Невилл из Долгой долины (джен)

Варенье пришлось варить не в летней кухне, как обычно, а в зимней, глубоко в норе. Бабушка ворчала, но тут уж Невилл твердо настоял на своем: неужели она хочет, чтобы кто-то из Громадин учуял запах и потребовал отдать все им? Неужели он, Невилл, ходил в лес, чтобы накормить ее знаменитым вареньем этих мерзавцев?

Бабушка внимательно оглядела его, будто не сразу узнала, а потом кивнула. Он и сам себя не узнавал. Не зря в сказках говорили, что встреча с эльфами любого меняет. Точно — вот и Бильбо Бэггинс переменился после встречи с гномами и эльфами, да еще как! Когда Невилл вспомнил об этом, то сразу успокоился и даже начал прикидывать, сможет ли снова вырваться за ягодами, но не успел.

Рано утром всю Долгую Долину разбудил оглушительный звон. Колотили в медное било, подвешенное на дереве рядом с Большой поляной. Разумеется, все хоббиты повскакали с кроватей и, одевшись кое-как, бросились на звук. Такую тревогу объявляли, насколько знал Невилл, разве что из-за больших лесных пожаров.

Но сейчас никакого пожара не было — зато на Поляне их встречали Громадины в полном составе. Размахивая дубинками, топорами и прочими устрашающе огромными штуками, они заставили хоббитов выстроиться вокруг Поляны, а потом Дровосек затащил на середину что-то большое, обернутое в тряпку, и тряпку эту откинул.

Невилл вытянул шею, вглядываясь: на утоптанной земле лежал Крыс, с виду невредимый, но несомненно и бесповоротно мертвый.

Зубастый — кажется, он теперь был за главного, — посмотрел на хоббитов, как волк на кроликов, а потом задал единственный вопрос:

— Кто?

Невилл покосился на Громадин. После рассказов о волшебниках, которые способны были подслушивать мысли, даже думать о том, кто бы мог прикончить Крыса, было страшновато. Но не думать он не мог. Сам вид тела (пусть даже лишний раз смотреть на него Невилл не собирался) наводил на мысль, что Крыс мог помереть сам, от обжорства, например, или съесть какую-нибудь ядовитую ягоду — хоть волчье лыко, хоть паслен, а то и красавку. Да и грибы попадаются такие, что только ой. Другое дело, что от ягод или грибов так просто не помрешь, непременно помучаешься. Невилл вздохнул про себя — конечно, негоже было рассуждать о смерти живого существа вот так спокойно, но жалеть о Крысе он не мог. Как и о любом другом Громадине. Он вдруг задумался: а ведь, наверно, где-то есть место, где эти Громадины родились — не появились же они на свет, как тролли из камня, сразу огромными и мерзкими? Вот пусть бы там и жили! Додумать Невилл не успел, потому что, не дождавшись ответа, снова заговорил Зубастый:

— Чтоб через час виновный был назван! А не то хуже будет!

— Нам бы, сударь, узнать, где его, значит, нашли, — раздался дрожащий тенорок Слагхорна. — Да осмотреть бы, отчего он умер. А то, может, с ним удар случился или лихоманка какая, а нам отвечать!

— Эт-то кто сказал?

Слагхорн вышел вперед. Вид у него был бледный. Толстое брюхо, обтянутое когда-то цветастым, а сейчас изрядно выцветшим жилетом, заметно тряслось.

— Извольте видеть, — продолжал он, вцепившись обеими руками в узловатую трость. — Крови-то на нем нет! Да и ран незаметно! Вот если он у кого-то во дворе, скажем, или на улице…

К Зубастому подошли остальные Громадины и принялись шушукаться.

Шеймус, неведомо как оказавшийся рядом, тихонько ткнул Невилла в бок.

— За Городьбой нашли, — шепнул он почти беззвучно. Шеймус всегда был охоч до сплетен и первым узнавал обо всем, что творилось в Долине. Но как он проведал про Крыса, Невилл не мог взять в толк, пока приятель не подмигнул ему, показывая взглядом на Лаванду. — Я домой шел, а они его тащили. — И гордо добавил: — Хоть предупредить успел!

Невилл восхищенно покачал головой: значит, Слагхорн знал, о чем говорил! Другое дело, что Громадинам было без разницы, виноваты хоббиты или нет — чтобы лишний раз их прижать, годился любой повод. Но все равно, Шеймус не оплошал.

— Значит, так! — объявил между тем Зубастый. — Чтобы к сегодняшнему вечеру были головы списки: кто сколько и чего садит и собирает. И какая скотина во дворе имеется. А если не хотите, чтобы мы каждого десятого отправили куда следует, половину всего, что будет переписано, сдать… вон ему, — и указал на Кошатника. — И не думайте, что легко отделаетесь! Предводителю донесение отправлено, вот пришлет он Аспида разбираться, хвосты-то подожмете!

И, пока ошеломленные хоббиты осознавали, чем им грозит произошедшее, скомандовал:

— Разойдись! Чтобы через полчаса все были в поле!

* * *

Когда Невилл, еле волоча ноги, возвратился вечером домой, то обнаружил, что плетень повален, резная калитка годится разве что на дрова, а в парадной двери зияет изрядная прореха. Бабушка встретила его с большим половником в руке. На мгновение Невилл струсил, но тут же понял, что половник припасен вовсе не для него.

— Уж я им все сказала, — заявила бабушка. — И этому дураку старому, который тут блеял, тоже, что пока он себя ведет, как баран, его и будут гонять туда-сюда, а потом и вовсе зарежут!

— Бабушка! — ахнул Невилл. — Они ведь могли тебя…

— Так бы я им и позволила, — воинственно размахивая половником, заявила она — и вдруг, будто разом выдохшись, опустилась на стул. И даже за сердце схватилась. Но когда Невилл в ужасе подскочил, только махнула рукой: — Да что со мной сделается! Валерьяночки завари-ка…

В запасе у Невилла была не только валерьяночка. Уже несколько лет он заготавливал целебные растения, опасаясь за бабушкино здоровье. Собирал их, пробовал сочетать так и сяк, стараясь и пользы прибавить, и вкус сделать получше.

Пока Невилл уминал бутерброды, бабушка прихлебывала свой отвар и рассказывала:

— Да кто им все выложит — нашли дураков! В норы мерзавцам ходу нет, так что я им только два мешка овса отдала из дальней кладовой… Но только помяни мое слово: если они и отстанут, то ненадолго! Не угомонятся, пока все у нас не отберут. Здесь по-другому надо…

— А этот, — полушепотом спросил Невилл. — Аспид? Он правда приедет?

— Может, и приедет. Громадиной больше, Громадиной меньше — не важно, а в колдунство ихнее я не верю.

* * *

Хорошо было соглашаться с бабушкой, сидя в знакомой до мелочей кухне с кружкой дымящегося чая в руках.

Но когда на следующее утро Невилла опять разбудил оглушительный звон, он еле сумел оторвать голову от подушки. Все тело ломило после целого дня на солнцепеке: вчера им не разрешили даже перекусить, пока не был пройден последний ряд.

Трубочное зелье, как известно, полностью вырастает за сорок дней. Но прежде чем рассада попадет на поле, ее нужно вырастить из мелких, похожих на пыль семян, приучить к открытому воздуху, защитить от вредителей. В Долгой долине удавалось выращивать два урожая в год, и когда на одних полях приходила пора ломать листья, на другие можно было высаживать готовую рассаду. Так что Невиллу сегодня грозило работать даже не внаклон, а просто стоя на четвереньках. Он с трудом поднялся, плеснул в лицо водой и побрел на улицу. Соседи тоже не спешили уже бегом, как вчера, но брели как придется. Через десяток шагов Невилла нагнали Дин с Шеймусом: вид у них был куда бодрее. А ведь Шеймус наверняка опять полночи «провожал» на заднем дворе Лаванду!

— Может, опять кого прибили? — с надеждой поинтересовался Дин. Шеймус пожал плечами:

— Ну, не каждый же день такой праздник! Я не видел.

Громадины, появившись в Долгой долине, сразу облюбовали для себя «Дырявый котел» и только и делали, что гоняли взад-вперед хозяина трактира, старого Тома, требуя то пива, то еды и, разумеется, даже не думая платить. Ночевать там они не могли и приспособили под жилье большой амбар по соседству.

Ворота амбара сейчас были настежь распахнуты, по обе стороны от них вытянулись Красавчик и Ворон, а изнутри слышались голоса. Хоббиты, сбившись в кучу, опасливо вглядывались в темноту и даже отшатнулись, когда оттуда стремительно, как на крыльях, вынесся еще один Громадина — незнакомый.

Аспид! И действительно, если Крыс был толстый и для Громадины короткий, то этот оказался тощий и длинный, как змея. Длинные волосы, слипшиеся неопрятными сосульками, падали ему на плечи, злобное лицо казалось еще мрачнее из-за огромного носа. Носища просто! В глазах — и это было самое страшное — невозможно было различить зрачки, будто в голове у Аспида кто-то просверлил две дыры и оттуда на хоббитов смотрела тьма. Вдобавок и одет он был не как другие: длиннополое одеяние хлопало его по ногам при каждом шаге. Стервятник, какой-то, а не Аспид, размышлял Невилл — ровно до того момента, когда тот повернулся к Зубастому, бегущему за ним по пятам.

— А жрать зимой будешь тоже табак? — прошипел Аспид, так что у Невилла по спине побежали мурашки. — И сам выйдешь следующей весной на поле, когда эти, — он указал на хоббитов, — передохнут с голоду?

Зубастый отчаянно замотал головой.

— Повелитель узнает обо всем! — шипел Аспид. — Он слишком добр к вам, но я — я прослежу, чтобы все здесь делалось правильно. Чтобы вы работали, а не только жрали, и не тратили добро Повелителя направо и налево!

Хоббиты поразевали рты, а Аспид, развернувшись в их сторону, уставился своими черными зенками непонятно куда:

— Староста?

Кажется, на этот раз Слагхорна пришлось выталкивать вперед.

— Пойдешь со мной. А пока… — Аспид сделал два гигантских шага, остановившись прямо перед Невиллом, и тот затрясся, как заячий хвост.

— Ты! — длинный палец в каких-то желтых пятнах уперся ему в грудь: должно быть, Аспид почувствовал, как колотится у Невилла сердце, потому что гадко ухмыльнулся, показав желтые же кривые зубы. — И ты! — Палец указал поочередно еще на десяток молодых хоббитов, стоящих рядом. — В лес. Собирать все, что съедобно! Вечером сдавать!

— Как это в лес? — вякнул Ворон.

— Ну так заставь их сейчас посадить клубни! Проголодаешься — заставишь выкопать!

— Но ведь они сбегут! Здоровые такие! Может, сопляков послать?

Аспид крутнулся на месте и сгреб Ворона за воротник.

— Много тебе сопляки насобирают, а? А эти, — он пробежал взглядом по застывшим хоббитам, и Невиллу показалось, что на него Аспид смотрел особенно долго, — эти понимают уже, каково их старикам придется, если они сбегут. Да? — И вдруг притопнул ногой: — Бегом!

Невилл не помнил, как добрался до дома, как схватил короб и рванул к лесу — и очнулся только в знакомом малиннике. Неподалеку слышались голоса: Шеймус, Дин, Лаванда и Ханна, внучка кабатчика Тома, должно быть, обсуждали случившееся. Невиллу же больше всего хотелось забиться в самую чащу, чтобы никто не видел, как ему страшно. Аспид смотрел на него, смотрел прямо в глаза, и именно в этот миг Невилл не мог перестать думать о том, как он ходил в лес в прошлый раз, как разговаривал с эльфийской девой… А вдруг узнал? Что же теперь будет?

Он оглянулся. Кусты малины укрывали его со всех сторон, сплетались над ним, будто он сидел в шалаше.

— Приходи! — прошептал он в отчаянии. — Где ты?

Но отозвалась на его зов только какая-то птичка — пропела коротко и сорвалась с куста, хлопая крылышками.

* * *

Принимал собранное сам Аспид, собственной персоной.

Стоял в дверях сушильного сарая, закрывая их почти целиком: Невилл, который приходился Аспиду по пояс, мог видеть, как внутри за столами чистят грибы и перебирают ягоды и миссис Бут, и миссис Кэттермоул, и другие соседки.

— Что здесь? — проскрипело над головой.

Невилл молча выставил перед собой короб, полный доверху. Честно говоря, он и сам не знал, когда успел набрать столько, если почти половину времени просто просидел, обхватив руками колени и тупо глядя перед собой. Никакой эльфийской девы он, конечно, не дождался — да и не стала бы она появляться в лесу, где под каждым кустом наткнешься на хоббита! Но о малиннике сказала сущую правду: ветви сами склонялись над коробом, словно просили избавить их от груза, и ни одной ягодки не упало мимо. Бабушка бы обрадовалась! Аспид скривился, нагнувшись ниже.

— Отвратительно. Разве я сказал, что можно собирать неспелые ягоды?

От такой несправедливости у Невилла даже дух захватило. Он покосился на короб: малина лежала там ягодка к ягодке, отборная, душистая — на ярмарке такую можно было бы обменять… да на что угодно! А какое из нее может получиться варенье! Но этому уроду все не так. Невилл бросил ненавидящий взгляд на Аспида, который жевал ягоду с таким видом, будто ему скормили гнилой клубень.

— Это хорошая малина, — не удержался Невилл.

— Твое дело собирать, а не рассуждать, полурослик! Чтоб завтра было не меньше, а то!..

Этим вечером, несмотря ни на что, Невилл чувствовал себя куда лучше. Лес для него всегда был лучшим лекарством, уютнее он себя чувствовал разве что в собственном саду, но с некоторых пор времени покопаться там не оставалось совершенно. А вот переброситься десятком слов с Шеймусом и Дином сил хватило.

Они сидели на задах норы, там, где берег спускался к реке. Ни Шеймуса, ни Дина назавтра в лес не послали — отрядили развешивать табачные листья на просушку. Шеймус улыбался довольно: Лаванде, оказывается, тоже велено было туда явиться. Дин кивал головой, радуясь за друга, но смотрел невесело: все никак не мог забыть рыженькую девушку, встреченную прошлой весной на ярмарке в Северной Чети. Раньше он все надеялся, что сможет снова увидеть ее осенью, а теперь и надежда пропала.

— И ничего не пропала, — сам не зная как сказал Невилл. — Громадины — они, конечно, Громадины, но вот Крыс же помер!

— Ага, конечно, — протянул Шеймус. — Ты ему в миску отравы какой-нибудь, а потом не только тебя в Исправноры уволокут, но и еще половину деревни.

— Исправноры? Это еще что?

— Лаванда подслушала. Всех, кого увозят, туда сажают и заставляют камень дробить. Говорят, весь берег Брендивайна раскурочили, строят какую-то «фабрику».

— Зачем это?

— Да кто их разберет, этих Громадин? Радуйся, что завтра тебе опять в лес, а не у них под носом крутиться. Глаза бы не смотрели!

— А этот Аспид будто и в самом деле читает мысли, — подхватил Дин. — Как уставился на меня — я чуть не обделался, честное слово!

Обделался? Невилл вспомнил укромную полянку по дороге к малиннику, где видел невесть как занесенные к ним в лес узкие листочки кассии. Пожалуй, стоит нарвать побольше про запас.

— А Ханна про тебя спрашивала, — вдруг отвлекся от печальных мыслей Шеймус. — Лаванда сказала.

— Про меня?

— Да, гуляешь ты с кем-нибудь или нет. Так я передам, что нет? И завтра их сюда позову? — он виновато оглянулся на Дина, но тот покачал головой.

— Не смотри ты на меня! Если мне не везет, то пусть у остальных все получится!

— Но я… я не… — начал было Невилл — и умолк. Что он мог сказать? Что не нужно ему никаких девушек, пусть самых красивых? Но ведь эльфийская дева все равно не про него; да и он дурак, даже имени ее не спросил. Может, завтра?