Ежевичное вино (гет)

Джинни стояла на краю поля с закинутой на плечо метлой, глядя в неохотно светлеющее, набухшее облаками небо. Чуть в стороне она оставила корзинку для пикника, которую собрала для них мама. Джинни подумала, что им лучше будет провести больше времени вне дома, у которого, казалось, везде были глаза и уши — словно он по-прежнему был полон любопытных мальчишек, всюду сующих свой нос, но теперь это идея уже не казалась такой удачной.

Этой ночью Джинни долго не могла заснуть. И думала она вовсе не о Гарри, как стоило бы ожидать, а о Луне. О маленькой чудачке-соседке, которую, как могла, опекала с самого детства. Как-то мама рассказала ей вполголоса о том, что случилось в семье Лавгудов, и Джинни сразу поняла, что без нее тут не обойтись. Если они и общались до того дня, то Джинни этого уже не помнила. Лишь издалека и мельком она видела светловолосую девчонку, разгуливающую по полям в одиночестве и пугливо прячущуюся в своем саду, когда Джинни пыталась окликнуть ее. Но Джинни Уизли умела быть настойчивой. И терпеливой. И хорошим другом она тоже умела или, по крайней мере, очень старалась быть. Обидчики Луны в Хогвартсе не единожды испытали на себе действие летучемышиного сглаза и прочих малоприятных заклинаний и вещиц, изобретенных ее братьями, пусть даже Луна не знала об этом.

«Они всегда возвращаются ко мне», — мечтательно говорила она о своих пропажах, видимо, надеясь, что это постарались для нее морщерогие кизляки.

Джинни не спешила ее разубеждать. Только хмыкала себе под нос и посылала предупреждающий взгляд очередному задире. Уж кто-кто, а она умела постоять за себя и за тех, кто ей дорог. Впрочем, справедливости ради, со временем Луна оказалась куда более ценным членом Отряда Дамблдора, чем Джинни могла когда-то представить. Ее обычная отрешенность и странные фантазии ничуть не мешали ей сражаться с реальным врагом. Или вместе с Джинни и Невиллом давать отпор Кэрроу. Они тогда были очень близки, все трое, и Джинни помнила, как радовалась за них с Невиллом после войны. Это казалось таким логичным и естественным… в отличие от того, что рассказал ей вчера Невилл.

«Вы знали? — спросила она за ужином у родителей. — Про Луну и Гарри?»

Они переглянулись, и она поняла, что да, знали.

«Я как-то видела их у нас тут неподалеку, возле ручья, — сказала мама. — Прости, дорогая, надо было сказать тебе…»

«Надо было», — согласилась Джинни, глядя себе в тарелку.

«Прости, детка, — виновато сказал папа. — Мы подумали, что ты, скорее всего, уже знаешь, и не хотели лишний раз поднимать эту тему».

«Все нормально», — Джинни попыталась улыбнуться и с трудом сглотнула едва не вставший поперек горла кусок нежнейшего тушеного мяса.

У ручья, думала она позднее, лежа в кровати и наблюдая стремительно проносящиеся по звездному небу облака. Нора вздыхала и поскрипывая от усталости, ветер скребся в перегородках, а под ребрами скреблась обида. У того самого ручья, из которого Джинни однажды вытащила запутавшуюся в собственных ногах Луну. Неизвестно, грозила ли той опасность — ручей был неглубокий, хоть и ледяной, но Джинни тогда испытала тайную гордость за свой поступок. Как-то Чарли сказал ей, что по-настоящему понять чего ты стоишь и кто из вас сильнее — ты или твой страх, можно лишь оказавшись лицом к лицу с опасностью. Увидев, как барахтается и захлебывается Луна, Джинни не раздумывала ни секунды.

Да, они были очень разными. Но они были подругами, которые вместе пережили столько, что хватило бы на целое семикнижие. А теперь вот Луна даже не подумала сообщить ей о том, что встречается с Гарри, так что Джинни вовсе не была склонна делать скидок на ее особость и чувствовала себя преданной.

— И все-таки, по-моему, это была плохая идея, — раздался за спиной голос Невилла после негромкого хлопка аппарации.

Джинни поспешила стереть с лица выражение мрачной задумчивости и обернулась уже с улыбкой.

— А, по-моему, отличная, — заявила Джинни, седлая метлу и сразу же взмывая вверх на пару ярдов. — Физические нагрузки помогают лучше справляться с нагрузками умственными, разве ты не знал?

— Говоришь, как профессор Хуч, — сказал Невилл, аккуратно поднимаясь в воздух на принесенной с собой старенькой метле.

— Мерлин, что это у тебя такое? — спросила Джинни, подлетая поближе и разглядывая его раритет.

— Не знаю, — Невилл оглянулся на свою метлу. — Одолжил у Симуса: он сказал, что метла хоть и старенькая, но никогда его не подводила. Вообще, он очень удивился моей просьбе и, должно быть, решил, что если я намерен свернуть себе шею, то, по крайней мере, ему будет не жаль метлу.

Джинни хихикнула и покачала головой.

— Ты держишься намного лучше, чем тебе самому кажется.

Невилл неопределенно хмыкнул, но действительно чувствовал себя гораздо уверенней, чем когда-либо в Хогвартсе. Возможно, потому что сейчас за его полетом не следило множество пар любопытных глаз в ожидании очередной штуки, которую выкинет «этот Лонгботтом», чтобы потом пересказывать ее на все лады во всех гостиных школы. Сейчас на него смотрели только внимательные, чуть насмешливые, подначивающие его светло-карие глаза, мягко подталкивая бросить себе очередной вызов.

— Ну что же, догоняй! — словно в продолжение его мыслей крикнула Джинни и полетела прочь, рассекая холодный утренний воздух.

— Ну ладно, — пробормотал себе под нос Невилл, крепче стискивая ладонями древко метлы и наклоняясь вперед для большей устойчивости.

Метла рванула вперед, видимо, вспомнив былую юность, но он был готов к этому. Сначала расстояние между ними никак не хотело сокращаться, но потом огненный всполох убранных в хвост волос начал медленно приближаться. В крови забурлил азарт, а с каждым новым резким поворотом или маневром, которые намеренно заставляла его выписывать Джинни, росла уверенность…

Она-то его и подвела, подумал Невилл, оказываясь в кустах ежевики. Убедившись, что он в порядке, Джинни и не думала себя сдерживать, сгибаясь от хохота и едва не свалившись с метлы следом.

— Ну, давай, поднимайся ко мне, — махнула рукой она. — Ты по-прежнему можешь меня догнать.

— Нет уж, я пас, — заявил Невилл, выбравшись из злополучных кустов.

Он закинул в рот пару ягод, дабы напомнить себе, что не бывает худа без добра, и теперь наслаждался густым кисло-сладким вкусом напополам с чувством неловкости.

— Давай, Невилл, еще немного, — уговаривала его Джинни, делая этот свой фирменный, чарующе просящий и одновременно требовательный, вид, от которого плыла половина мужского населения Хогвартса.

Но Невилл только покачал головой и закинул в рот еще ягоду.

— Я требую перерыв и выполнения тобой своих обязательств, — заявил он, и Джинни с легким вздохом плавно спустилась вниз.

Щеки ее порозовели, волосы растрепались, а в глазах истаяла грусть, которую она так старалась скрыть при встрече. Теперь ее глаза сияли и казались янтарно-золотистыми в свете разгулявшегося дня. Невилл вообще хорошо изучил все их оттенки: от глубоко темно-карего, почти черного, когда она злилась и готовилась устроить кому-нибудь «веселую жизнь», до солнечно-янтарного когда она о чем-то глубоко задумывалась, мечтательно улыбаясь своим мыслям. В последний год в Хогвартсе он не видел этого их выражения и опасался, что оно ушло навсегда. Что Джинни, да и все они разучились мечтать и верить. И был счастлив, когда его опасения не оправдались. Раньше, когда он встречал их с Гарри вместе, от Джинни исходил этот теплый ровный свет уверенности в своем выборе и счастье, которое они заслужили. Он был рад за них, он был убежден, что этим двоим суждено быть вместе. Но вид Гарри, прижимающего к себе Луну, как величайшую драгоценность, с которой он ни за что и никогда не хотел бы расстаться, пошатнул эту уверенность.

Должно быть, он ни черта не смыслит в людях и отношениях, вот какой была его первая мысль. «Интересно, знает ли об этом Джинни?» — пришла следом вторая. Да, он давно хотел посоветоваться с кем-нибудь насчет Ханны (и вид цветущей, полностью оправившейся после разрыва Луны лишь обострил это желание), но к Джинни он пришел все-таки не за этим. Отважная, упрямая, сильная духом Джинни Уизли заслуживала того, чтобы о новых отношениях человека, которого она так долго и преданно любила, ей рассказал друг.

— Как проигравший, ты организуешь нам завтрак, — заявила Джинни, аккуратно укладывая на землю метлу и скидывая куртку.

— Никаких проблем, — отозвался он, направляясь к корзинке с едва скрываемым нетерпением.

Он никогда не страдал недостатком аппетита, а последние годы тот вообще грозил разорить его: готовить он толком так и не научился, визитами к бабушке старался не злоупотреблять, так что тратил все, что оставалось от его нехитрого заработка, во всякого рода тавернах и забегаловках.

«Рано или поздно тебе придется начать пользоваться семейными деньгами или ты помрешь с голоду», — как-то заявила бабушка, наблюдая за тем, как он налегает на еду.

Невилл и сам до конца не понимал, что заставляет его отказываться от наследства, лишь изредка и неохотно принимая небольшие суммы на те свои проекты, которые иначе еще долго оставались бы нереализованными. Он любил свое дело и едва ли отказался бы от него, даже заполучив все деньги мира. Но слишком часто ему встречались волшебники и волшебницы, потерявшиеся в собственной праздности, проедающие и прогуливающие накопленные поколениями галлеоны. А еще это был отличный рычаг давления, и бабушка, Невилл прекрасно это знал, не постесняется им воспользоваться, если это будет казаться ей правильным и лучшим для него. Со временем он надеялся и родителей взять на свое полное обеспечение, но через полгода после победы они тихо ушли во сне друг за другом с разницей в пару дней. Словно дождавшись того, чего уже не могли ни осознать, ни отпраздновать, посчитали свой долг отданным.

— Эй, ну что тут у тебя? — нетерпеливо спросила Джинни, заглядывая через плечо. — Ох, мама в своем репертуаре, — усмехнулась она, разглядывая аккуратно расставленные на пледе тарелки и миски, неровные горки сладких булочек и стопки сэндвичей. — Этим можно накормить всю мою команду!

— Не знаю, я не жалуюсь, — заявил Невилл, устраиваясь на боку и с наслаждением откусывая большой кусок сэндвича с бужениной. — По-моему, миссис Уизли просто великолепна.

— Как и все Уизли, — дернула плечом Джинни, садясь напротив него по-турецки.

Переглянувшись, они фыркнули, и какое-то время тишину нарушали лишь звуки удовольствия от столь своевременной, сытной и вкусной, трапезы.

— А это что? — спросила Джинни, вытягивая из корзины пузатую глиняную бутыль. — О, — она вытащила пробку и, понюхав ее, хитро взглянула на Невилла. — Кажется, это твой сегодняшний приз, — заявила она, ловко разливая «приз» по стаканам.

Он все понял, едва сделав глоток. И тихонько прыснул, делая еще несколько глотков сладковатого, ароматного напитка красно-вишневого цвета.

— Ежевичное вино.

— Оно самое, — подтвердила Джинни, тоже смакуя на языке свежий, бархатистый вкус. — Между прочим, мамино фирменное.

— Знаешь, я бы, пожалуй, переехал жить в Нору, — заявил Невилл, жмурясь на солнце. — За такую еду и вино я готов оставить все свои дела и помогать миссис Уизли по хозяйству. Я бы разбил для нее прекрасный сад и ухаживал за огородом.

— Между прочим, моя мама уже занята, — напомнила со смехом Джинни. — А ты становишься обжорой похлеще моего братца.

Вот только у Рона уже наметился небольшой животик, заметно смягчились черты лица, да и в целом он излучал сытость и довольство. А у Невилла, что называется, корм шел «не в коня». Нет, он определенно окреп и возмужал, но чтобы найти жиринку в его теле пришлось бы хорошо постараться.

— Так, не заговаривай мне зубы, — сказала Джинни, отчего-то смутившись проскользнувшей в голове мысли, и отставила наполовину опустошенный стакан, пока мягкий хмель, ударивший в голову, окончательно ее не затуманил. — Лучше сделай мне комплимент!

Невилл прищурился и, прежде чем она успела объясниться, сказал тихо и, как ей показалось, вполне искренне:

— Ты очень красивая.

Джинни растерялась на долю секунды. Словно весь мир померк, оставив их вдвоем на клетчатом, засыпанном крошками пледе.

Было время, когда ей казалось, что Невилл немножечко влюблен в нее — с того самого бала, на котором она не сводила глаз с Гарри, а Невилл не сводил с нее. Не сказать, чтобы ей это не льстило, но она постаралась сразу дать понять, что никакие иные отношения, кроме дружбы, между ними невозможны. Он принял это. Конечно, принял. Как и ее дружбу. Шли годы, впечатления тех лет потускнели, но в эту минуту она вдруг снова почувствовала себя тринадцатилетней девчонкой, на которую с восхищением смотрит старшеклассник и говорит: «Ты очень красивая».

— Кхм, неплохо, — сказала она и провела руками по волосам, пытаясь смахнуть с себя странное ощущение. — Но не хватает оригинальности.

— Я так и думал, — удрученно сказал Невилл, но глаза его насмешливо блеснули.

— Невилл Лонгботтом, тебе действительно нужна моя помощь, или ты просто напрашиваешься на завтраки к Молли Уизли? — возмутилась Джинни.

— Ты меня раскусила, — фыркнул он и едва успел уклониться от полетевшей в него сливы. — Нет, Джинни, я серьезно, — наконец вздохнул он. — Это с тобой я такой смелый… запросто могу сказать то, что думаю. Но чем меньше я знаю человека… девушку, тем сложнее мне найти с ней общую тему для разговора. В голове шум, во рту каша — жуткое зрелище.

— Ну, во-первых, это совсем не обязательно — много говорить самому, они все сделают сами. Просто научись хорошенько слушать. Слушать! — она подняла указательный палец вверх. — А не делать вид.

— А во-вторых? — спросил Невилл, придвигая к себе поближе миску спелых слив, которыми так неразумно распоряжалась Джинни.

— А во-вторых, наведи справки. Выясни, чем она сейчас увлекается, с кем дружит и что ей нравится. Так у тебя будет сразу несколько тем для беседы, который наверняка ее заинтересуют.

— Смахивает на преследование.

— Ох, Моргана, дай твоей дочери сил, — закатила глаза Джинни. — Я же не предлагаю тебе нанимать частного детектива. Это абсолютно нормально: узнать о человеке чуть больше, прежде чем с ним сближаться. Вот что ты знаешь о Ханне, помимо очевидного?

— Не так много, если честно. Она милая, приветливая, любит поболтать с подружками. И у нее приятная улыбка.

«Не густо», — подумала про себя Джинни, но вслух этого говорить не стала.

В Хогвартсе они нередко оказывались с Аббот в одной компании, но добавить что-то к тому, что уже сказал Невилл, ей было нечего. Ханна действительно предпочитала женскую компанию общению с парнями. Училась средне, но любила травологию и подумывала о карьере целителя. Даже когда они бок о бок сражались в возрожденном «Отряде Дамблдора», Ханна держалась своих, и близкого общения между ними так и не случилось.

— Ну, как минимум одна общая тема у вас всегда есть в запасе.

— Верно, но нельзя же все время говорить об одной травологии.

— А чем она сейчас занимается?

— Ее отец выкупил у Тома «Дырявый котел», и она помогает ему заново наладить работу. Подумывает о том, чтобы когда-нибудь заняться целительством, но сейчас у нее совсем нет на это времени: отец привлекает ее ко всем делам, поскольку хочет полностью передать управление через пару лет. Собственно, там мы иногда и встречаемся… Но у нас никогда не хватает времени толком поговорить, а мне не хватает смелости пригласить ее куда-то еще.

— Скажи, — Джинни сделала серьезное и строгое лицо. — В этом и есть причина, да? Ты на все готов ради хорошего обеда? — на последних словах ее голос дрогнул.

Она ловко поймала летящую в нее сливу.

— На самом деле, я думаю, что она уже ждет не дождется, когда ты сделаешь первый шаг, — отсмеявшись, сказала Джинни. — И все твои страхи совершенно напрасны.

— Не знаю, — с сомнением сказал Невилл и вздохнул. — Проблема ведь не только в том, чтобы пригласить, но и что делать дальше. Как себя вести, что говорить…

— Ну, представь на ее месте меня, — предложила Джинни, не успев остановить себя.

Невилл пристально посмотрел на нее.

— Вряд ли у меня это получится. Но я могу попробовать.

«Нет, не пробуй», — почему-то захотелось сказать ей, но вместо этого она сказала:

— Конечно! Пусть вы не были особенно дружны в школе, но ты ведь давно ее знаешь. Мы вместе сражались, и у нас много общих воспоминаний, пусть и не совсем приятных.

— Или совсем не приятных, — поправил Невилл. — Наверное, этого я тоже опасаюсь. Не хочется превращать первое свидание в вечер памяти и скорби.

Джинни прикусила губу и кивнула, показывая, что понимает его. Им с Гарри пришлось в свое время хорошо постараться, чтобы заново написать свою историю, ту, в которой для жизни было гораздо больше места и воздуха. Тогда ей казалось, что они неплохо справляются…

— Луна снова рисует, — голос Невилла долетел до нее словно издалека, подхваченный ветром.

— Что? — она растерянно моргнула.

— Я встретил вчера Гермиону у Фортескью, и она сказала, что Луна снова рисует.

— Тем лучше для нее, — выдавила Джинни, чувствуя, как ее вновь окутывает темное, пыльное облако, от которого пересыхает в горле.

— Я никогда не думал, что дело во мне, — сказал Невилл. — Но, может, отчасти так оно и было. Я просто не был тем, с кем она снова сможет рисовать.

Джинни молчала, не зная, что на это сказать. Но, конечно же, кто лучше справится со спасением всех и вся, чем Гарри Поттер? Ее, Джинни, никогда не нужно было спасать. Отправляясь в опасное путешествие, ее можно было оставить на берегу и рассчитывать, что она сумеет позаботиться о себе.

— Ты все еще скучаешь по Гарри?

Джинни мотнула головой.

— Ты задаешь слишком откровенные вопросы для стеснительного парня… — начала говорить она, но сдалась под его внимательным, участливым взглядом.

Вообще-то, она терпеть не могла, когда на нее так смотрели — слишком часто за показной заботой таилось скрытое превосходство, но с Невиллом было иначе. Она верила в его искренность, а потому могла позволить себе показать слабость.

— Да… и нет. Я точно знаю, что поступила правильно. Но иногда это вообще не помогает. Я начинаю думать о том, что и когда сделала, а чаще — не сделала, или о словах, которые так и не сказала.

Невилл кивнул.

— Знакомо. Но сейчас я думаю — может, нам было просто не суждено? И никакие слова и поступки этого не изменили бы.

— Не уверена, что верю в это, — сказала Джинни, пожав плечами. — Разве не мы сами творим свою жизнь? Решаем, что суждено, а что нет?

— Философия решительных натур.

— Да уж. — Джинни помолчала. — Ладно, давай вернемся к твоей проблеме. Возьми меня за руку…

— Что? — брови Невилла удивленно приподнялись.

— На самом деле проблема же в этом, верно? — проницательно спросила Джинни. — Разговор это только половина пути.

— Допустим, — лаконично отозвался Невилл, а затем потянулся и накрыл ее ладонь своею — большой и теплой.

Джинни улыбнулась.

— Видишь, не так страшно, — сказала она, позволяя их пальцам переплестись.

Это было приятное чувство. Едва расставшись с Гарри, она с головой окунулась в мир беззаботного флирта и ни к чему не обязывающих отношений. Но так же быстро от них устала. Настоящая близость ощущалась иначе, и ощущения эти были куда объемней и глубже. Возможно, она просто поторопилась, стоило пережить необходимый «этап горевания», как выразилась Гермиона, а уж потом искать себе приключений. Но Джинни так не умела. Поэтому короткий бурный роман прекрасно помог ей справиться с острой болью, но не залечил более глубокую, лишь изредка напоминающую о себе рану. Когда сезон был в разгаре, когда она падала с ног от усталости и ложилась спать с мыслями о завтрашней тренировке или матче, никакие посторонние переживания не нарушали ее сон, не будили по утрам смутными предчувствиями и не накатывали приступами меланхолии одинокими вечерами. Потому что одинокие вечера были прекрасны: они давали время отдохнуть и набраться сил к следующему дню. Но стоило хоть немного замедлиться…

Вот почему было так приятно вновь ощущать эту близость. Это безоговорочное принятие. Эту ласку, даже если она предназначалась не ей. Или все же, хотя бы самую малость, ей?

Невилл все еще не убирал руки. Рассеянно поглаживая кожу на ее запястье большим пальцем, он достал палочку и стал медленно раскачивать ею из стороны в стороны, выводя незатейливые фигуры. И повинуясь его воле, сухие, словно сбрызнутые красной и желтой краской, листья встрепенулись и взмыли в воздух, извиваясь в дрожащем воздухе пестрой лентой. Наблюдая ее танец, Джинни позволила себе ни о чем не думать. Лишь чуть крепче стиснула пальца, безмолвно благодаря Невилла за то, что он сейчас здесь, рядом, за то, что выдумал какой-то совершенно идиотский предлог, лишь бы узнать, как она справляется, и за то, что не боялся говорить о том, что причиняло боль им обоим.

Когда-то Гарри сказал ей, что именно «Вингардиум левиоса», идеально исполненное Гермионой на одном из первых занятий, сделало ее объектом всеобщей зависти и восхищения. «Ну и раздражения тоже, конечно», — хмыкнул он тогда, наверняка имея в виду ее брата.

Что ж, времена меняются. И во всем, что касалось живого, дышащего, растущего и цветущего, Невилл давно превзошел их всех на голову. Вот только ему было все равно. Его никогда не заботили победы и титулы. И Джинни была бы рада научиться чувствовать и понимать окружающий мир хотя бы вполовину так хорошо, как он.

* * *

На следующий день зарядил моросящий дождик, так что полеты пришлось отменить. Невилл с самого утра прислал извинительное письмо, в котором говорилось, что непредвиденные обстоятельства не позволят ему сегодня вырваться из Лондона, и что он очень постарается наведаться в Нору завтра.

Лежа в постели и глядя в набухшее водой небо, Джинни думала о том, что слукавила вчера, говоря с Невиллом о предопределенности. Нет, она действительно не верила в судьбу, и все же когда-то очень давно убедила себя, что им с Гарри суждено быть вместе. И, кажется, перестаралась, встроив это веру куда-то в самую сердцевину своей личности. Но в то время иначе было просто нельзя: ее маленькое сердечко было отдано ему целиком, и даже помыслить о будущем, в котором он не станет ее единственным, было слишком невыносимо.

— Пришло время взрослеть, Джинни Уизли, — тихо сказала она самой себе.

Но сказать всегда проще, чем сделать, даже если ты прилагаешь все усилия, чтобы твои слова не расходились с делами.

А может, проблема не в Гарри, промелькнула на краю сознания неожиданная мысль? Или не только в Гарри. Может, все дело в том, что у нее ни в чем нет уверенности? В том, куда она движется, чего хочет от жизни… Да, она любит квиддич, но хочет ли она всерьез посвятить ему всю свою жизнь? Или даже молодость?

Слушая, как Невилл увлеченно рассказывает о предстоящей поездке, она поняла, что немного ему завидует. Что тоже хочет побывать во влажных и душных джунглях, отыскивая какой-то редкий, вполне возможно что несуществующий цветок, искупаться в холодных водах горной реки, подныривая под серебристую завесу глухо рокочущего водопада, хочет полюбоваться закатом в одной из хижин, которые специально строили высоко на деревьях, чтобы хоть как-то защититься от хищников. Нет, она не думала, что смогла бы вести такую жизнь постоянно, но в этом ведь и заключается прелесть юности, разве нет? Увидеть, узнать и попробовать как можно больше. Накопить впечатлений на целую серьезную взрослую жизнь. И нет, конечно же, она не хочет и не готова отказываться от квиддича, полеты всегда были и будут ее страстью. Но должно же быть место и чему-то еще…

Вздохнув, Джинни потянулась за книжкой, которую одолжила ей Гермиона.

«Для ума или для души?» — уточнила подруга, когда Джинни обратилась к ней с этой просьбой.

«А для тела можно?» — пошутила Джинни.

«Можно и для тела», — странно взглянув на нее, ответила Гермиона и выдала ей маггловскую книжицу в цветастой обложке.

Спустя полчаса чтения Джинни поняла, что Гермиона поняла ее слишком буквально.

— Кто бы мог подумать, мисс Грейнджер, младший помощник начальника Отдела магического правопорядка, — пробормотала она себе под нос, нетерпеливо скользя глазами по строчкам.

Хотелось скорее узнать: встретиться ли графиня Х. со своим верным другом в дальней беседке сада, и чем эта встреча закончится. Впрочем, Джинни уже догадывалась…

— Оу, — выдохнула она, заерзав под своим любимым плюшевым пледом.

Это был не первый эротический роман, который попал ей в руки, но авторы волшебных книг делали ставку на живые иллюстрации и не слишком-то вдавались в подробности. Картинки нередко сопровождались звуками, поэтому читать их можно было, лишь убедившись, что никто не прервет твое уединение. К тому же, у Джинни не слишком-то много времени оставалось на чтение, и в целом она предпочитала личный опыт любым, даже самым необузданным, фантазиям.

Но оказалось, что словами, красочными и подробными описаниями можно завести не меньше, а то и больше, чем откровенными картинками, которые скорее годились для озабоченных старшекурсников Хогвартса.

Шумно выдохнув, она снова попыталась устроиться поудобнее. А затем, недолго думая, наложила на дверь парочку заклинаний. Теплая ладонь уютно легла грудь, слегка подразнив сосок большим пальцем, а затем скользнула ниже, забираясь под резинку домашних шорт. Слегка запрокинув голову, Джинни прикрыла глаза, погладила кончиками пальцев нежную, увлажнившуюся кожу и мягко толкнулась внутрь. С губ сорвался тихий, протяжный стон. Возбуждение нарастало стремительно, закручиваясь в горячую, пульсирующую спираль в такт ее движениям. В голове проносились смутные, едва уловимые образы… никаких лиц… только крепкие руки, сжимающие ее бедра, широкая грудь, к которой она прижималась спиной… Наконец горячая точка внутри нее сжалась до невозможности, замерла на пару сладко-мучительных мгновений и выплеснулась через край, разливаясь теплой волной удовольствия, вымывая из головы все мысли, а из тела — напряжение. Несколько раз шумно вдохнув и выдохнув, Джинни потянулась и повернулась на бок, сворачиваясь клубком.

Дождь мягко барабанил в окно, в теле гуляли приятные отголоски недавнего оргазма, и, быстро провалившись в легкую дрему, она проспала до обеда.

— Давай я тебе помогу, — сказала Джинни, расправившись с тарелкой тыквенного супа и оглядывая кухню, все поверхности которой были заставлены банками самых разных размеров.

Несколько котлов в очаге тихо побулькивали, разнося по всему дому головокружительный аромат засахаренных яблок с терпким коричным привкусом и вареных груш с лимонной кислинкой. Но на самом деле здесь были намешаны десятки, если не сотни дразнящих запахов.

Мама варила джемы на зиму. Прежде в такие дни они с братьями старались убраться из дома как можно раньше, чтобы как можно дольше не возвращаться. Заготовка джемов была сродни медитации для Молли Уизли (по крайней мере, так однажды выразилась Гермиона, и, выяснив значение этого слова, Джинни была вынуждена согласиться), и она очень не любила, когда ее прерывали. Одной лишь Джинни и было дозволено иногда оставаться на кухне, выполняя простые, понятные поручения.

— Конечно, дорогая, если тебе этого хочется.

— Даже очень, — призналась Джинни, которой действительно хотелось занять руки и голову чем-то простым и понятным.

На крючке за дверью висел целый ворох передников, подаренных маме ее заботливыми, но не слишком изобретательными детьми. Джинни выбрала и подвязала тот, который сама купила прошлой осенью: по его краю вилась темно-зеленая тыквенная плеть с аккуратными золотистыми тыковками. Она купила его в маггловском магазине накануне Хэллоуина, не удержавшись, и Гарри пошутил что-то насчет ее просыпающихся кулинарных талантов. Когда передник провисел в углу без дела больше месяца, она отвезла его в Нору.

Дело у них заспорилось. Так что к приходу отца с работы на подоконнике выстроились длинные ряды разноцветных банок: янтарно-желтые, густо-зеленые, темно-фиолетовые и насыщенно-рубиновые, они заманчиво поблескивали круглыми боками. Солнце как раз выглянуло на горизонте, приподняв тяжелый дождевой полог, и в залившем комнату вечернем свете они напоминали россыпь разноцветных омытых волнами стекляшек на морском берегу.

Следующее утро выдалось погожим, хоть и ветреным. Пухлые облака стремительно проносились по небу, то пряча солнце, то выставляя его напоказ.

— Ну, что, Лонгботтом, очаруй меня и полетели? — лукаво спросила Джинни у появившегося на краю поля Невилла.

— Может, я лучше все-таки попробую тебя догнать? — предложил он, натягивая перчатки.

— Давай сфокусируемся на более реальных вещах, — фыркнула Джинни, седлая метлу и поднимаясь в воздух.

— Что ж, давай, — пробормотал Невилл себе под нос, резко взлетая следом и едва не коснувшись плеча Джинни, которая в последний момент вывернулась из-под его руки и понеслась прочь.

В этот раз ему снова не удалось ее догнать, но, по крайней мере, обошлось без позорных падений.

И с каждым днем его цель — мелькающий молнией рыжий хвост — становилась все ближе. А собранная им с собой еда все вкуснее.

— Как думаешь, это нормально, что мы пьем по утрам? — спросил как-то Невилл, одной рукой обнимая Джинни за плечи (очередное задание от его «строгой, но справедливой» учительницы), а второй поднося стакан с ежевичным вином к губам.

— Ну, я-то на отдыхе, — заметила Джинни. — Так что если за кого и стоит волноваться, то за тебя.

— Тогда хорошо, что я скоро уезжаю и не успею пристраститься к этому прекрасному образу жизни, — сказал он со вздохом.

— Ты уезжаешь? — обернулась к нему Джинни. — Но мне казалось, что твоя поездка запланирована на зиму.

— Появилась возможность отправиться раньше, — сказал он. — Это еще не точно, но, скорее всего, через неделю меня уже не будет в Англии.

— А как же… — Джинни запнулась, — Ханна? — быстро нашлась она. — И наши уроки? Они, что же, пропадут даром?

— Ну, я ведь уезжаю не навсегда, — напомнил Невилл. — Как раз наберусь храбрости, спасаясь от смеркута или очередного аллигатора. И потом, я почти полюбил летать — разве это не результат?

— Скорее побочный эффект, — задумчиво хмыкнула Джинни.

Слова Невилла об отъезде встревожили ее, словно с его отъездом она непременно вернется в некое «до», так и не достигнув столь желанного «после», но внятно сформулировать это ощущение она не могла.

Однако все это не имело значения. Невилл очень ждал этой поездки, и ей стоило порадоваться за него.

— Что ж, тогда пусть все сложится так, как ты хочешь, — сказала она. — И ты найдешь свой гадский жасмин.

— Капский, — улыбнулся Невилл. — И это его маггловское название. Но мне приятно, что ты запомнила. Капский жасмин обитает в субтропических лесах Японии и Китая, а тот, что мы хотим отыскать — его близкий волшебный родственник. Если верить нашим скупым сведениям и местным преданиям, он обладает уникальными лечебными свойствами. А его аромат усмиряет боль — причем не только физическую, но и душевную.

— Я бы посадила такой здесь, в Норе… так, на всякий случай.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Знаешь, спасибо тебе, — тихо сказала Джинни, положив голову ему плечо.

Невилл шумно выдохнул и чуть крепче прижал ее к себе.

— Тебе тоже.