее нас, что война с ними — напрасное пролитие крови, но Джодок и Грания уверены, что боги помогут нам одолеть их.

— Две дюжины друидов не сокрушат целые армии закованных в железо солдат, — печально произнесла Елена.

— Глядя на тебя, я все чаще думаю о том, насколько мы порой недооцениваем юность, — вздохнула Шела. Ее светло-зеленые глаза смотрели тоскливо и мрачно. — Они смогут убедить всех драться с латинянами, люди слушаются нас, но тогда не уцелеет никто.

— Что же теперь делать?

Бандури обхватила колени руками.

— Я повинуюсь тому, что решит Лейс. Если он скажет вступить в бой, я встану рядом с братьями и сестрами, даже если это сулит нам всем смерть. Буду уповать на богов… которые наполнят его мудростью и помогут принять верное решение.

Елена взглянула на нее и ощутила, что ее сердце готово вот-вот разорваться от жалости — столько было достоинства и самоотречения в этих словах. Ей захотелось обнять Шелу, но какое-то чувство, похожее на уважение, удерживало ее от этого.

— Неужели нет иного пути? — тихо спросила она.

— Слово Верховного друида — закон, — ответила Шела. — Так было и будет. Он не зря избран проводником между богами и нами, служителями.

— Я могу помочь?

Бандури покачала головой и слабо улыбнулась.

— Нет, девочка. Вам с Саласией лучше отправиться домой. Так безопаснее.

— Я сведуща в боевой магии… — начала было Елена, но Шела жестом остановила ее.

— Ни один из нас не позволит вам рисковать жизнью. Об этом и речи быть не может.

Елена опустила глаза. Слышать о собственной бесполезности было больно.

Шела, казалось, прочла ее мысли.

— Я говорю это не потому, что у тебя не хватит сил, — мягко проговорила она, погладив девушку по плечу. — Война — это слишком опасно, вот и все. Особенно для такой юной, как ты. Насчет сил я даже не сомневаюсь. Что ты скажешь о том, что случилось вчера у святилища?

Елена подняла голову и встретилась с ней взглядом. Сомнение относительно того, признаться или нет, длилось не дольше пары мгновений.

— Сперва я пришла в ужас, — почти шепотом ответила она, так, чтобы ее не могли услышать даже травы и камни. Никто, кроме Шелы. — Мне в жизни не было так страшно. Особенно когда у него хлынула кровь… Но затем… Это напугало меня даже больше. Я почувствовала себя сильной и… как будто случилось то, что должно было случиться, как будто это правильно и… естественно. Я не понимаю этого, и мне кажется, что я… просто ужасна. Ведь он умер, а я… мне БЫЛО хорошо от этого, в какой-то момент.

Елена замолчала и снова стала смотреть на траву. В эту минуту она никому не смогла бы смотреть в лицо.

Шела тоже погрузилась в молчание. Елена слышала обрывки спора других друидов, но они долетали до нее словно издалека. Промелькнула мысль о Саласии… и исчезла, как молния в грозовом небе.

— Да, — заговорила наконец Шела. Голос ее был тих и очень печален. — Это один из самых жестоких законов — жестоких, но незыблемых. Если хочешь что-то получить — чего-то нужно лишиться. Каждый год боги требуют от нас одну жизнь… в обмен на новые знания и мудрость. Без этого они не дали бы нам и крупицы того, чем мы владеем.

— Так, может, следует уйти от них?

— Тогда мы не сможем помогать другим. Все, что мы умеем, пришло к нам от них. Без них мы не могли бы исцелять, направлять и оберегать. Жизнь одного в обмен на благополучие всех. Не всегда это жизнь — достаточно взглянуть на Гранию. Никогда нельзя сказать наверняка, чего они потребуют в тот или иной раз, но мы все же научились договариваться с ними.

Елене стало жутко.

— Разве это единственный выход?

— Жестоко — но так все и есть. Насчет того, что ты тогда чувствовала… Мне следовало сказать тебе раньше, но отчего-то я колебалась. Ты — наделенная благодатью богов, Елена. Одна из нас.

— Я знаю, — очень тихо отозвалась Елена. Осознание этого на сей раз не воодушевило ее, а наоборот, точно пригнуло к земле.

На лице Шелы отразилось удивление.

— Сама догадалась?

— Мне рассказал Брет. Вчера, на привале.

— Не переношу этого мальчишку, — бандури нахмурилась. — Скажу честно, не доверяю ему. Он всегда молчит, а такие люди — самые опасные. Никто не знает, что у него на уме. Надеюсь, он не напугал тебя?

— Не слишком, — Елена выпрямилась. — Когда у меня с собой палочка, я не боюсь ничего. Но я была ошарашена. Так что это значит, Шела? Что я могу делать то же самое, что и вы, без всякой палочки, и общаться… с вашими богами? Получая от них видения и все такое?

— Это значит, что они всегда с тобой. И что только среди нас ты сумеешь полностью постичь свою силу. Я наблюдала за тобой все это время — прости, если это задевает тебя. Елена, ты нечто большее, чем то, кто ты есть сейчас.

Елена прокручивала в голове ее слова, и каждое отзывалось внутри небывалым волнением.

— Значит, я должна остаться с вами?

— Боги не зря наградили тебя благодатью. Они видели в тебе… что-то очень важное. Если бы ты пришла к нам раньше… — бандури умолкла. Потом, сделав над собой усилие, продолжила: — Но, что бы ни случилось с нами, только среди друидов ты сможешь обрести себя. Эта энергия, которую ты ощущаешь внутри — она сильнее всего. Тебя будет тянуть сюда… Что бы ни случилось с нами, есть другие друиды. И они, я уверена…

— Я бы хотела остаться только с вами, — ответила Елена. — И с тобой. Я могла бы пройти посвящение и помочь вам. Я согласна.

Шела улыбнулась и вдруг совсем по-матерински поцеловала ее в лоб.

— Ты вернешься к нам… когда все обратиться в свое русло. Когда угроза латинян останется в прошлом. Ты вернешься и станешь отличной бандури. Мы будем ждать тебя.

На этот раз Елена не сумела сдержаться и крепко ее обняла.

Спор на поляне становился все жарче. Это было понятно по раздраженным крикам, звучавшим все чаще и чаще. Шела отстранилась.

— Извини, кажется, мне пора вмешаться, — она ласково похлопала Елену по плечу и, рывком встав на ноги, направилась к друидам.

— Мы защитим людей! — распалялся Джодок. — Боги дали нам силу для этого!

— Хватит ли ее? — неуверенно вопросила одна бандури, но он даже не взглянул в ее сторону.

— Если бы они не хотели этого, то не послали бы мне видение, — поддержала Джодока Грания, неистово сверкая единственным оставшимся глазом.

Лейс, стоявший несколько в стороне ото всех, пока хранил молчание.

— Вступать в бой сейчас неразумно, — сказала Шела, вклиниваясь в круг. — Наши люди не выстоят против латинян. Я уже говорила об этом, Джодок.

— А я ГОВОРИЛ тебе, — Джодок повернулся к ней с такой яростью, что Елена поразилась. — Что это недостойно нашего народа — бежать от опасности. Они придут на нашу землю — почему мы должны убегать?

— Потому что они сильнее, — спокойно ответила Шела, однако скулы ее побагровели. — Пока что сильнее. Драться с ними — напрасно губить жизни. Одумайтесь!

— Боги помогут нам, — вмешалась Грания. — Они знают, что делают.

— Они предупредили нас, — парировала Шела. — Чтобы мы спасли людей. Нам нужно уводить их за горы. Туда, куда латиняне пока не пойдут.

— Ты сомневаешься в мудрости богов? — прорычал Джодок. — И в их всесилии? Да, Шела?

— Я сомневаюсь в необходимости войны, — она бестрепетно смотрела ему в лицо.

— У нас есть время, чтобы приготовиться, — вяло отозвался супруг Грании, ранее не принимавший участие в споре. Немного в стороне сидел Брет и молча наблюдал за всеми. Как всегда.

— Ты так считаешь, Гверн? — повернулась к нему Шела. — К нам придут армии закованных в железо солдат. Солдат, завоевавших множество земель. Как выстоять против них? Наши люди падут в бою с ними все до единого!

— Они захватывают наши владения! — снова взъярился Джодок, не дав бледному Гверну ответить. — Ты предлагаешь спокойно смотреть на это?

— Я предлагаю выиграть больше времени, чтобы собраться с силами.

— Мы и так достаточно сильны!

— Что насчет остальных? Тех, кто остался в деревне? — вперед вышел супруг Шелы. — Мы не можем принимать решение, не советуясь с ними.

— Эномай прав, — заметила черноволосая бандури. — Они же ничего не знают. Хороши мы будем, если вернемся и заявим им, что готовим войну!

— Я просто поражаюсь вам, — Джодок обвел всех яростным взглядом. — Где ваша гордость, где сила духа наших предков? Отчего вы готовы без боя преклонить колени перед латинянами? Мне стыдно за вас!

— Послушай, Джодок, — Шела заговорила немного мягче. — Я понимаю твое нетерпение и желание изгнать раз и навсегда тех, кто намерился стать хозяевами в здешних землях. Ты тоже прав, но пока нам просто нечего предоставить им в ответ. Только поэтому нам стоит…

— Убежать, поджав хвост.

— Нет, — терпеливо произнесла Шела, но чувствовалось, что она едва справляется с гневом. — Когда ты уже поймешь…

— Это ты не понимаешь! Нам по силам выстоять!

— Неужели тебя ни капли не волнуют другие? Неужели нет ни одного человека, чью смерть ты будешь оплакивать, когда латиняне расправятся со всеми?

— Не смей…

— Тебе не жаль даже Элию?

Лицо Джодока в одно мгновение приобрело тот же цвет, что и его волосы.

— Прекрати, Шела, — проскрежетал он, но было видно, что мысли его перешли в другое русло. — Тебя это не касается.

— Что ж, если тебе не жаль Элию, то я могу сказать, что МНЕ жаль ее, — сказала Шела, уже не стараясь скрыть злость. — А еще мне жаль мою сестру и ее семью. И всех остальных людей в деревне и за ее пределами. Именно поэтому я предлагаю увести их.

— Не трать свое красноречие понапрасну, Шела, — к всеобщему удивлению заговорил Брет. Он тоже вышел вперед и оглядел всех с каким-то ехидным торжеством на лице. — Он тебя не услышит. Ему плевать на каких-то там людей и даже свою возлюбленную. Единственное, что его заботит — возможность показать себя великим героем и бесстрашным предводителем войны.

Джодок повернулся к новому оппоненту. Его щеки пылали.

— Если я не забываю о достоинстве, то это не значит… — процедил он, но Брет прервал его негромким смехом.

«Чего он хочет добиться?» — со смесью недоумения и страха подумала Елена. Все собравшиеся на поляне теперь смотрели во все глаза на двух мужчин, стоявших друг напротив друга, словно приготовившись к драке.

— А что же это тогда значит, Джодок? — с насмешкой спросил Брет.

— То, что я исполняю волю богов!

— Боги, насколько я понял, просто показали, что нам стоит ждать нападения. О том, что нужно драться с латинянами, не было никакого знака. Кроме неистового желания нашего героя блеснуть военными талантами. Я прав, Грания?

— У нас есть сила, — мрачно отозвалась она, но спорить не стала.

— Я не удивлен, что с предложением бежать согласен именно ТЫ, — скривившись, бросил Джодок. — Я что-то не помню, чтобы ты проявлял храбрость.

— А я не помню, чтобы ты проявлял признаки большого ума, — скрестив на груди руки, ответил Брет. — Тебе следует мечтать о нем, а не о войне.

Глаза Джодока налились кровью. Он медленно двинулся к Брету.

— Если ты скажешь еще хоть слово, мерзавец…

— Довольно!

Наконец в обсуждения вмешался Лейс. На фоне двух крепких молодых мужчин он выглядел особенно высохшим и слабым. Но, когда он поднял руку, давая понять, что будет говорить, притихли не только эти двое, но и все остальные на поляне.

— Я наслушался предостаточно вашей брани, — в его скрипучем голосе звучало заметное раздражение. — И мне даже показалось, что я вдруг очутился в толпе расшалившихся школьников, а не среди служителей богов.

Он выдержал короткую паузу.

— Я согласен и не согласен со всеми вами. Люди из-за моря очень опасны, и счастье, что боги, смилостивившись, предупредили нас об их нашествии. Что делать нам? Об этом еще стоит подумать. Хвала богам, они наградили нас силой, особой силой, которая в любом случае пригодится нам. Будем мы воевать или нет — это не имеет значения. Этой ночью мне тоже был знак. В подтверждение того, что знание теперь навеки наше, мы должны восславить богов. Затем мы вернемся в деревню и оповестим всех.

Тишина, воцарившаяся на поляне, была такой полной, что у Елены зазвенело в ушах. Друиды стояли вокруг предводителя, не двигаясь и не произнося ни слова. Джодок, тяжело дыша, оглядывал всех, и его лицо выражало что-то очень трудноопределимое. Шела подняла глаза к небу, то ли благодаря его, то ли моля о чем-то. Старый Лейс взмахнул рукой. Очевидно, это был какой-то сигнал, потому что все принялись выстраиваться кругом, как накануне перед жертвоприношением. Медленно, очень медленно. Будто сквозь сон.

Также медленно они взялись за руки. Когда зазвучала песнь, внутри у Елены что-то перевернулось. Ей захотелось присоединиться к ним, стать частью круга и затянуть песнь со всеми. Но она понимала, что этого ей еще никто не позволит.

Песнь становилась протяжнее, энергичнее, свирепее. Если вчерашняя звучанием напоминала мольбу, то эта была как боевой гимн. Вихрь напора, скорости, бесстрашия. Елена не могла сказать, как долго они пели. Но наконец песнь прервалась, и несколько минут друиды стояли в полнейшем безмолвии.

Елена смотрела на них, не отрываясь. И тут произошло такое, от чего она окаменела.

Все они, стоящие в кругу, почему-то согнулись, кто-то упал в траву, у кого-то вырвался сдавленный не то вой, не то стон. Длилось это недолго, а затем… люди стали пропадать. Вместо них на поляне вокруг святилища один за другим появлялись звери — Елена видела огромного бурого медведя, лося удивительной бронзовой расцветки, барана, нескольких ласок, горностая, волка, выдру, рысь, оленя и еще нескольких животных, которых совершенно не знала.

Если первые секунды она могла лишь смотреть на них с отвисшей челюстью, чувствуя, как прилипает к спине мантия, то вслед за этим ее без предупреждения пронзило понимание. У Елены перехватило дыхание. Мороз пробирался под кожу, в грудь, в самое сердце. Она попятилась спиной назад, не сводя расширившихся до предела глаз со зверинца перед ней.

Который, казалось, был полностью поглощен своими делами. Некоторые звери деловито разбрелись в стороны, кто-то углубился в лес, кто-то сцепился с другим. Бронзовый лось как-то потерянно бродил в траве, вертя огромной головой. Медведь неподалеку от него встал на задние лапы и был теперь попросту громадным. Никто не обращал внимания на Елену, а у нее было такое чувство, что она опускается все глубже и глубже под воду и вот-вот скроется в непроглядной мгле.

«Палочка» — пронеслась в голове последняя ясная мысль. Рукой, которая почти не слушалась, нашарила в кармане волшебную палочку и выставила ее вперед. Впрочем, она едва ли смогла бы вспомнить и произнести заклинание, если бы возникла необходимость.

В этот момент к ней, отделившись от остальных, двинулась рысь. Движения были неторопливы, легки — словно зверь всячески пытался продемонстрировать мирный настрой. Украшенные кисточками уши слабо подрагивали, усы щетинились в стороны, будто в усмешке. Елена замерла. Сердце, казалось, колотилось сразу в груди, в ушах, в затылке, в желудке. Она изо всех сил вцепилась в палочку, моля небо, чтобы ей хватило сил выпалить заклинание, когда зверь бросится на нее.

Но рысь и не думала бросаться. Очень медленно она приблизилась к Елене и изогнулась, вытянув вперед лапы. Рысь стояла спокойно, почти невозмутимо, на расстоянии вытянутой руки. Она склонила голову набок и подняла на девушку знакомые изумрудные глаза.

Елена уставилась на нее, пытаясь поверить в то, что уже знала. Ее лицо вытянулось.

Рысь слегка раскрыла пасть — на этот раз совершенно определенно в усмешке. Она вытянула вперед лапу и посмотрела с выжиданием, пригнувшись так, чтобы морда оказалась на уровне лица Елены.

— Шела? — выдохнула она.

В ответ послышалось низкое рычание, которое прозвучало, как смех.

Елена протянула руку и осторожно погладила покрытую красновато-коричневой шерстью лапу. Рысь издала утробное урчание.

— Шела, ты… прекрасно выглядишь, — почти не чувствуя губ, проговорила Елена.

Хриплый кашель сквозь зубы снова прозвучал смешком.

«Мне это снится, — подумала Елена. — Совершенно точно снится!»

Но это был далеко не сон.