Пламя во тьме (гет)

«Колдовству, как известно, стоит только начаться, а там уже его ничем не остановишь».

Принцесса Дэйнерис Бурерожденная стояла у острого края прибрежного утеса. В трех десятках футов под ее ногами сапфирово-синие волны разбивались о камни, сверкая на солнце жемчужной пеной. Дени сжимала в руке старинный бронзовый ключ, сделанный в виде круга для вставки в дверной паз. При мысли о том, что должно было сейчас свершиться, пурпурные глаза принцессы застилали горькие слезы.

— Кхалиси, — окликнул Дэйнерис Джорах, который ожидал ее чуть поодаль, придерживая лошадей, — возможно, вам все же не стоит?.. Ее ведь и вправду могли запугать, заставить…

Дени резко обернулась на рыцаря. Ветер развевал ее волосы, такие же ослепительно-белые, как морская пена, а на щеках блестела соленая влага. Однако ответ девушки был исполнен непреклонной решимости.

— Я не знаю, как все случилось, и уже никогда не узнаю — но кое-что мне известно наверняка: эту кару она заслужила сполна. Она предала меня, предала моих детей, а теперь сгниет в темнице за свое предательство.

Матерь Драконов вытянула руку с бронзовой пластиной над краем пропасти и разжала пальцы. Рокочущий глас бурунов поглотил плеск ушедшего под воду ключа, и вместе с кусочком металла часть ее жизни канула в пучину небытия.

Вот и все — то, что должно, свершилось. Однако Дэйнерис не спешила покидать прибрежный утес: песнь прибоя ее успокаивала, возвращала утраченные душевные силы. В трудную минуту море всегда помогало девушке отрешиться от тягот, ибо с этой переменчивой стихией были связаны ее самые сокровенные, самые отрадные воспоминания.

* * *

Стоило Дени почувствовать кожей прохладный бриз — и снова она, белокурая девочка, собирает ракушки на браавосийском пляже, а старый сир Виллем, щурясь на солнце, смотрит за ней.

Ах, Браавос, славный вольный город, на улице которого стоял дом ее детства, дом с красными дверями и лимонным деревом за окнами… Как легко и беззаботно пролетали дни в этом доме! Опекун и наставник принцессы, сир Виллем Дарри, не думал, что когда-нибудь она вступит в грязные игры престолов. Он дал ей воспитание, возможно, не вполне подобающее для благородной леди. Дени росла необычной, особенной: с малых лет в ней сочетались упрямство и гордость, коварное обаяние и отчаянная пылкая мечтательность. Она читала труды ученых и мейстеров, слишком взрослые для юного ума, и грезила воочию увидеть чудеса, которые в них описаны. Сначала она хотела стать капитаншей пиратского корабля. Потом принцесса решила, что ей надо непременно обрезать волосы, притвориться мальчиком и отправиться в Старомест, где обучают мейстеров. В Цитадели преподавались тайные науки — о, как страстно маленькая Дени желала открыть в себе чародейский дар! Больше, чем магия, ее манили только истории о драконах и их наездниках.

Магия и мечты в жизни девочки закончились, когда старый сир Виллем тяжело занемог, и после долгой болезни умер. Принцессе тогда было двенадцать лет. В тот же день в браавосийский дом явились люди, которые представились друзьями ее семьи. Сохраняя строжайшую тайну, они доставили Дэйнерис в город Пентос, в поместье ее нового опекуна и покровителя.

Магистр Иллирио Мопатис являлся одним из самых могущественных людей Эссоса, богатейшим торговцем и почти полновластным правителем Пентоса. При первой встрече этот человек, невероятно толстый, с жидкой бледно-золотой шевелюрой, сразу не понравился принцессе. А тот, в свою очередь, пришел в настоящий ужас от поведения юной леди. Он планировал устроить для наследницы драконьей крови выгодный политический брак. Но Дени, невесть откуда знавшая выражения, способные вогнать в краску портовую девку, выразила несогласие с этой идеей. «Озлобленная маленькая бестия», коей являлась принцесса-подросток в глазах Иллирио, пригрозила убить себя, если ее принудят к замужеству. Магистр знал, каковы бывают Таргариены — смирить столь упрямый нрав представлялось нелегкой задачей даже для старого интригана.

Помимо разговора с Иллирио, у Дени состоялось еще одно пренеприятное знакомство: ее старший брат, Визерис, тоже жил в Пентосе под покровительством магистра. Многие годы назад его разлучили с сестрой ради безопасности обоих. В прошлую их встречу принцесса была крошечной малюткой в колыбели, а Визерис — капризным восьмилетним мальчишкой. Мальчишка вырос нервным, вспыльчивым молодым мужчиной, который, увы, выказывал все признаки безумия, когда-то погубившего его отца. Поведение братца являло разительные контрасты: то он держался елейно-ласково, то вдруг впадал в раздражение, грозящее взорваться бесконтрольной яростью. И, что еще хуже, расцветающая Дени распаляла в нем неодолимую, поистине животную похоть. Таргариены сотни лет женили братьев и сестер друг на друге — должно быть, именно эта мысль однажды ночью привела Визериса в спальню принцессы. Он вцепился в девочку, как зверь, прижал к постели, причиняя боль безжалостной хваткой. «Если закричишь, — сказал он шепотом, — тебе будет так больно, что ты не захочешь жить». Дени помертвела от ледяного страха, но все равно закричала, закричала так громко, как только могла. На крик прибежали охранники магистра и оттащили Визериса прочь. С той поры часовые всегда защищали спальню принцессы, но никто уже не мог оградить ее от стыда и ужаса, которые снова и снова терзали ее в ночных кошмарах.

После отвратительного случая девушка уверилась окончательно: замуж она никогда не выйдет. Одна лишь мысль о том, чтобы лечь с мужчиной в постель, была ей отвратительна. А планы Иллирио сделать из Дэйнерис племенную кобылу для какого-нибудь чужака разжигали в ней все большую ненависть. Принцесса защищалась от тошнотной реальности едкими колкостями, беспричинной ложью и дерзкими злобными выходками, обращая в ад существование всех, кто находился рядом.

А потом в ее отчаянно одинокую жизнь пришло нечто светлое. Это была Дорея, белокурая, статная и необыкновенно красивая молодая женщина родом из южного города Лисса. Иллирио нанимал для Дени преподавателей по различным предметам и пригласил Дорею, как учительницу этикета и хороших манер. Удивительно, но девушки сразу понравились друг другу — обаятельная лиссенийка будто бы нашла потерянный ключик к сердцу мятежного подростка. Вскоре уроки переросли в дружбу, а затем и в нечто большее: неожиданно для самой себя Дэйнерис сознала, что чувствует к учительнице влечение, духовное и физическое. Чувства эти оказались взаимными, и более того, Дорея сама сделала в отношениях первый шаг.

Она открыла принцессе, что является бывшей куртизанкой, проданной собственной матерью в рабство в десятилетнем возрасте. Лиссенийка поведала также, что Иллирио ее нанял, дабы она подружилась с Дэйнерис и повлияла на нее, научила мягкости и покорности. Кроме того, Дорея обязалась говорить магистру обо всех секретах принцессы, а также о возможных попытках протеста с ее стороны. Но юная драконица, гордая, мечтательная и по-своему ранимая, совершенно очаровала лиссенийку. Девушки признались друг другу в любви, и странная эта любовь вдруг стала для Дени важней и дороже всего на свете.

Три года Дэйнерис и Дорея хранили друг другу верность. Три года они рука об руку, плечом к плечу одолевали все тяготы, выпавшие на долю принцессы. Вместе они пережили многое: побег из Пентоса, опасное путешествие по западному Эссосу, рождение драконов, поход через гиблые Красные Пустоши. Но в южном городе Кварте история любви завершилась грязным предательством. Как выяснилось, именно Дорея устроила кражу драконов, действуя по наущению богатого квартийского негоцианта. Неизвестно, каковы были ее мотивы — угрозы ли недругов, усталость от вынужденных скитаний, ревность принцессы к драконам или вспыхнувшие чувства к темнокожему купцу из Турмалинового Братства. Вероятно, все это сложилось вместе и привело отношения к печальному концу. Так или иначе, независимо от причин, в глазах Дэйнерис подобной подлости не искупила бы и самая мучительная смерть.

Матерь Драконов заперла лиссенийку в подземном хранилище для сокровищ, принадлежавшем тому самому купцу-сообщнику. Подавив в себе остатки жалости, принцесса выбросила ключ от хранилища в море. На краю отвесного утеса Дени простилась с первой и единственной своей любовью. Она решила, что отныне никого и никогда не впустит в сердце, кроме своих детей. Таков был вывод из жестокого урока: чувства сделали ее уязвимой, ибо, утратив бдительность, она едва не потеряла драконов. Любовь обнажила в ней слабость, а путь к величию подобных слабостей не прощает.

Дэйнерис избавилась от изменницы и от мерзких колдунов в башне, но в Кварте у нее по-прежнему оставалось немало врагов. Драконы — это воплощенная сила, драгоценность, возбуждающая в людях жажду обладания. Девушка подозревала, что ее детей до сих пор не похитили снова лишь потому, что желающие не пришли к согласию о разделе добычи. Самым разумным решением было покинуть Кварт как можно скорее, и Матерь Драконов уже наняла корабль на средства, полученные ею в дар от многочисленных сватов.

До отплытия судна из коварного южного города оставалось несколько дней.

* * *

Джорах Мормонт наблюдал, как Дэйнерис купается.

В час, когда палящий дневной зной уже смягчился, но сумерки еще не наступили, закатная заря объяла квартийское озеро потоками пламени. Небо и вода расцвечивались золотом, жемчугом и багрянцем, меняя оттенки с каждой минутой по мере того, как солнце опускалось ниже к горизонту. От светила по воде тянулась расплавленная дорожка, и принцесса-дракон, ныряя, дробила ее на тысячи огненных волн. Сильный голос девушки далеко разносился в безветренном воздухе:

— Дрогон! Дрогон, не лезь, пожалуйста, ты царапаешь… Ай!

Послышался плеск. Черный дракончик настырно взобрался на плечи матери, она со смехом подхватила его и погрузилась под воду, подняв каскады брызг. Глядя на это, сир Джорах, сидевший на берегу, на каменном парапете, вздохнул с потаенной тоской. С первой ночи, как родились крылатые создания, Дэйнерис почти никогда не оставалась одна. Она спала, ела, гуляла и купалась вместе со своими детьми, она была для них самой нежной, самой заботливой матерью. Вот только Мормонту все чаще казалось, что, полюбив драконов, Дени совершенно разучилась любить людей. Рыцарь и сам понимал безнадежность своей мечты о взаимных чувствах. Он — стареющий безземельный лорд, который покинул родные края, избегая наказания за тяжкое преступление, а Дэйнерис Таргариен — наследница древней крови и прекраснейшая женщина Известного Мира. Они не имели между собой почти ничего общего, но однажды Джорах спас ее от ужасной участи, и с той поры она называла его своим другом.

Да, именно он, лорд Мормонт с Медвежьего Острова, два года назад избавил Дени от власти ее могущественного опекуна. После долгих поисков подходящего жениха для принцессы Иллирио решил, согласно валирийской традиции кровосмешения, выдать ее замуж за безумного брата-садиста. Узнав об этом, Дэйнерис вознамерилась бежать из дома. Сговорившись с Дореей и Джорахом, который служил магистру наемником и очень ей симпатизировал, она тайно покинула Пентос. Перед побегом она прихватила драконьи яйца из магистерской коллекции редкостей, дабы продать их в будущем. Долгие месяцы Дени, рыцарь и лиссенийка скитались по всему западному Эссосу, скрываясь от агентов Иллирио. Девушки являлись любовницами: принцесса не смотрела на Джораха, как на мужчину, все эти месяцы она спала с белокурой подругой, что повергало его в полнейшее уныние.

Но теперь лиссенийка мертва — Дэйнерис казнила ее ужасной смертью. После гибели изменницы Джорах сделался единственным, на кого полагалась Дени, кому она доверяла, и кто, возможно, сумел бы ее утешить после горестной потери. Но гордая принцесса-дракон по-прежнему не выказывала рыцарю благосклонности, и все, что ему оставалось — любоваться ее красотой издалека.

О, как она была прекрасна в озере, в лучах закатного солнца! Дэйнерис плавала в полотняной тунике, белая ткань соблазнительно обнимала изгибы юного тела, округлые бедра и полную грудь. Желание коснуться ее владело Джорахом, терзало его ребра изнутри и заставляло сердце биться чаще. Он вовсе не старый мужчина, а плоть слаба — ужель его можно судить за это?

— Вы знаете, когда она закончит?

Сиплый мрачный голос заставил Мормонта вздрогнуть, его рука непроизвольно легла на перевязь меча. Обернувшись, он встретился взглядом с тем, которого хотел видеть меньше всего на свете. В нескольких шагах за его спиной стоял Рейстлин Маджере, зловещий чернокнижник из Асшая. Он возник, словно из ниоткуда — походка у мага была совершенно бесшумная.

— Что вы здесь делаете? — рыцарь насторожился, отнюдь не спеша убирать от оружия руку. Всем своим нутром он чувствовал жуть, исходящую от темной фигуры.

— Мы с кхалиси условились встретиться сегодня вечером.

— Как вы нас нашли?

— Когда она закончит? — с раздражением повторил Маджере, игнорируя вопрос Джораха. Тот коротко пожал плечами и, было, отвернулся, но гнетущий змеиный взгляд заставил его нехотя ответить:

— Я не знаю. Скоро уже стемнеет — должно быть, минут через десять.

К вящему облегчению Мормонта, чародей от него отошел. Рейстлин устроился на том же каменном парапете, чуть поодаль, в пятно золотого закатного отблеска. Проводив нежеланного гостя тяжелыми взглядом, Джорах возвратился к созерцанию Дэйнерис, однако сладостная греза была безнадежно утрачена. Мысли рыцаря уже не парили в воображаемом будущем, но бередили тревоги реального настоящего. Месяц минул с достопамятного визита к Стенам Бессмертных, и в течение этого месяца принцесса не единожды встречалась с чернокнижником. С ее слов, она помогала Рейстлину освоить валирийский язык, которого он не знал. Однако Мормонта до этих встреч не допускали, и мысли у него роились самого разного толка. Они вырастали в подозрения, одно отвратительнее другого. Вот и сейчас, у берега безмятежной заводи, Джорах опять вопрошал про себя: «Какого Иного тщедушному выродку нужно от Дени?»

Присутствие чародея не давало рыцарю покоя, и потому он начал искоса наблюдать за подозрительным визитером. Маджере сидел без движения, бархатный капюшон, как всегда, скрывал его золотое лицо. Из-под капюшона на худые плечи ниспадали несколько прядей волос, светло-серых, какие бывают только у стариков. Удивительно, что Рейстлин при этом вовсе не выглядел старым, Мормонт полагал его явно моложе себя. Огненный взор чернокнижника был устремлен вперед, на озеро — туда, где резвилась принцесса со своими драконами. Рыцарь вдруг отчетливо осознал, что Маджере, как и он сам, любуется Дэйнерис, и эта мысль внушила ему великое омерзение. Джораха бросило в жар, словно от лихорадки, его объял болезненный пламень гнева и ревности: «Подумать только, гнусное чудовище к ней вожделеет»! Он испытал жгучее желание схватить мага за шею, сдавить ему горло, заставить захлебнуться собственными хрипами и кровью.

А Маджере, тем временем, раздумывал о многих вещах, но только не о прелестях юной Дэйнерис.

«Занятно… Молодые драконы, два самоцветных, один золотой. В Кринне, покорные воле богов, они бы сделались друг другу заклятыми врагами, но здесь и сейчас они играют вместе, и ни Такхизис, ни Паладайн не имеют над ними власти. Кошмарный сон того и другого, воплощение их худшего страха. Пожалуй, стоило наведаться в Эссос хотя бы ради этого зрелища». Рейстлин не без удовольствия ухмыльнулся собственным мыслям, Джорах, воспринявший его удовольствие по-иному, стиснул кулаки до боли в костяшках.

Через несколько минут Дэйнерис вышла из воды на галечную отмель. В струящемся мокром наряде, с волосами, тяжелыми от влаги, она была прекраснее самой небесной Девы. Дракончики, радостно фыркая и щебеча, выпорхнули из озера и закружили возле матери. Размерами они едва превосходили средних собак. Они кувыркались в воздухе, демонстрируя ловкость и скорость, недоступную ни птицам, ни зверям. Самая быстрая, золотая Рэйегаль, ликующе послала в небеса поток огня, два брата, изумрудный Визерион и черный Дрогон, немедля проделали то же самое. У Дрогона был самый яркий и широкий пламень, зато кинжальная струя Визериона била дальше на треть.

— Как же быстро они растут, — вздохнула Дени, приближаясь к поджидающим ее мужчинам. — Надеюсь, во время плавания им не станет тесно — до Астапора путь неблизкий… Приветствую, Рейстлин, рада, что вы пришли.

— Когда мы покидаем Кварт, кхалиси? — осведомился чернокнижник.

— «Мы»? — резко переспросил Джорах. — Какие еще «мы»? Я что-то пропустил, моя госпожа?

— Послезавтра, — Дени ответила магу, а затем обернулась к Мормонту. — Рейстлин Маджере отправится с нами.

Для рыцаря эта новость стала внезапным кошмаром, подобным явлению Иного. Поначалу он оторопел — его оглушили не только слова Дэйнерис, но и ее интонация: она говорила спокойно, как будто черный маг ни капли не противен ей и не опасен. А кроме того, было ясно — решение уже принято, и без его, Мормонта, участия.

Сиру Джораху хватило самообладания, чтобы сдержать возмущение. К Рейстлину он обратился вполне спокойно и даже с поддевкой:

— Неужели в целом Кварте не нашлось того, кто обучал бы вас валирийскому вместо принцессы?

— Daoruni g?m?, azantys, (1) — ухмыльнулся чародей. — Теперь я едва ли нуждаюсь в ее уроках, зато она, как никогда, нуждается в моих.

— Какие уроки? О чем он, кхалиси?

Дэйнерис значительно переглянулась с магом. По этому взгляду рыцарь заподозрил, что действительно пропустил немало.

— Рейстлин Маджере — путешественник и ученый, сведущий в тайных, да и прочих науках, — пустилась в объяснения принцесса. — Он очень многое знает о драконах и готов делиться этими знаниями со мной. Чем старше становятся дети, тем сложнее с ними управляться, я должна учиться, если хочу достойно их воспитать. А вдруг дракона ранят, или он заболеет — что тогда мне делать? Какой мейстер возьмется его лечить? Но Рейстлин Маджере возьмется, так что, я думаю, встреча с ним — большая удача.

Когда бы Джорах мог, он схватил бы Дени за плечи, восклицая: «Какая удача, кхалиси, ужель вы ослепли? Это чудище с гадючьими глазами вас погубит!». Но он не посмел, и потому был вынужден подбирать слова, разумные и веские, которые разубедили бы принцессу в опрометчивом решении. Увы, таковых не находилось.

— Ладно, — рыцарь угрюмо взглянул на мага, — положим, вы действительно будете нам полезны. Но в чем здесь ваша выгода, Маджере? Какие вы преследуете цели?

— Свою выгоду, рыцарь, я не упущу, уж поверь, — холодно процедил чародей, — а мои цели — не твоего ума дело. Я не желаю тратить ни секунды драгоценного времени на объяснения с тобой — так почему бы тебе просто не пойти прочь?

Само собой, от этих слов Мормонт вспылил. Медвежья ярость, всклокотавшая в венах рыцаря, наполнила его грозной силой. Он оказался на грани того, чтобы, не думая о последствиях, впечатать кулак в костлявую рожу под капюшоном. Но тут Дэйнерис мягко коснулась его плеча:

— Сир Джорах, прошу, проявите терпение. Обещаю, через несколько часов я встречусь с вами, и мы все обсудим. А пока что действительно будет лучше, если вы оставите нас вдвоем.

Ярость медведя угасла, на смену ей пришло гнетущее опустошение. В серых глазах Мормонта отразилась скорбь, боль и бесконечная усталость. Не проронив ни слова боле, он развернулся и быстро зашагал прочь.

Провожая его взглядом, принцесса подавила утомленный вздох. Не ждал же рыцарь, в самом деле, что она помчится за ним вдогонку? Его бессмысленная ревность все больше ее раздражала. Конечно, Дени и не подумала менять решение, которое считала верным, лишь потому, что иначе сир обидится. Тем не менее, когда он пропал из виду, она обратилась к магу с легким укором:

— Зря вы так с Джорахом. Он стремился меня защитить, только и всего.

— Вот и пусть защищает, орудуя своей железной палкой, а не пытается блеснуть зачатками интеллекта. Рыцарю стоило бы усвоить, что я не нанимался вам в прислугу.

Дэйнерис сознала бесполезность увещевания. Она не стремилась спорить и не желала ссоры еще и с магом, и лучшим решением было уйти от неприятной темы.

— Ладно, оставим это, — она легко махнула рукой в направлении, куда удалился Джорах. — На самом деле, я хотела переговорить с вами кое о чем важном. Только прошу, подождите минуту, пока я сменю одежду.

Маджере кивнул, и девушка ускользнула в заросли бугенвиллей. Там, на обломке каменного парапета под ветвями, был сложен ее наряд. Она не опасалась, что кто-нибудь подсмотрит: три маленьких, но грозных дракона бдели на страже. Быстро скинув мокрую тунику, Дэйнерис облачилась в одеяние из лилового шелка и застегнула на ступнях кожаные сандалии. Ее платье имело глубокий вырез, к которому прекрасно подошел кулон со сверкающим аметистом из Асшая.

Закончив, принцесса возвратилась к магу. Вместе они неспешно двинулись по аллее, огибающей озеро. Драконы унеслись от них в темнеющее небо и затеяли игру в догонялки футах в пятидесяти над землей. Иногда они вовсе пропадали из виду, но Дени не беспокоилась — она чувствовала сердцем, что дети рядом, и все в порядке. В преддверии сумерек тропические цветы раскрывались и щедро напитывали воздух сладкими ароматами. Птичьи трели постепенно умолкали, сменяясь сухим цокающим хором цикад, в зените загорались звезды, по-южному яркие и крупные. Откуда-то издалека доносился людской говор, иногда к нему примешивался смех и гомон музыкальных инструментов.

— Skorion massitas? (2) — спросил по-валирийски чародей принцессу.

Прежде, чем ответить, Дэйнерис подавила тяжелый вздох — на мгновение она усомнилась в нужности разговора, о котором сама же и просила. Однако тревога ее была велика, и носить эту тревогу в себе она не могла. Принцесса понизила сильный голос почти до шепота:

— Вчера ко мне явилась женщина с лицом, скрытым под маской из золота и черного дерева. Она представилась, как Куэйта, заклинательница теней из Асшая. Вроде бы, вы тоже из Асшая — возможно, что-нибудь о ней слышали?

— Не припоминаю, — Рейстлин отрицательно качнул головой. Начало разговора не понравилось ему, он внутренне подобрался, изготовившись к неожиданностям. А все потому, что на самом деле он никогда не посещал Асшай, но прибыл из гораздо более далеких земель.

Впрочем, новых расспросов о Городе-у-Тени не последовало.

— Ладно, — кивнула Дэйнерис, поглощенная своей заботой. — Так или иначе, беседа состоялась очень странная. Куэйта заявила, что видит мое будущее: якобы, я избрана богами для великой миссии, я — пламя, что разгонит тьму, и мои драконы — тому подтверждение. Сейчас припомню дословно. «Чтобы попасть на север, ты должна отправиться на юг. Чтобы попасть на запад, должна отправиться на восток. Чтобы продвинуться вперед, надо вернуться назад, чтобы достичь света, надо пройти через тень». Так она сказала и ушла, ничего не объяснив. Я подумала, возможно, она имела ввиду путешествие в Асшай… А у вас, Рейстлин, имеются идеи, что все это значит?

— А какая разница?

От такого ответа Дэйнерис несколько растерялась:

— В смысле? Неужели вы считаете, что ее слова не имеют важности?

— Да, именно так я и считаю, — сухо проронил маг. — Вы уже решили, что отправитесь в Астапор, а не в Асшай, и даже нашли попутный корабль. Я не стану тратить время, разбираясь, что привиделось какой-то гадалке, судя по всему, не знающей меры в употреблении вечерней тени.

— Но Куэйта — не какая-то там гадалка, — осторожно возразила Дени. — Насколько я знаю, очень многие в Кварте, от простолюдинов до богачей из высших сословий, отзываются о ней с большим почтением. Даже сами Чистокровные из Зала Тысячи Тронов не пренебрегают ее советами, и есть немало подтверждений, что она владеет реальной магией.

Чернокнижник приостановился, задержав на Дэйнерис язвительный взор. Его глаза-опалы мерцали в сумерках, точно у ночного хищника.

— Допустим, — промолвил он с нескрываемым сарказмом, — однако позволю себе заметить, кхалиси, я тоже владею реальной магией. Прямо сейчас я говорю, что вы не избранная, никакой великой миссии для вас не уготовлено, а драконов вам удалось пробудить по чистой случайности. Вам полегчало?

Обескураженная Дэйнерис примолкла. Желчная отповедь чернокнижника неприятно кольнула ее, но заставила по-иному взглянуть на пророчество. Девушка словно бы очнулась от тяжкого дурмана, в который вогнала ее гадалка. Конечно, Куэйта выглядела жутко и произвела на принцессу гнетущее впечатление, но неужто зловещей маски да пары туманных намеков довольно, чтобы вывести ее из равновесия? О нет, нет, нельзя быть столь легковерной. При здравом размышлении, слова Куэйты и в самом деле походили на бред, порожденный вечерней тенью, а вот маг Маджере запросто мог оказаться прав.

— Вроде бы и вправду стало легче, — смущенно призналась Дени, — вы здорово меня успокоили. По правде, я вовсе не желаю исполнять какую-то там судьбу. В пекло пророчества, мне и собственных забот хватает. А если богам от меня что-то нужно, пусть сначала вежливо попросят.

Ее слова пришлись чернокнижнику по нраву. На самом деле он вовсе не стремился успокоить или обнадежить принцессу, он просто желал пресечь на корню очередную глупость. Знакомства с женщиной, которая считала себя «избранной», ему хватило сполна еще в Кринне, но Дэйнерис, хвала магии, не походила на нее ни в коей мере.

Рейстлин усмехнулся собственным воспоминаниям из прошлого и назидательно изрек:

— Помните, кхалиси: судьба — лишь игрушка для слабых.

Узкая аллея вывела принцессу и мага на поляну у озерного берега. Это было тихое местечко, удаленное от многолюдной зоны парка. Крутой обрыв к воде отгораживали каменные перила, за ветвями цветущих алых гибискусов скрывалась скамья из светлого дерева. Во время прошлых встреч Дэйнерис и Рейстлин провели на ней немало часов, изучая лексику и грамматику валирийского языка — принцесса не единожды удивлялась, до чего же быстро схватывал знания маг и сколь цепкую имел память. Впрочем, сейчас они пришли сюда просто по привычке, что называется, «ноги сами принесли». Дени приблизилась к литой балюстраде, оперлась на нее локтями и замерла, созерцая наступление ночи. Царило полное безветрие, озерная гладь безукоризненно воссоздавала звездное небо. Багрянец на востоке окончательно истлел, уступив господство индиго и бархатному пурпуру. Желтый обломок луны, похожий на большой фонарь, проглядывал сквозь заросли на противоположном берегу, воздух был, точно разогретое молоко с медом, сладковато-душистый и теплый.

Проникшись умиротворением, Рейстлин промолвил вполне благодушно:

— Помнится, однажды у меня у самого случилась глупая история с пророчеством. В мир я явился в особую дату, и многие сочли, что я избран магией для великой миссии. Все эти суеверия — полнейшая чушь.

— Но вы же и вправду достигли могущества, — Дени лукаво заулыбалась, — разве не так?

— Все верно. Вот только у меня был братец, близнец, который родился в тот же час, что и я, однако не смыслил в магии ни бельмеса.

— Вы говорите «был»? С ним что-то стряслось?

— О нет, он живет и здравствует и поныне, только очень, очень далеко отсюда — там, где мой дом.

— Похоже, по духу он вовсе не такой скиталец, как вы, — задумчиво заметила принцесса.

— Отчего же — именно вместе с ним я, по большей части, и путешествовал.

— А что помешало ему отправиться за вами и на этот раз?

— Я.

Слово «я» прозвучало, как твердая точка — Рейстлин решил, что уже предостаточно рассказал о себе. После этого на балконе воцарилась тишина.

Однако тишина продержалась совсем недолго — чуткий слух мага отчетливо уловил приближающийся звук шагов. Похоже, по направлению к поляне спешила группа людей. Маг поднял указательный палец, веля Дэйнерис насторожиться, она тоже услышала шум и неприязненно поморщилась.

— Нигде мне нет покоя, — изрекла принцесса хмуро. — Наверное, какая-то компания решила здесь посидеть — пойдемте лучше в другое место.

Но уходить оказалось поздно. Визитеры уже появились из-за деревьев: пара рослых дотракийцев с обнаженными торсами, чернокожая девица в перьевом наряде, коренастый мужчина со шрамом через глаз. Все они были вооружены, носили у поясов клинки и луки за спинами. Впереди остальных стремительно шествовал худощавый тирошиец. По традиции родного города, его волосы до плеч имели ярко-зеленый оттенок, как и разделенная на пряди борода.

Для Дэйнерис подобная встреча могла означать лишь одно: неприятности.

— Ни шагу дальше, — отчетливо сказала она, выступив навстречу визитерам. — Говорите, кто вы такие? Чего вам нужно?

Тирошиец замер и сделал жест руками, останавливая спутников. Он возвысил голос, обращаясь к принцессе по-валирийски, с характерным раскатистым акцентом:

— Я Веро Ламар, наемник из вольного города Тирош. Это мои товарищи по оружию. Мы здесь, чтобы забрать вас и доставить в Пентос — магистр Иллирио ждет.

— Ну надо же — целых два года прошло, а он все никак не уймется, — Дэйнерис надменно скрестила руки на груди. — Передайте этому жирному ублюдку, чтобы он катился к Иным.

Шанса сбежать от группы врагов у нее не предвиделось, но зачем бежать, если Маджере способен обратить их в прах по мановению руки? Принцесса выжидательно обернулась на мага. Он ответил мрачным прищуренным взглядом и еле заметно покачал головой. Дэйнерис от этого пробрали неприятные опасения. «Неужели он не сотворит магию? Как так? Почему тогда, в башне колдунов, было можно, а теперь нельзя? Или же он просто предпочтет сдать меня преследователям»?

Тем временем, смуглый мужчина с зелеными волосами уверенно приблизился к Дени. Лицом и телом он был хорош, и если бы не идиотская борода, сошел бы за красавца.

— Скажу вам прямо, принцесса, — Веро ухмыльнулся почти добродушно, — я мог бы оглушить вас из засады и силой захватить в плен. Но я не какой-нибудь варвар, и питаю глубокое уважение к вашему древнему дому. Потому я пришел открыто, представился, как честный человек, и прошу вас со всей учтивостью: следуйте за мной. Клянусь богами, ни я, ни мои люди не причинят вам вреда.

— Ну еще бы, — с презрением бросила Дэйнерис, — вы же денег ждете за мою поимку. Вот только не получите ни гроша.

Пальцы девушки легли на ее блестящий аметистовый кулон, она плавным движением поднесла самоцвет к губам. Тирошиец настороженно подобрался, а принцесса продолжила говорить.

— Как-то раз, во время переправы на Кинжальном Озере, меня похитили речные пираты. Они собирались бить меня и насиловать, пока не надоест, а после утопить. Я сумела выбраться невредимой, но этот случай стал мне уроком: чем терпеть неволю и унижения, лучше принять смерть. В Волантисе я достала этот маленький дивный кристалл, и теперь всегда ношу с собой. Вы ведь слышали о лиссенийском яде под названием «душитель», Веро?

Наемник осознал опасность, но предпринимать что-либо оказалось поздно — от малейшего движения камень легко проскользнул бы в рот принцессы. Прочие воины тоже затихли в смятении, их положение было крайне затруднительным. Конечно, Дэйнерис могла и солгать о яде, однако никто не пожелал бы рисковать столь ценной добычей. Если она погибнет, охотники не просто лишатся награды, но и навлекут великий гнев Иллирио.

Тирошиец первым нарушил мертвое молчание:

— Ради всех богов, принцесса, уберите эту мерзость.

— Нет, не уберу. Стоит кому-нибудь сделать движение или шаг в мою сторону — я тотчас проглочу отраву. И если вы сомневаетесь в моей решимости, значит, очень плохо знаете Таргариенов.

Веро напряженно сдвинул брови, у него на лбу обозначилась мрачная складка. После паузы он спросил, отнюдь не столь учтиво, как прежде:

— Чего вы хотите?

И Дэйнерис веско молвила в ответ:

— Оставьте меня в покое, Веро — не знаю, право, что может быть проще.

И вдруг нежданное событие смело и смешало все фигуры на доске в этой напряженной партии. Женщина-летнийка предупредительно вскрикнула. Сверху послышался шум от крыльев, взрезающих воздух, и на отряд стремительно спикировала Рэйегаль. Описав над головами воинов круг, она оценила обстановку и со звенящим рыком бросилась в атаку на обидчиков.

Увы, наемники были готовы к такому повороту. Пламя маленькой драконицы разило не дальше нескольких шагов, и потому она сокращала дистанцию. Прежде, чем она приблизилась на расстояние для огненного выдоха, они вскинули луки и натянули тетивы. Свистнули стрелы, и в то же мгновение ночь раскололась стенанием раненой Рэйегаль. Словно в кошмарном сне, Дэйнерис увидела, как ее маленькая дочка срывается с высоты и падает ниц. Крыло драконицы, пронзенное стрелой, бессильно трепетало на воздушных потоках. Секундой позже она столкнулась с землей с тяжелым глухим ударом, от которого у матери помертвело сердце.

— Рэйегаль! — принцесса закричала, как если бы ранили ее саму. В этот миг она забыла обо всем, кроме своей беззащитной малышки. А Веро Ламар не растерялся и немедля использовал ситуацию. Он бросился к Дэйнерис, точно дикий зверь — реакция матерого бойца не оставила шансов к бегству. Он вцепился в девушку, выкрутил ей запястья и с силой прижал к себе ее маленькое гибкое тело. Она почувствовала острый запах дубленой кожи и пота, исходивший от наемника.

— Вот и попалась, пичужка, — ласково шепнул он в ухо принцессе. — Пора тебе лететь домой.

А Рейстлин, тем временем, по-прежнему стоял в стороне от событий. С самого начала враги его игнорировали: он был безоружен, не считая причудливой палки, и не делал попыток вмешаться. А на фоне суматохи, вызванной явлением драконицы, о нем тем более позабыли. Никто не заметил, как Маджере прошептал слова на таинственном языке, а затем извлек из поясного мешочка щепоть песка и резким движением его рассыпал. И тогда, сию же секунду, последствия ощутили все.

Словно продолжая взмах его руки, в ночной тиши повеял ветер. Дуновение принесло песчинки, гораздо больше, нежели брошенную щепоть. Песок распространился в воздухе, подобно чернильной капле, упавшей в воду. Он змеился тонкими струями, рисуя прихотливые завихрения, и охватывал наемников одного за другим. Каждый, кого песок касался, тотчас испытывал сильнейшее желание заснуть. Этому желанию невозможно было противиться, никакая воля не устояла бы перед ним.

Жилистые пальцы Веро, державшие Дэйнерис, ослабели и разжались. Он покачнулся, опустился на колени и тяжело завалился вбок, раскинув руки по земле. Его лицо обрело безмятежное выражение, глаза сомкнулись, из приоткрытых уст донесся храп. Другие наемники также один за другим теряли оружие и безвольно оседали на ночную траву.

И вот уже целый отряд лежал на поляне вповалку, мирно посапывая во сне. На ногах остались только двое: девушка и тот, кто произнес заклятие. Дени немедленно бросилась к своей Рэйегаль и осторожно приподняла ее на руки. Драконица тихо плакала, из раны с торчащей стрелой по ее крылу сбегала сияющая кровь, похожая на ртуть. Рейстлин же внезапно ощутил слабость, столь неимоверную, что не упал лишь благодаря поддержке посоха. Симптом этот был ему знаком: в Кринне он приходил, как плата, после сотворения колдовства грандиозной мощи. «Дело принимает скверный оборот, — подумал Маджере мрачно. — Когда драконов нет рядом, я не могу использовать магию вовсе. Когда дракон лишь один, всей моей силы едва хватает на простое усыпление». Беспамятство подступало, словно темный, ледяной, безбрежный океан, влекущий в пучину. Великим усилием воли Рейстлин ненадолго воспротивился ему и тихо позвал принцессу:

— Кхалиси — ваша Рэйегаль…

— Прошу, помогите ей, — почти взмолилась та, — вы единственный, кто на это способен. Обещаю, я отдам вам долг…

— Я и не сомневаюсь, — Маджере слабо махнул рукой, прерывая ее. — Зафиксируйте пробитое крыло, но ни в коем случае не трогайте стрелу — я займусь ее извлечением несколько позже. А прямо сейчас, кхалиси, окажите мне одну небольшую любезность.

— Разумеется, Рейстлин. Все, что скажете.

— В ближайшие часы — просто оставьте меня в покое.

И маг, цепляясь за посох, неторопливо сполз по нему на землю.

Примечания:

1. — Ты ничего не знаешь, рыцарь.

2. — Что случилось?

Песня в тему нелегкой участи Джораха — «Павел Пламенев — Крадущая сны».

Эта моя давняя картинка с Дени в Кварте.

http://www.pichome.ru/lg8

Кварт:

http://www.pichome.ru/lgF