Пражские котики 83' (джен)

Долго шли братья, никого не видали, ничего не слыхали. Вдруг видят: на голой скале заколдованный замок стоит. Не стали старшие братья в замок входить, боятся, как бы с ними опять чего не стряслось. Младший один пошел. Глядит, а вокруг замка город раскинулся. Только в том городе нет ни единой живой души! Весь город обошел — так никого и не встретил. До самых крепостных ворот добрался. А там два железных стража стоят, стоят не двигаются. Ворота сами растворились, вошел Янко внутрь, огляделся, а в замке тоже пусто, нет никого. Расхрабрился Янко, хозяином по замку расхаживает.

Словацкая народная сказка «Заколдованный замок»

Суровое графство Норфолк раскинулось на самом востоке Англии. Пахота и леса, озера и реки, болота и каменистое побережье простираются на две с половиной тысячи квадратных миль. Эти земли помнят тяжелую поступь норманн и кровь, пролитую за алую и белую розы.

Обыскать их все, чтобы найти единственное поместье, скрытое фамильными чарами, не под силу даже самому Мерлину. Попасть туда практически невозможно, и не менее сложно оттуда выбраться. Однако, если вас пригласил хозяин, пусть даже сейчас он в бегах, а приглашение было вынужденным — то стоит лишь пожелать, и оно предстанет пред вами.

Каменистая пустошь, окруженная с трех сторон полями, с четвертой — крутым обрывом, уходила в море. Мрачное, но живописное в своей суровой и первобытной красоте место: Маришка могла бы им восхититься, если бы не приложилась лодыжкой об один из острых камней, которыми была усеяна вся округа. Сегодня ей вообще жутко везло с камнями и мягкими приземлениями.

Аппарация из Абердина далась ей тяжело — голова кружилась, а в ногах чувствовалась ужасная ломота, несмотря на то, что ботинки она все-таки высушила заклинанием: прежде чем переместиться, пришлось отмотать почти километр по лесу, и мерзкое хлюпанье выводило ее из себя. Те авроры, которых она заметила на сельском кладбище, показались ей более чем подозрительными — однако она решила не искушать судьбу, выясняя в чем собственно дело, и постаралась уйти достаточно далеко, чтобы убедиться, что хвоста за ней нет, а затем аппарировала. Единственное, что действительно не давало ей покоя — бардак, оставленный на поляне, и беглый, лишенный ушей и хвоста свинёнок, но времени до рассвета оставалось не так много, и ловить его по кустам она решительно отказалась.

Прихрамывая на левую ногу, Маришка прошла вдоль невидимой глазу границы, практически прикасаясь рукой к подрагивавшему воздуху и ощущая покалывание в самых кончиках пальцев.

Ей вряд ли хватило бы знаний, чтобы распутать сложное плетение старинных чар, но оценить красоту и искусность работы она все же могла: спрятать дом, хотя нет, почти замок и целый кусок скалы — это действительно впечатляло. И вот вопрос: как попасть внутрь, если ты не взломщик проклятий? Хотя даже с той потрясающей подготовкой, какую проходят у гоблинов — это было бы сложно. Все равно что вломиться в чужой сейф в Гринготсе, однако если хозяин одолжил тебе ключ…

Старший Лестрейндж, продолжал бить рекорды по выдержке и хладнокровию, к её предложению нанести визит в их родовое гнездо с целью похозяйничать в фамильном склепе на предмет лишних костей для ритуала отнесся более чем спокойно — настолько спокойно, что Маришка начала подозревать, что он вполне мог одолжить пару зелий у своего младшего брата.

— Правильно ли я понимаю, — поинтересовался Рудольфус, точными и аккуратными движениями нарезая картофель, — что речь идет об очередном темномагическом ритуале, запрещенном на территории нашей страны? — он стоял к ней спиной, но Маришка готова была поклясться, что в этот момент на лице его застыла одна из тех ироничных и практически неразличимых ухмылок, которые чем-то неуловимо напоминали ее собственные: более циничные и полные яда — с едва приподнятым уголком рта и ямочкой на правой щеке, правда у неё ямочка была глубже и более резко очерчена. Это сходство, с одной стороны — сильно её раздражало, но с другой — делало собеседника немного понятнее и в чем-то облегчало это вынужденное и натянутое общение.

— Этот ритуал известен мало и требует слишком многого как в финансовом плане, так и в магическом, не думаю что прецеденты освещены в местном законодательстве, — она сделала глоток уже набившего оскомину виноградного сока и поудобнее устроилась на табуретке. — Однако, нам выпал шанс, не воспользоваться которым было бы крайне неосмотрительно. Это лучший из известных способов скрыться от любых видов поисковой магии, что в вашем положении, мне кажется, весьма актуально, так как, когда вы вновь сможете колдовать, найти вас будет значительно проще, а цена за ваши головы сейчас высока.

«Настолько высока, — подумала она, — что вы и представить не можете. И что для одних — всего лишь звон галеонов, для других — вопрос выживания. И следует постарается изо всех сил, чтобы эти буйные головы оставались с хозяевами единым целым как можно дольше»

Рудольфус щедро плеснул на сковороду масло и, убавив под ней огонь, высыпал мелко нарезанную картошку и накрыл крышкой, а затем повернулся к своей собеседнице:

— Вы правы, и мы этим шансом, пожалуй, воспользуемся. Я бы хотел увидеть описание ритуала. И да, есть ли побочные эффекты, о которых нам стоит знать?

— У меня есть конспект… правда там в основном схемы… и сам текст на немецком, я прокомментирую и переведу… если нужно. Побочных эффектов, что удивительно нет, вся нагрузка ложится на мага, проводящего ритуал. Ну и результат, конечно, сильно зависит от качества зелья, но тут все будет на высшем уровне, — ответила Маришка, запустив руку в короткие спереди волосы и стараясь не выдать своего смущения — о её корявом почерке одно время слагали легенды, даже профессора шутили о тайных рунических письменах гоблинов, прочитать которые не дано смертным. Она, конечном первое время ужасно расстраивалась, но затем стала писать почти что печатными буквами, а на старших курсах, в большей степени благодаря дедушке и в меньшей — парочке самопишущих перьев, проблему все-таки удалось решить. Но записи свои она до сих пор старалась никому не показывать.

— И вы, в рамках вашей загадочной многоходовой партии, планируете этот ритуал провести, несмотря на риски… Что требуется от нас с братом? — Лестрейндж задумчиво вертел кухонный нож в руках, и Маришка точно могла сказать, что не хотела бы узнавать, кто из них лучше втыкает его с десяти метров в дерево.

— Понадобится ваша кровь — совсем немного, и пара костей почивших родственников. Мой опыт подсказывает, что проще и безопасней всего позаимствовать их в вашем фамильном склепе, хотя я могу ошибаться, — ответила Маришка, рассматривая его жилистые запястья, выглядывавшие из-под манжет светлой рубашки и длинные, покрытые мелкими шрамами пальцы, сжимающие тонкую полосу стали.

— Вы просите доступ в поместье, — констатировал ее собеседник, — чтобы разорить склеп и надругаться над предками? Пожалуй, эта самая оригинальная причина, по которой кто-либо напрашивался к нам в гости.

— Я могу дать вам слово, что не возьму и не сделаю ничего, против чего бы возражали хозяева, не передам сведения третьим лицам и не использую их во вред вашей семье, и могу подкрепить свое слово магией, — Маришка посмотрела на него с вызовом. Он встретил ее взгляд все с тем же учтивым спокойствием, хотя на самом дне его глаз плескался какой-то слегка мрачноватый азарт.

— Мне кажется, нас свами связывает достаточно крепкая клятва, чтобы я положился на вашу порядочность, мисс Вальде, — он обозначил вежливую улыбку и подсел к ней за стол, не выпуская из рук ножа. — Итак, слушайте, защита была установлена еще при возведении самого поместья в двенадцатом веке, однако каждым поколением усиливалась и дополнялась. И все это время ключом к ней служит многоступенчатая комбинация чар, положенная на ритмическую основу, в качестве которой была выбрана старая бретонская песенка — такая вот своеобразная ностальгия по родине предков с той стороны пролива. Выглядит и звучит это так: Ev sistr 'ta Laou, rak sistr zo mat… [1] — он, четко артикулируя, напевал низким, резонирующим в грудной клетке, с легкой хрипотцой, голосом, куплет за куплетом, медленно вычерчивая лезвием кухонного ножа над столом замысловатые фигуры в такт песне, которая казалась Маришке смутно знакомой, и как она позже вспомнила — пели ее в Дурмштранге, правда опять-таки на немецком: в ней говорилось о выпивке и борьбе, и она подумала, что с таким фольклорным наследием последние из Лестрейнджей не могли не ввязаться в войну.

Они повторили песенку еще раз — вместе — Рудольфус все так же с ножом, а Маришка с ершиком для бутылок. Затем перешли от формы чар к их содержанию: он объяснял образно и подробно. На то, чтобы выучить всю связку, был потрачено не менее трех часов, и уже под конец она заметила застывшую в коридоре высокую фигуру Рабастана, прислонившегося спиной к стене со скрещёнными на груди руками. Он внимательно наблюдал, но не спешил присоединиться.

С той же невозмутимостью, с которой старший Лестрейндж раскрывал фамильные тайны, он позволил Маришке взять свою кровь — быстро и практически безболезненно — зачем резать руки, когда есть полые иглы и одноразовые шприцы.

Рабастан к иголкам отнесся более настороженно, но, получив от брата легкий кивок, все-таки зашел в кухню, опустился на табурет, положил свою левую руку с идеально чистым предплечьем и просвечивающими сквозь бледную кожу синеватыми венами, на стол и отвернулся, чтобы не видеть медицинских манипуляций. Маришке почему-то казалось, что они для него не новы, но уточнять она не решилась — у каждого свои скелеты в шкафу, и скелетов этих двух джентльменов хватит на небольшое кладбище.

Приблизившись к самой кромке защиты, она негромко, но как можно старательнее напела веселый бретонский мотив, при этом слегка фальшивя на верхних нотах, и, выполнив палочкой сложную связку чар, вывалилась с другой стороны плотной, словно кисель, завесы, едва не врезывавшись в кованные ворота. Она подняла голову и присвистнула от удивления.

Это действительно был настоящий нормандский замок — с квадратными башнями, в три этажа, сложенный из грубо отёсанного камня, и с узкими, словно щели, стрельчатыми окнами, забранными кое-где решётками. Вокруг теснились какие-то хозяйственные постройки, а чуть дальше раскинулся запущенный и одичавший сад.

Она коснулась руками створок ворот — те распахнулись как будто бы сами собой, бесшумно и плавно. Приняв этот знак в качестве приглашения, она поправила на плече сумки и, прихрамывая, зашагала вперёд, затем свернула на залитую лунным светом тропинку, огибающую замок с северной стороны и теряющуюся в сумрачной кленовой аллее — ей нужно было попасть в самую удаленную точку парка, где был, если верить хозяину, расположен фамильный склеп. Вокруг стояла вязкая и какая-то неестественная тишина — лишь гравий похрустывал под её ботиками, однако дышалось ночным воздухом на удивленье легко, и мучившая ее вот уже несколько часов тошнота отступила, сменившись поразительной легкостью во всем теле: даже ушибленная лодыжка перестала болеть.

Резко очерченный в лунном свете силуэт крыши она заметила издалека. Приблизившись же, она отметила, что склеп был частично построен, а частично вырублен прямо в скале практически над самым обрывом, однако соленые брызги волн, разбивающиеся о прибрежные скалы, сюда не долетали.

Она дернула поржавевшую решетку, преграждавшую вход, но та даже не шелохнулась. Не мудрствуя лукаво, она взмахнула палочкой, трансфигурировав удерживающие ее петли в песок, и едва успела подхватить падающую решетку. С трудом прислонив ту к потрескавшейся стене, она засветила огонек Люмоса и шагнула в темноту склепа. Осторожно ступая по почти стершимся от времени ступенькам, покрытым густым слоем пыли, она спустилась в просторный зал со сводчатым потолком.

Насколько хватало света — Маришка видела, что в стенах расположены горизонтальные ниши, украшенные резным каменным кружевом, в которых мирно покоились останки многочисленных поколений Лестрейнджей. В центре же зала располагалось прямоугольное каменное возвышение, на плоской вершине которого в дымке стазиса лежали: порванная кольчужная рукавица со следами ржавчины, простые деревянные четки и прямой романский меч с широким лезвием и навершием в виде плоского круга. «IN HOC SIGNO VINCES» — удалось прочитать на клинике с трудом практически стершуюся надписью, приблизив источник света. «Под этим знаком ты победишь» — вспомнила она широко известные еще со времен императора Константина девиз и эмблему ордена Иезуитов [2], неоднократно попадавшуюся ей в книгах о принятии Статута Секретности. Она потянулась левой рукой к рукояти, но замерла, почувствовав за спиной движение воздуха.

— Кто смел осквернить последнее прибежище мертвых! — услышала Маришка за спиной холодный и властный голос, полный едва сдерживаемой ярости.

Она медленно обернулась и увидела зависшую на расстоянии вытянутой руки призрачную мужскую фигуру, облаченную в пробитую в нескольких местах кольчугу, и опоясанную пустыми ножнами, наводящими на мысль о мече, лежащем на постаменте.

— Я здесь с разрешения и по воле хозяина этих земель, — она постаралась придерживаться самого вежливого, на который была способна, тона. — Прошу вас, не гневайтесь, и позвольте мне выполнить возложенную на меня миссию.

— Хозяина? — в голосе призрака прозвучали презрение и горечь. — Кого называешь хозяином этих земель, неразумное ты дитя, этого бесхребетного слизняка Рудольфуса, или его беспутного брата? Можешь не отвечать… — отмахнулся призрак полупрозрачной рукой.

— Благородный сэр, — вспомнила Маришка обрывки какого-то рыцарского романа, прочитанного еще в детстве, разглядывая своего визави, — простите мою неучтивость, я не хотела вас оскорбить, позволено мне ли будет узнать, с кем я имею честь и удовольствие беседовать?

Призрак одарил ее внимательным взглядом, а затем сдержанно, но галантно раскланялся, откидывая назад седые волосы, спадавшие ему до плеч:

— Позвольте представиться: я — сэр Джон, первый барон Ле Стрейндж, лорд Нокина и Райтона. Я родился в западных землях, именуемых ныне Шропширом, мне же известных как Салоп в 1226 году от Рождества Христова, и скончался холодной январской ночью 1275, отбиваясь от трусов и подлецов, посмевших напасть на меня в моем же собственном замке. Позвольте теперь узнать ваше имя, юная леди, а так же что вас привело ночью в забытый склеп?

— Меня зовут Анна Вальде, и я польщена знакомством, милорд, — Маришка представилась своим первым, полученным при крещении именем, как всегда делала в беседах с умершими или с чиновниками. Она его не чтобы не любила, но ощущала каким-то чужим — ее нарекли в честь святой покровительницы маленькой немецкой больницы, в которой она родилась. Роды были тяжелыми, и мать ее долгое время не приходила в себя — так долго, что девочку успели крестить по католическому обряду и пристроить в семью сестры молодого священника. Когда же к несчастной женщине вернулось сознание и она потребовала свою дочь, с помощью того же священника в метрику добавили второе имя, данное уже матерью. — И повод приведший меня сюда, боюсь, вас опечалит. В курсе ли вы происходящих на Альбионе событий?

— Даже будучи слепым и глухим, эту войну пропустить было бы сложно, любезная леди Анна. Как и то, что мои бессовестные потомки забыли наш кодекс чести и втоптали имя Лестренйджей в грязь, — плечи призрака тяжело опустились. — «Мihi Рarta Tueri» — гласит наш девиз, который я собственноручно высек на стене этого замка, когда был еще жив: «Я защищаю то что мое». Лев и олень держат наш герб: отвага и честь, и где же они? Все пошло прахом… Даже наследников, которые смоют позор, этот червяк не оставил, но может и к лучшему — только безумцев, подобных его зачатой в инцесте жене, нам не хватало… Что опечалит больше, чем столь бесславный конец прославленного некогда рода? Одно меня утешает — баронскую корону и титулы унаследовала и сохранила оставшаяся среди простецов ветвь.

Маришка была в замешательстве — как объяснить благородному призраку, охраняющему покой мертвых и скорбящему о чести семьи, что вот сейчас она этих мертвых самым бессовестными образом потревожит и проведет ритуал, который поможет помянутым ранее беспутным потомкам скрыться от правосудия?

— Простите меня, сэр Джон, — начала она, медленно подбирая слова, — мне трудно вам это сказать, но я вынуждена потревожить сон одного из ваших родственников. Ваши потомки совершили много дурных дел, но все же я обязана им помочь. На кон поставлены жизни дорогих мне людей…

— Ах, леди Анна, не продолжайте, — перебил ее сэр Джон, улыбаясь печально, но понимающе и поглаживая короткую бороду. — В мое время рыцари спасали девиц… Теперь же девица просит прощения у старика, спасая… нет, рыцарства этим двоим не видать… Впрочем не важно. Позвольте я угадаю — Рудольфус с братом в бегах, и вам нужно скрыть их от магии?

Девушка только кивнула.

— Призраки и портреты знают больше, чем кажется окружающим, — отмахнулся от ее удивленного взгляда сэр Джон и подплыл к ней, практически прикоснувшись, — а вас окружает такое плотное облако остаточной темной магии, что догадаться о причине визита в склеп было несложно. И я помогу вам, если вы честно ответите — способны ли эти двое продолжить род, смогут ли после себя оставить здоровых наследников?

Маришка колебалась с ответом — в общем и целом оба Лестрейнджа были здоровы и достаточно молоды для подобных вещей, однако дипломированным колдомедиком она не была, а диагностикой владела на уровне полевой медицины. Кто их там знает, что они с собой при своем Лорде делали… Или он с ними… Хотя, если получше задуматься о наследнике…

— Да, у вашего рода определенно будут наследники. Я думаю сильные маги — если их мать будет из старого чистокровного рода, — ответила она барону Лестрейнджу, выдержав его пристальный взгляд и призрачное касание.

— Что ж… я верю вашему слову… милая леди, — сэр Джон вновь отдалился на предписанное приличиями расстояние. — Что вам потребуется от мертвых?

— Всего лишь пара костей и место для ритуала: желательное с ровной поверхностью — мне нужно успеть начертать гексаграмму и закончить со всем до первых лучей солнца.

— Хм-м-м… учитывая ситуацию, это конечно будет большой жертвой с ее стороны… — задумался сэр Джон, и лицо его озарила какая-то зловещая и удивительно лестрейнжевская ухмылка — Но все во имя семьи! Вторая ниша по левую строну от двери — почтенная леди Изольда. Мерзкая старая перечница, отравила племянницу и соблазнила ее мужа, все свои сто двадцать лет она изводила родственников как могла. Я думаю вам подойдут ее беспокойные руки. Этим двоим она приходится двоюродной прабабкой.

Маришка приблизилась к нише и, убрав свисающую паутину, постаралась отделить левую руку старушки Изольды, не потревожив остальной скелет. Так в ее распоряжении оказались лучевая и плечевая кости. Кисть же осталась покоится там где была.

Они выбрались из склепа, и Маришка кое-как вернула решетку назад. Сэр Джон одобрительно хмыкнул и поплыл впереди указывая дорогу. Он привел ее на поросшее травою ристалище, постройки рядом с которым Маришке удалось опознать как конюшни. Однако же стойла были пусты и безжизненны, казалось, что даже пара фестралов сделала бы это место уютнее.

Она сложила на траву вещи и в очередной раз начала очищать сознание, погружаясь в транс. Присутствие сэра Джона ей не мешало, а он тактично молчал, понимая как важна концентрация. Затем она начертала фигуру, и только тут спохватилась, что жертвы у нее нет, и зелья осталось мало.

Старинный трактат ничего не говорил о том, можно ли провести двойной ритуал, но старая и потрепанная «Общая теория прикладной ритуалистики» утверждала что «буде объекты единого полу и родственники по крови не далече второго колена, то не возбраняется против двух обрядов, свершить один». Книжку эту она любила, так что готова была попробовать. С невинною жертвой вопрос обстоял сложней, но и это было решаемо.

Кости заняли положенное им место, и Маришка начала ритуал. Ей будто бы помогало само поместье — две пульсирующие нити жизни удерживать было не сложнее, чем одну — ту толстую, в Абердине. И вот уже смешанная кровь братьев впиталась в землю, и наступало время пожертвовать плоть.

— Двадцать два года сурового воздержания и ради чего! Чтобы спасти пару головорезов! Эх, где моя молодость и квиддичная раздевалка… — проворчала она себе под нос и срезала острым ножом кожу с подушечки большого пальца.

Боль была сильной, и слезы выступили у нее на глазах. Но боль это хорошо — это часть жертвы. Она засунула кровоточащий палец в рот и, ощутив вкус металла, продолжила ритуал, а когда серебристое зелье тонкой струйкой коснулось земли, то она поняла — у нее точно все получилось. Привычное уже опустошение, свидетельствующее об успехе, на этот раз было просто чудовищным — у Маришки потемнело в глазах, а земля резко приблизилась и больно ее ударила.

Преодолеть слабость ей помогли ледяные пронизывающие прикосновения призрака — он гладил ее по волосам и шептал Pater noster [3]. Сосредоточившись на хорошо знакомых латинских словах, она выровняла дыхание и открыла глаза, заметив, что вокруг стало заметно светлее. Через несколько минут она уж смогла сесть и, покопавшись в своем рюкзаке, достать настойку бадьяна. Когда небо окрасилось в бирюзовый и золотистый цвета, а над морем пронесся легкий утреней ветерок, ей наконец удалось остановить кровь, и подушечка пальца затянулась тонкой и очень чувствительной розовой кожей. Понадобится еще пара дней, чтобы забыть о ране.

— Любезная моя леди Анна, — взволнованно начал парящий рядом сэр Джон, — это было ужасно рискованно, но вы меня впечатлили. Ничего подобного в наших землях я не видел уже несколько сотен лет. Не ошибусь, если предположу, что вы выпускница Северной школы?

Маришка устало кивнула, вспоминая одно из старых, разговорных названий своей alma mater. Она сама не верила, что уложилась в срок и практически не напортачила. Пять ритуалов за одну ночь, практически шесть — это достойно медали, либо за выдающиеся магические достижения, либо за самоуверенность и глупость. Дедушка настаивал на втором варианте — когда она две недели подряд тренировалась на курах.

И вот теперь все, осталось заставить себя подняться и доползти до кровати. А через несколько дней сесть в самолет и сказать — «Nashledanou, Britanie!» [4]

— Простите что беспокою вас, милая леди, — сэр Джон описал вокруг нее медленный круг. — Однако осталось дело, которое я могу доверить лишь вам. Вы восхитили меня своими манерами, волшебной силой и целомудрием.

«Дьявольщина, неужели про раздевалку я ляпнула вслух!» — подумала Маришка и мучительно покраснела.

— Во время обряда, когда вы коснулись границы миров, мне приоткрылось будущее, — он говорил слегка взволнованно, но уверенно, — я видел, что потомки мои покинут Британию и осядут весьма далеко. Вы же как человек, взявший на себя ответственность за наследников, — он властным жестом остановил ее вялую попытку опротестовать это утверждение и продолжил, — дабы преемственность не прервалась, я смею просить вас взять на хранение несколько семейных реликвий и вручить их достойному в подходящий момент. И я буду вынужден настоять на своей просьбе.

— Я обещала хозяевам не брать ничего без спроса, — попробовала она возразить: ей совершенно не улыбалось тащиться в замок и копаться в чужих вещах. — А вы, милорд, мне предлагаете практически совершить кражу. Вы знаете, я не так давно читала в старой подшивке «Пророка», что в прошлом году некий Мундугус Флетчер грабил дома, прикидываясь инферналом. Его пример вдохновляет. Склеп я уже изуродовала, осталось ограбить замок в компании с призраком.

— Не оскорбляйте меня, леди Анна! — холодно ответил сэр Джон. — Даже сейчас, будучи мертвым, я имею больше прав распоряжаться в своем доме, чем эти выродки. Извольте подняться на ноги и следовать за мной. — Он повернулся спиной и медленно поплыл в сторону замка.

Маришка поднялась, накинула на плечо свой рюкзак, а бесполезную сумку с термосом и пустыми шкатулкам зашвырнула в приоткрытую дверь конюшни. Она догнала сэра Джона и постаралась держаться на пару шагов позади.

Когда они приблизились к массивной дубовой двери, край солнечного диска уже с выглянул из-за горизонта. Сэр Джон прошел сквозь потемневшее от времени доски, а через несколько мгновений дверь распахнулась, и призрак сделал приглашающий жест рукой. Маришка осторожно вошла за своим спутником в длинный, плохо освещенный коридор, из которого в обе стороны расходись ответвления, ведущие к башням. Сам коридор заканчивался створкой двери, покачивающейся на одной петле, вторая же створка лежала на полу рядом. Сразу за ней начинался просторный холл с огромным камином и грубоватой старинной мебелью. Зал казался большим и заброшенным, однако все же носил следы пребывания человека: пустые тарелки с остатками ужина покрылись пылью, портьеры были оборваны, на одной из стен темнело пятно, под которым валялись осколки зеленого бутылочного стекла.

Сэр Джон брезгливо поморщился и поплыл в сторону лестницы с резными перилами, ведущей куда-то наверх.

— Библиотека — пояснил он, а Маришка не стала задавать лишних вопросов.

Они поднялись на второй этаж и свернули направо. В библиотеку вел еще один коридор, на всем протяжении которого висели портреты. При приближении сэра Джона люди на них просыпали и начинали тихо переговариваться, переходя из одной рамы в другую. К библиотеке Маришка подошла, сопровождаемая серьезной свитой из нарисованных Лестрейнджей. Мужчины и женщины шептались и указывали на девушку пальцами, но при первом неободрительном взгляде первого барона Ле Стрейнджа тут же смолкали и пытались вежливо улыбаться, что получалось у них скверно.

Библиотека оказалась чудесной, но такой же заброшенной, как и все в доме. Полки с книгами были покрыты пылью так густо, что нельзя было различить надписи на корешках. Пара кресел так же представляла собой жалкое зрелище: не менее пыльные, с прожженной обивкой и со следами, кажется, топора. Лишь стопка рунических справочников и пустой винный бокал, стоящий на стопке пергаментов, говорили о том, что библиотеку изредка использовали по назначению.

Сер Джон подплыл к дальней стене и остановился, почтительно разглядывая гобелен с генеалогическим древом Лестрейнджей, растянутый практически во всю стену. Присмотревшись, Мариша смогла отыскать на могучем дубе портрет своего призрачного спутника: ближе к корням дерева, Рабастан и Рудольфус же располагались в кроне. А рядом с портретом Рудольфуса находился портрет его покойной жены: посеревший и как будто утративший четкость линий. Удалось отыскать и старушку Изольду, темноволосую импозантную даму, в забавной островерхой шляпе.

— Вот она, величайшая ценность, живая история нашей семьи. Позаботьтесь о ней, Леди Анна — призрак выглядел исполненным гордости и торжества.

— Я ничего не путаю, вы предлагаете мне его снять со стены? — удивилась девушка.

— Именно так, и заклинаю вас, не пытайтесь снять его магией, вряд ли это получится, но ткань вы можете повредить, — призрак требовательно на нее посмотрел, сдвинув брови.

«Вероятно это самая странная кража, о которой я когда-нибудь расскажу крестнику — подумала девушка. — Но вообще, я, кажется, качусь по наклонной плоскости: подлог, похищение, теперь грабежи. Куда там до меня этому Флетчеру! А все моя дурная наследственность и тяга к риску!»

Перспектива снимать гобелен со стены вручную привела Маришку в дурное расположение духа: она была вымотана бессонной ночью и истощена ритуалами. Да и ела она более суток назад, если это можно назвать едой, и даже пара глотков укрепляющего бальзама, последняя бутылочка которого всё же нашлась в рюкзаке, не сильно ее взбодрили. Однако отказывается было уже поздно, да и не слишком вежливо.

Гобелен был прибит к стене за окантовку мелкими медными гвоздиками. Маришка аккуратно подцепила край гобелена ножом и, слегка приподняв, с радостью поняла, что вытаскивать гвозди по одному не придется — достаточно просто осторожно потянуть ткань на себя, и они сами выскочат словно по волшебству. С нижним краем она закончила минут за пятнадцать, а затем призвала заклинанием ближайшую библиотечную лестницу и принялась за верхний. С ним было сложнее — гвозди в стене сидели более плотно и их все же приходилось иногда подцеплять. И дело могло бы идти гораздо быстрее, если бы многочисленные Лестрейнджи, оккупировавшие в библиотеке каждую раму, не давали советов под руку и не комментировали ее одежду и внешность. Этот монотонный бубнёж портил и без того паршивое настроение. И вот, когда очередная прабабушка высоким голосом посоветовала брать немного левей, Маришка неудачно взмахнула рукой и пропорола гвоздем начавший заживать палец. Несколько капель крови попали на гобелен впитались в ткань и бесследно исчезли. Она выругалась себе под нос и облизав порезанный палец спустилась вниз, чтобы вновь обработать его настойкой бадьяна. Однако воцарившаяся тишина ее насторожила.

— Любезная моя леди Анна, — подозрительно вкрадчиво начал сэр Джон — могу ли полюбопытствовать, кем были ваши родители?

— Увы, милорд, — напряглась Маришка, краем глаза следя за замершими на холстах Лестрейнджами — вряд ли я вам отвечу, некоторые темы я предпочитаю не обсуждать с посторонними, хотя бы просто из соображений безопасности.

— Все же простите мою настойчивость, — со всей возможной вежливостью продолжил призрак, подплыв к ней немного ближе, — то, что гобелен впитал вашу кровь… Может ли так быть, что вы связаны с нашей семьей?

— Тогда я бы висела где-то на этом дереве, — Маришка попыталась улыбнуться, чтобы скрыть свое раздражение, но улыбка вышла натянутая. Мать умерла, когда ей исполнилось десять, и разговоры о родителях будили давно забытые воспоминания.

— Увы, гобелен в полной мере отображает лишь тех членов семьи, что были официально признаны или же рождены в законном браке.

— Вы говорите о том что на этом древе не место ублю… то есть… бастардам, — ей поскорее хотелось закрыть тему родства и родственников: тогда, на последнем курсе, ей и за глаза хватило и дедушки с его небезынтересным прошлым. — Я думаю, тут все же дело в другом, с Рудольфусом и Рабастаном нас связывает клятва, принося которую мы смешали кровь. Так что, в какой-то степени, принимая во внимание побратимство, теперь мы можем считаться родней. Хотя и весьма условной.

— Благодарю за ваш честный ответ, — грустно вздохнул призрак — я был бы горд иметь такую праправнучку как вы, моя любезная леди.

Маришка обработала палец и, более не отвлекаясь, закончил снимать гобелен. Свернув его, она поняла, что в рюкзак он не влезет, а сил на чары расширения пространства уже не осталось да за сумкой возвращаться не хочется. Но, несмотря на то, что ткань была плотной, а сверток вышел объемным, гобелен практически ничего не весил, поэтому она просто сунула его подмышку.

— Мне нужно забрать что-то еще? — спросила она у призрака, с ужасом ожидая что ей вручат фамильный фарфор или не, приведи господи, латы.

— Остались лишь мелочи, — улыбнулся сэр Джон, внимательно за ней наблюдая, — не могут же Лестрейнджи сбежать из страны нищими. Вот за этой панелью спрятан тайник, нажмите на львиную голову.

Маришка нажала на барельеф рядом с указанной деревянной панелью, и та отъехала в сторону, явив ей выемку с окованной железом шкатулкой.

— Я равнодушна к камушкам, пусть ваши потомки с ними играют. Я позабочусь чтобы они ее получили, — сказала она и хотела отправить шкатулку, не открывая, в рюкзак, но поняла, что та туда тоже не влезет, поэтому завернула ее в гобелен под неодобрительное хмыканье уже опротивевших ей мертвых Лестрейнджей.

— Осталось последнее дело, — с прежней торжественностью произнес сэр Джон. — Любой труд должен быть соразмерно оплачен. Вы взяли на себя тяжкие обязательства, и мне бы хотелось вас отблагодарить. И покуда к золоту вы равнодушны, может быть, вы выберете себе книгу, любую из всех, что здесь есть.

Мысль о том, чтобы еще пару часов провести, выбирая книгу, вырвала у Маришки горестный стон. Ей очень хотелось бы здесь окопаться надолго и найти нечто действительно стоящее, но с другой стороны, горячий душ и мягкий диванчик выглядели заманчивей самых таинственных фолиантов. А еще дома была последняя коробка сока… можно перекусить… И старший Лестрейндж наверняка готовит что-нибудь вкусное, но запретное для нее… Удачная идея родилась неожиданно.

— Любезный Сэр Джон, — ответила она, копируя вкрадчивый тон своего собеседника, — я пойму, если вы сочтете мое пожелание слишком дерзким… Я поражена и изумлена чарами, скрывающими это поместье. И тот ритмический ключ, лежащий в основе — я не видела ранее ничего подобного. Не осталось ли о них записей?

Сэр Джон удивленно приподнял бровь, а потом засмеялся. Его смех подхватили и остальные родственники.

— Ах милое дитя, — улыбнулся призрак, — я не смею отказать вам в такой малости. Вы первый человек, который прежде всего оценил именно песню — вы напеваете ее практически всю ночь, хотя и не осознаете. Потому для вас распахиваются двери, ворота и тайники. Идемте со мной, эти записи по праву ваши.

Он провел ее к одному из дальних стеллажей и указал на свиток пергамента, втиснутый между двумя толстыми фолиантами. Маришка осторожно его достала и, наложив стазис, как она всегда делала с ценными книгами, с тех пор как научилась, и отправила его в рюкзак. Защитные чары, конечно же совсем не ее профиль, но она знала того, кому эти записи действительно пригодятся и чье право на них вряд ли кто-то оспорит.

С делами было покончено и, прижимая к груди гобелен с завернутой в нем шкатулкой, Маришка покинула мрачный замок.

Солнце было уже высоко, и поместье слегка ожило — в траве застрекотали цикады, а где то среди деревьев раздалось пение птиц.

Сэр Джон проводил ее до самой двери замка, но дальше отправиться при солнечном свете не мог или не хотел. Тепло попрощавшись с ним, Маришка поплелась к воротам. Шкатулка была тяжелая и нести ее, обернутую в гобелен было не очень удобно.

За пределами же поместья шел дождь и небо было затянуто свинцовыми тучами.

«Понедельники не бывают добрыми» , — подумала она и аппарировала в переулок за несколько километров от места, в котором они скрывались.

Учитывая погоду, оставшуюся часть пути она проехала на автобусе, который останавливался за два квартала от нужного ей дома.

Последние метры дались ей с трудом — она практически спала на ходу, в глаза словно песка насыпали, а чертова шкатулка сильно оттягивала ей руки.

Она задремала, стоя в лифте, затем с трудом открыла замок, не попадая ключом в замочную скважину. Нашла выключатель на ощупь и прислонилась к двери. Из кухни вышел настороженный Рудольфус.

— Что-то случилось? Нас нашли? — спросил он.

— Нет. И вряд ли теперь найдут. Им сейчас есть чем заняться, я бы сказала, целая ночь веселья, — она вспомнила радио-репортаж, который услышала сидя в автобусе: сообщали о ночном прошествии в Абердине и, кажется, она догадывалась кто был таинственным сатанистом, и что кровавая жертва, принесенная силам зла, скорее всего до сих пор прячется по кустам. Взяв себя в руки, она продолжила: — Мы улетаем из Кардиффа через три дня. Потратьте их с пользой. У вас не должно возникнуть проблем ни на таможне, ни при регистрации на рейс.

А затем проскользнула к себе в комнату, отправила фамильные ценности в угол и, сняв ботинки, рухнула на диван и мгновенно уснула.

[1] Ev sistr 'ta Laou — старинная бретонская песня, брет. «Пей сидр, Лау!» (Лау — сокращение от Уильям.) Песенка была переведена на кучу языков, включая немецкий и одно время ходили слухи что она являлась гимном ИРА, а немецкий вариант «Was wollen wir trinken» являлась гимном военно-воздушных войск Германии.

И да, кончено, это все это домыслы, а сама песенка не такая старинная, как кажется.

Вариант с русским текстом http://www.youtube.com/watch?v=xQ7oeFf4wf4

А вот так это звучи в классическом исполнении http://www.youtube.com/watch?v=ZpRE3NvBH4g

[2] На эмблеме ордена иезуитов помещена христограмма (анаграмма) «IHS», которая одновременно является сокращением латинизировано-греческой формы имени Иисус — IHSOVS и аббревиатурой первых трёх слов латинской фразы «IN HOC SIGNO VINCES».

[3] Pater noster — Католический вариант «Отче наш» на латыни.

[4] Nashledanou, Britanie! — чешск. «До свивания, Британия!»