Тропой волка (гет)

* * *

— Двадцать четвёртое августа, — в слезах прошептала Лили. — Полнолуние.

— Ты что-то сказала? — сердито сказала Петунья.

— Нет, Туни, ничего, — вздохнула та, отворачиваясь от сестры.

— Ты плачешь из-за того, что тебе никто не пишет? — язвительно поинтересовалась она. — Хотя кто может тебе писать?

— Ты ведь не знаешь всю правду о волшебниках, Туни. А называешь нас уродами. У меня есть друзья, и мы не уроды.

— Конечно, — фыркнула Петунья. — Я ненавижу таких, как ты.

Они не разговаривали с тех пор. Но Лили перестала беспокоиться об этом, как только вошла в поезд. Она сидела в купе с подругами, но думала только о Римусе, а иногда и о его друзьях.

На праздничном ужине Лили лишь раз подняла глаза, чтобы убедиться, что юного Люпина здесь нет. Даже Поттер и Блэк сидели какие-то притихшие. На душе у Лили становилось всё хуже.

Она последняя появилась в гостиной факультета, когда многие уже решили пойти спать.

— Лили, постой!

Может, ей показалось? Всего лишь голос? Но тёплые ладони легли ей на плечи, а серо-зелёные глаза тревожно рассматривали её лицо. Её собственные — изумрудные — были подёрнуты дымкой. Внутри боролись два желания: дать ему пощёчину и накричать или броситься на шею и обнять.

— Прости меня, — шепнул он и скрылся.

— Но Римус… — тихо позвала она.

Он хотел остаться, но не мог. Иначе бы проговорился. Она была его самой близкой подругой, поэтому ей лучше не знать. Лили такая ранимая и хрупкая, и новость о том, что с ним случилось, безумно расстроит её. Напугает, оттолкнёт. Люпин пообещал себе беречь её, но для этого ему надо было держаться подальше от неё. Он неосознанно решил держать её в несчастном неведении, оставил терзаться в мучительных догадках. Джеймс, Сириус и Питер знали. Лучшие друзья посвящали друг друга даже в самые страшные тайны. Но, как признал Блэк, эта — самая страшная. Они мигом стали осторожнее. Просто пока не могли принять его нового.

Римус оградил себя от общения. Не показывался на людях во внеурочное время — чаще отсиживался в спальне или в библиотеке. И, казалось, избегал Лили Эванс. Так казалось ей самой, и это было абсолютной правдой.

— Двадцать третье сентября. Двадцать второе октября. Я должен был быть с тобой в эти дни, Лил, — прошептал юный Люпин, глядя в окно. — Я говорил тебе раньше, что растущий месяц вселяет в меня какое-то подобие надежды, а теперь я вижу спасение лишь в новолунии. Растёт луна — растёт тревога. А сейчас я разговариваю сам с собой.

Он видел, что творится с Эванс. Видел, до чего довёл её. Поэтому на следующий день, вечером, она нашла записку:

«Лили, прости меня. Я не хотел

делать тебе больно. Мне бы хотелось

сказать, что всё будет

как раньше, но это невозможно.

Забудь обо всём, что было,

особенно обо мне. Мне больше нет

места в твоей жизни, не хочу

всё портить. Ничего не изменить, прости.

Римус».

В её глазах стояли слёзы. Она вскочила, твёрдо решив узнать все подробности, если он сидел сейчас в гостиной.

Но там никого не было. Только несколько первокурсников сидело за столом. Вдруг Лили схватили и прижали к стене. Голубые глаза яростно сверкнули, чёрные волосы упали на лоб, губы скривились.

— Блэк! — выдохнула Лили.

— Эванс! — прорычал Сириус.

— Что тебе нужно?

— Римус сказал тебе, Эванс?

— Что? Что? О чём ты? Я не понимаю!

Тот лишь негодующе фыркнул, но в его взгляде отразилось облегчение, и, не сказав больше ни слова, он ушёл. Лили удивлённо посмотрела ему вслед, приходя в себя, но потом, собравшись, направилась к выходу из гостиной. Она сильно рисковала, сбегая ночью из замка, но управляющее ей желание не позволило бы отступить.

* * *

Если в замке юного Люпина не было, то Лили допускала только один возможный вариант: он находился в Воющей Хижине. Четыре друга показали ей, как остановить Гремучую Иву и пробраться в домик ещё в конце первого года. Решительность постепенно уступала место страху, но потом вновь вытесняла его из сознания.

В комнате наверху кто-то был.

— Рем, это ты? — робко спросила Лили, толкая дверь, и испуганно замерла.

Цепляясь за решётку, закрывающую одно из окон, согнувшись практически пополам, стояло существо, напоминающее волка. Только его ноги и конечности, похожие на руки, были длиннее обычного. Она не смогла сдержать крика, чем привлекла внимание чудовища. Барабанные перепонки, казалось, лопнули от огласившего всю Хижину воя. Лили не могла сдвинуться с места от ужаса. А оборотень одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние, замахнулся, и когтистая лапа больно ударила её по лицу. Изумрудные глаза наполнились слезами беспомощности, она чувствовала, что лежит на деревянном полу, и приготовилась к худшему.

— Остолбеней!

Оборотень отступил на пару шагов, разозлившись ещё больше.

— Лили…

Руки, которые совсем недавно держали её за плечи, сгребли её в охапку.

Чудовище не могло подойти ближе: их разделял невидимый волшебный щит.

— Сириус, — всхлипнула Лили.

— Почему ты вечно лезешь, куда не следует, Эванс? — прошипел Блэк, глядя на глубокие царапины на её щеке.

— Как… почему ты здесь?

— Я знал, что у тебя шило в одном месте и что ты обязательно сделаешь какую-нибудь глупость.

— Но зачем?

— Что зачем?

— Зачем пошёл за мной? Ты же ненавидишь меня.

— Ненавижу? — ухмыльнулся он. — Ты же девчонка, Эванс. Это естественно, что я так отношусь к тебе.

Оборотень скалил клыки и выл, но сделать ничего не мог. Сириус, прищурившись, смотрел на него, а потом негромко спросил:

— Ты хотела найти здесь Римуса, да?

— Да, — нехотя призналась Лили.

— Нашла, — вздохнул тот.

— Что? Это шутка, так?

— Хотел бы я, чтобы это было шуткой, — пробормотал он.

— То есть… то есть это Рем?!

— Да, именно он.

— Этого не может быть…

Уйти из-под этого щита они не могли, иначе бы оборотень напал снова, поэтому им пришлось дождаться, когда он уснёт. Но это никак не происходило, поэтому, спустя некоторое время, Блэк вздохнул:

— Будем спать здесь.

Лили робко взглянула на него и осторожно уткнулась носом в его плечо. Он чуть дёрнулся, но возражать не стал.

— Сириус! — шёпотом позвала она.

— Что, Эванс?

— Спасибо, что спас меня.

Он лишь на секунду прижался щекой к её макушке и сразу отстранился.

* * *

Юный Люпин проснулся из-за того, что тоненькие лучики позднего ноябрьского солнца добрались до его лица. Он просыпался в этом месте — любезно предоставленном директором Хогвартса Альбусом Дамблдором — уже третий раз.

Римус поднял глаза и вскрикнул:

— Лили!

Лили, которая мирно спала, положив голову на плечо Блэка, тут же открыла глаза.

— Лил, что ты тут… Сириус! Почему вы…

— Твоя подружка пошла искать тебя, Рем. Правда, Эванс? — прорычал тот, поднимаясь и направляясь к выходу.

Люпин в смятении посмотрел на неё, заметил кровь у неё на щеке и с ужасом обнаружил, что его собственные кончики пальцев перепачканы в том же.

— Лил, прости меня, я не хотел, — пробормотал он.

— Римус, — всхлипнула она. — Почему ты не рассказал мне? Я думала, что ты доверяешь мне!

— Я не мог. Я не хотел потерять тебя. А для этого мне надо было держаться подальше.

— Потерять? Рем, я плакала каждый день, гадая, что же случилось. Неужели ты не понимаешь, как мне плохо было без тебя?

Он вновь поднял на неё несчастные глаза.

Ей хотелось обнять его, но с её стороны это было бы глупо — на самом деле просто характер не позволил, — а вместо этого молча поднялась и последовала за недавно скрывшимся Блэком.

Юный Люпин схватился за волосы и опрокинулся на спину.

— Мальчики не плачут, — шёпотом напомнил он сам себе и попытался сглотнуть подступивший к горлу ком.

* * *

В среду, двадцатого декабря, Лили Эванс не спала. Один раз ей послышался волчий вой, и после этого изумрудные глаза не закрывались больше.

Утром она заметила то, что никогда раньше не замечала: Римус выглядел больным и уставшим, на щеке появился тонкий шрам, под глазами залегли тёмные тени. Единственное, что заставляло её приподнимать уголки губ в улыбке — тот факт, что ничего не повлияло на качество его учёбы: он по-прежнему учился лучше всех на курсе.

Рождество. Они любили Рождество. Вот почему ей было плохо без него; они были одними из тех немногих, кто остался на каникулы в школе. Лили натянула тёплый свитер, гриффиндорский шарф и узкие джинсы. Она решила всё исправить.

Он сидел на полу перед камином.

— Римус!

Серо-зелёные глаза оторвались от огня.

— Лили?

Эванс села напротив него, внимательно изучая. Ему стало неловко, но любопытство взяло верх, и он поднял взгляд. Она потянулась к нему и обняла за шею. Люпин вздрогнул от неожиданности, но потом сомкнул руки у подруги на талии.

— Лил… — уже шёпотом повторил он. — Что такое?

— Римус Люпин, запомни одну вещь: я всегда пойму тебя. Слышишь? И что бы ни случилось, ты всегда можешь рассказать мне.

Он рассмеялся.

Они переместились на диван, Лили положила голову на колени другу и спросила:

— Как это случилось? Что произошло?

— Ты, правда, хочешь знать? — вздохнул он и, получив утвердительный кивок, продолжил: — Когда-то давно мой отец повздорил с оборотнем по имени Фенрир Сивый. Он не на шутку рассердил его, но скрылся. С тех пор Фенрир искал случая отомстить. В начале этого лета я гуляла в лесу… и встретил его. В нём от волка осталось больше, чем от человека. Он напал на меня и укусил, теперь я обречён на вечные муки. Каждое полнолуние я превращаюсь и, что самое ужасное, теряю разум: могу напасть на друга, убить кого-то, — с этими словами он легонько дотронулся до царапины у неё на щеке. — Это тяжело, но придётся привыкнуть.

— И ничем уже не помочь? — всхлипнула Лили.

— Нет, Лил, — улыбнулся Римус и погладил её по голове.

— Я буду рядом, — жалобно заверила она.

— Зачем? — ухмыльнулся он.

— Я так хочу.

— Ну, раз хочешь, разве я могу противиться.

— Рем, а я летом смотрела на луну. И представляла, как ты смотришь. А тебе, оказывается, было так плохо.

Тот промолчал.

А она продолжила:

— Мне так не хватало тебя…

С её губ эта фраза слетала ещё не раз. Римус каждый раз думал, как же ему повезло с такой подругой. Он и не заметил, как она мирно задремала у него на коленях. В детстве Люпин представлял ангелов, и она была удивительно похожа на одного из них. Только у воображаемых были белокурые волосы, но рыжие, забранные в тугой пучок, не умаляли очарования.

А потом Римус стал размышлять о своём — как он говорил — личном проклятии. Теперь он жил от полнолуния до полнолуния…

Нет, думать о Лили Эванс куда приятнее.