Художница и её тень (гет)

Первый вдох был самым трудным. Эшли очнулась в темноте, почти не чувствуя своего тела, она даже не была уверена в его существовании. Единственное ясное ощущение — острейшая потребность в воздухе. Вот только в первое мгновение Эшли даже не могла понять, чем и как ей дышать. Девушке казалось, что она безнадёжно потерялась в этой темноте, и уже никогда не найдёт выхода к свету, к миру живых. Паника заполнила её целиком. Страх и удушье: вот и все чувства, которые у неё остались. Но когда потребность в кислороде стала совершенно невыносимой, тело неожиданно нашлось — судорожно, со свистом втянув в себя первую порцию воздуха. Эшли возвращалась к жизни. Краем сознания Эшли отметила какой-то шум, совсем рядом. Но сейчас она могла думать только об одном — дыхании. Когда же лёгкие наполнились кислородом, и в голове немного прояснилось, всё уже стихло. Она осталась одна в темноте.

Какое-то время Эшли лежала не шевелясь. Она боялась, что вслед за способностью дышать, вернётся и та невыносимая боль. Но боли не было, а ощущения понемногу прояснялись. Она уже различала в темноте очертания небольшой комнаты: стол, внушительный силуэт шкафа, колыхание занавески на приоткрытом окне. И скорее за счёт обоняния, чем зрения, Эшли почувствовала: это не больничная палата, а жилая комната, причём комната девушки или молодой женщины. К домашним запахам деревянной мебели, постельного белья и какой-то парфюмерии примешивался свежий аромат с улицы, и Эшли с удивлением отметила, что воздух летний.

«Нужно как-то подняться и найти, где здесь включается свет». Это оказалось не просто. Всё тело было как ватное, и каждое движение требовало максимальной концентрации. «Может, я была в коме, и поэтому мне приходится заново вспоминать, как двигаться?» Это могло объяснить летний воздух — последнее воспоминание Эшли относилось к началу осени — но по-прежнему оставался вопрос: почему она не в больнице?

Наконец, держась за стену и попадающуюся на пути мебель, Эшли доковыляла до двери. Как она и надеялась, выключатель оказался рядом, она нашла его наощупь. Небольшое усилие, и помещение залил яркий электрический свет. Это была не большая, но уютная комната в тёплой бежево-коричневой гамме. Эшли с одобрением отметила обилие книг: под них был выделен целый шкаф, и ещё несколько аккуратной стопкой располагались на письменном столе. Но сейчас из всей мебели её, прежде всего, интересовало зеркало.

С учащённым сердцебиением Эшли приблизилась к трюмо, опасаясь увидеть там какие-нибудь ужасные шрамы. Но из зеркала на неё смотрело привычное веснушчатое отражение, если не считать одной детали — длинных волос. Миссис Хиггинс всегда заставляла Эшли коротко стричься: «а то будешь ещё больше похожа на ведьму». Сейчас же её волнистые волосы доходили до талии. «Сколько же я пробыла без сознания, что они успели так отрасти?» Однако следующее открытие заставило Эшли забыть о волосах. Приподняв футболку, она ожидала увидеть хоть какие-то следы медицинского вмешательства, особенно на боку, там, куда пришёлся удар, но кожа была абсолютно гладкой. И что самое поразительное — исчез даже шрам от операции по удалению аппендицита, которую делали Эшли два года назад.

У Эшли закружилась голова: «Что же это со мной? Сначала летающий сиреневый шар, теперь — вот это. Может, всё это иллюзия? Или не реально то, что было раньше? Может, я сошла с ума, когда мама покончила с собой, и вся последующая жизнь мне просто привиделась?» Эшли провела рукой по поверхности письменного стола, словно искала у него поддержки. Стол был твёрдым, шероховатым на ощупь, и, кажется, не собирался никуда исчезать. Тут её внимание привлёк листок бумаги, весь исписанный мелким почерком. Похоже, это было письмо, Эшли даже нашла рядом вскрытый конверт. Она едва не вскрикнула от радости: теперь-то всё прояснится. Но письмо оказалось обескураживающим, уже начиная со своего адресата:

«Кому: Лили Эванс, Коукворт

От кого: Мэри Макдоналд, Ливерпуль»

«Так значит, я нахожусь в Коукворте?» Эшли совершенно не представляла где это, а вот имя получателя показалось ей знакомым. И в то же время каким-то… неуместным? Оно вызвало у Эшли чувство смутной тревоги, которую она попыталась развеять чтением письма:

«Привет, Лили!

Как проходят твои каникулы? Как с сестрой — всё так же дуется? Ей давно пора смириться с тем, что ты волшебница, а она — нет. Ты ведь не виновата в том, что оказалась талантливее.

Мои каникулы проходят как обычно, то есть тоска смертная. Ну почему, почему нам нельзя практиковаться в магии на каникулах, только потому, что мы — дети маглов? Это так не справедливо. Я убиваю время за чтением и прогулками. Вчера ко мне в парке подошёл мужчина лет сорока, уже с залысиной: «Милая девушка, можно с вами познакомиться?» Тут я не удержалась, отвечаю: «Можно. Только имейте в виду, что я не милая девушка, а самая настоящая ведьма». Надо было видеть его лицо — знал бы он ещё, что это правда! Честное слово, это был лучший момент за весь июль.

А ты как развлекаешься? Видела Северуса? Он, наверное, дежурит возле твоего дома. Ты по-прежнему не собираешься с ним общаться? Прости, я знаю, что уже надоела тебе с этой темой. Мне бы твою твёрдость…

Напиши когда собираешься в Косой переулок за учебниками. Мы могли бы там встретиться.

Скучаю, Мэри.

P.S. Ты уже получила фотографию от Марлин? Вы с Норой как всегда великолепны, а вот я выгляжу гадким утёнком…»

Теперь Эшли вспомнила, где она встречала это имя — «Лили Эванс» — в книге. В сказочной истории под названием «Гарри Поттер», а Лили Эванс ­­— так звали маму главного героя. Кажется, безумие этой ночи только что перешло на новый уровень. Оказаться в мире любимой книги детства… Это должно быть чей-то странный розыгрыш, какое ещё может быть разумное объяснение? Но руки у Эшли слегка дрожали, когда она искала ту самую фотографию.

Фотография обнаружилась на туалетном столике. На чёрно-белом снимке улыбались и махали руками четыре девушки в одинаковой школьной форме. И да, они именно махали. То есть изображение не было статичным, оно больше напоминало видеозапись о том, как четыре подруги собираются сфотографироваться. Одна из девушек — с вздёрнутым носом и короткими светлыми волосами — находилась в движении постоянно. Она то строила забавные рожицы, то принимала модельные позы, повязав вокруг головы полосатый шарф. Брюнетка с краю справа выглядела какой-то напряжённой, и всё время норовила уйти за край фотографии. Две девушки в центре композиции стояли приобняв друг друга за плечи. Одна из этой пары — со светлыми кудрями до плеч и грустными глазами ­— поразила Эшли своей утончённой красотой. «Такую девушку легко можно представить музой поэта или художника», — подумала Эшли не без лёгкой зависти. А во второй девушке она узнала себя. Или, во всяком случае, это был кто-то похожий на Эшли как сестра-близнец.

Эшли ещё раз посмотрела в зеркало: рыжие, цвета осенней листвы, волосы растрепались, зелёные глаза выражали растерянность. Ещё при первом прочтении книг о Гарри Поттере она, не без удовольствия, отметила, что вполне подошла бы на роль Лили Эванс. Похоже, теперь она эту роль получила. «Я — Лили Эванс. Что это — иллюзия? Прощальный подарок умирающего мозга? Или я и правда перенеслась в какой-то параллельный мир, где есть магия? Но что же тогда произошло с настоящей Лили Эванс?» Пока у Эшли не было ответов на эти вопросы. Она знала только одно — даже иллюзорная жизнь лучше смерти.

За всеми этими волнительными открытиями Эшли и не заметила, как рассвело. При дневном свете комната выглядела ещё уютнее. Вся эта атмосфера нормальной обустроенной жизни никак не сочеталась с той абсурдной ситуацией, в которой оказалась Эшли. Она в чужом доме, в чужом теле, и, кстати, ещё и в чужом времени. Эшли было бы легче принять произошедшее, если бы она пришла сюда через сияющий портал, или вынырнула из волшебного лесного озера… Хотя и в этой обыденной обстановке было кое-что странное. Эшли даже удивилась, что не обратила на это внимание сразу: расстелена была не только кровать. Небольшой диванчик рядом с книжным шкафом так же был накрыт простынью и одеялом, причём постель была заметно примята. «Кто-то ещё был здесь сегодня ночью». Тут она вспомнила шум, который слышала после пробуждения: «Кто-то был здесь со мной, но сбежал, пока я вспоминала, как дышать. Почему?»

Никаких других признаков присутствия незнакомца Эшли не обнаружила, если не считать длинного пера, которое лежало на полу рядом с диваном. Перо по форме походило на павлинье, но только совершенно чёрное. «Странные птицы водятся в Коукворте». Девушка подняла перо и убрала его в верхний ящик письменного стола.

Возможно, у неё просто разыгралось воображение, но когда Эшли закрывала ящик, ей показалось, что большая чёрная птица с длинным хвостом промелькнула в ветвях деревьев и исчезла.

Завершив беглый осмотр спальни, Эшли отправилась исследовать остальной дом. С радостным любопытством отмечала она приметы другой эпохи: выключатели и розетки непривычного дизайна, стиральная машина старого образца в ванной, кассетный магнитофон и даже граммофон в гостиной.

Можно было бы ожидать, что Эшли почувствует себя как в музее, но это было не так. Для музейных экспонатов время замерло, превратив их в памятники самим себе. А эти вещи жили, здесь и сейчас они были актуальны, и это каким-то образом ощущалось. Эшли даже отказалась от версии с иллюзией — настолько реальным и полноценным казался этот мир.

Особый её интерес вызвал коричневый ящик с выпуклым стеклом в одной из стенок — телевизор. Эшли как раз собиралась его включить, ощущая трепет путешественника во времени, когда звук отпираемой двери заставил её застыть посреди комнаты. За всеми последними событиями и открытиями, Эшли как-то совершенно забыла, что она заняла чужое место. Что ей предстоит притворяться родной дочерью перед совершенно незнакомыми людьми.

Так она и стояла с видом вора, застигнутого на месте преступления, когда в комнату вошли двое: мужчина и женщина. Женщина лет сорока, с тонкими чертами лица, первой заметила Эшли и радостно улыбнулась:

— Лили, ты уже встала!

Но тут же выражение радости на её лице сменилось тревогой:

— Что случилось, дорогая? У тебя такой вид, словно ты встретила призрака.

А Эшли и правда увидела призрака, даже двух. В рыжеволосой женщине она узнала свою покойную мать — правда, в её воспоминаниях мама никогда не выглядела столь живой как сейчас. А в мужчине она узнала отца — явно старше, чем на фотографиях, каштановые волосы на висках уже тронула седина, но зелёные глаза светились той же доброй иронией. Мама рассказывала, что получить серьёзный ответ от него можно было только в особых случаях. Так что даже предложение руки и сердца она сначала приняла за шутку. Но в её мире этот остроумный человек погиб так банально, обыденно — в автомобильной аварии. А здесь… У Эшли мелькнула безумная мысль: «Может это загробный мир? То самое, обещанное религией, воссоединение с близкими?»

Мать и отец, тем временем, обменялись обеспокоенными взглядами и снова повернулись к Эшли, ожидая ответа.

— Наверное, смотрела всю ночь фильмы ужасов про своих собратьев по профессии, — раздался язвительный голос откуда-то из-за спины отца.

Обладательница голоса показалась через минуту. Это была высокая худенькая девушка с узким лицом, тонким длинным носом и острым подбородком — даже внешность её вызывала ощущение чего-то колючего.

— Туни, не надо так, — упрекнула девушку мать.

— «Зависть — секира души», — процитировал отец, похоже — не в первый раз.

Петунья бросила на отца хмурый взгляд и молча вышла из комнаты. Только её каблуки сердито простучали вверх по лестнице.

Хоть эту сцену и нельзя было назвать приятной, она помогла Эшли сбросить оцепенение.

— Всё в порядке, мама, — Эшли постаралась, чтобы голос звучал бодро, — просто слишком долго смотрела телевизор.

Она не могла сказать им правду. Да и что бы она сказала? Что на самом деле они умерли, и всё это иллюзия? Или что она прибыла из параллельной реальности и заняла место их дочери? Эшли подошла и обняла их по очереди. Проглотив трудный ком в горле, она сказала единственную правду, которой могла сейчас поделиться:

— Я так рада вас видеть!