Право на крылья (джен)

Тогда

Кис Шадис создавал впечатление человека недосыпающего, предпочитающего нормальной еде крепкий кофе и не особенно уважающего понятие "кадет" как таковое. Двенадцатый главнокомандующий Разведкорпуса с неохотой смирился с предложенной молодым и инициативным Эрвином Смитом тактикой, однако лишать себя удовольствия пользоваться властью и ею же наслаждаться не стал. С особенным упоением принялся за молодые умы, взяв на себя управление Кадетским училищем, и не торопился перекладывать инструкторские обязанности на чужие плечи — обучал кадетов самостоятельно.

В этом были свои плюсы и минусы. В числе первых — вмиг слетающий с сопляков налёт самоуверенности и наивности. Не особенно хорошо представляющие себе военные реалии кадеты зачастую не отличались ни уважением к дисциплине, ни хоть сколько-нибудь трезвым представлением о том, что творится за Стенами. Они кичились собственной мнимой храбростью и жертвенностью, однако в решающий момент оказывались не способными ни принять нужное решение, ни проигнорировать свои нужды в пользу потребностей команды. Раззадоренные гуляющими среди населения байками о Разведкорпусе, прельщённые безопасностью и прибыльностью Военной полиции, недостаточно смелые и амбициозные, но наслушавшиеся праздных речей солдат Гарнизона, они шли в Кадетское училище, мечтая о славе, почёте и богатстве. Мало кто из них на самом деле понимал, что из двух сотен поступивших лишь два десятка будут приняты в Разведкорпус, не больше десяти получат право вступить в ряды Полиции, а вступят — от силы пятеро. Оставшихся распределят по отрядам Гарнизона, и те вряд ли когда-нибудь окажутся способными противопоставить Титанам хотя бы что-нибудь, кроме пропитых, прокуренных, не слишком приятных на вкус тел. Впрочем, какая разница — Гиганты никогда особенно не озадачивались качеством поглощаемой еды.

Среди минусов значилась абсолютная категоричность Шадиса — неспособность разглядеть в слабости потенциальную силу, а учитывая и без того немногочисленную армию, безжалостный отсев в первые месяцы обучения не слишком радовал руководство.

В то же время, что лишало армию пушечного мяса, то спасало задницы нерадивых кадетов. Быть может, незначительная отсрочка, но жизнь казалась особенно ценной, когда висела на волоске.

— Перестань трястись, никто не попадает в первый состав после первого отбора. — Огивара перекатывался с носков на пятки, пока Шадис был слишком занят тем, что буравил взглядом недовольного распределением кадета и нетерпеливо кусал губы, словно прошедшие два часа, едва не убившие большую часть новобранцев, ничуть его не утомили. — Мы тут всего две недели — никто звёзд с неба не хватает.

Куроко невесело улыбнулся, оттирая пот со лба, и попытался выкинуть из головы то, как он неловко навернулся на полосе препятствий — колючая проволока, протянутая над грязным, специально размытым участком тренировочного поля, напоминала о себе дырявой формой и разодранной до крови саднящей кожей спины.

— Первый? — устало выдохнул он. — Я удивлён, как меня вообще не погнали со двора.

— Брось, ты был не так уж и плох, — полушутя откликнулся Шигехиро и ткнул лучшего друга в бок.

Рёбра тут же отозвались протестующей болью, но сил вслух возмутиться или продемонстрировать недовольство ещё как-нибудь, кроме лёгкого изгиба бровей, у Тэцуи попросту не осталось.

— Спасибо, конечно, но не стоило.

— Да пожалуйста.

— Нет, я не об этом, — смущённый необходимостью пояснить, добавил Куроко. — Ты мог пройти во второй состав, однако...

— Эй. — Шигехиро сурово нахмурился и, оглянувшись на всё ещё причитающего инструктора, повернулся к нему всем корпусом. — Ты серьёзно думаешь, что одно моё желание показаться хуже, чем я есть, могло убедить Шадиса в необходимости распределить меня в третий состав?

— Ты специально сорвался с каната, — еле заметно качнул головой Тэцуя.

— С чего ты взял?

— Я наблюдал, — пожал плечами тот, и на это Огиваре ответить было нечего — в чём-чём, а в искусстве наблюдения и анализирования Куроко с детства был мастером, подмечал даже сокрытое и никогда не упускал самые незначительные на первый взгляд мелочи. Такова была реальность и спорить с ним сейчас — дело неблагодарное и заведомо обречённое на провал.

— Туше, — легко признал Шигехиро, и Тэцуя, не сдержав улыбки, продолжил:

— И кроме того...

— Отставить болтовню! — громоподобным голосом прекратил разговоры Шадис, и Тэцуе ничего не осталось, кроме как взглядом пообещать закончить разговор позже. — Теперь, когда зарвавшийся молокосос перестал мужественно наматывать сопли на кулак, вернёмся к распределению... — прокашлялся, недовольный тем, что пришлось отвлечься, и снова открыл свиток со списками. — Последний кадет второго состава — Цучида Сатоши!

Распределённый проследовал к уже отобранным членам второго состава и довольно хлопнул по ладони одного из товарищей. Куроко озадаченно уставился на оставшихся нераспределёнными пятерых кадетов, но прежде чем он задал вертевшийся на языке вопрос, разделяемое им недоумение высказал Шигехиро:

— А эти что? Они же впереди планеты всей, почему...

— Первый состав! — громко объявил Шадис, и по нестройным рядам новобранцев прокатился изумлённый рокот. — Аоминэ Дайки, Акаши Сейджуро, Кисэ Рёта, Мидорима Шинтаро и Мурасакибара Ацуши!

Пятеро парней, не сговариваясь и даже не переглянувшись, проследовали к отведённому для первого состава участку плаца, встали небрежно, но удивительно ровно, словно держаться так — по-армейски прямо и по-особенному гордо — им помогала интуиция. Устремили взгляд вперёд, но мимо инструктора, и распределением, казалось, удивлены не были. Только солнечный, соломенно-светлый Кисэ Рёта пытался незаметно дёрнуть за рукав форменного пиджака стоящего рядом Аоминэ, но и он вытянулся по стойке смирно, стоило Акаши бросить на него один-единственный, слегка раздражённый поведением товарища взгляд.

— Итак, мелюзга...

Шадис принялся с особым упоением рассказывать, как именно работает рейтинговая система Кадетского училища, а Куроко всё смотрел на стоящий чуть в стороне ото всех первый состав и впервые за всё то время, что Огивара грезил Разведкорпусом, а он слепо следовал за ним, захотел быть совсем немного, каплю сильнее.

Сейчас

14 апреля 854 года

Эрвин Смит умел плести из самых некрасивых слов красивое кружево. Об этом мог рассказать каждый вступивший в Разведкорпус кадет. Но немногие из них успевали понять, что принятое ими за сплетённое без помощи челнока фриволите не более чем паутина — умирали раньше.

Никто из нас не входил в их число, но сегодня, ведомый отчаянным желанием узнать хоть что-нибудь сверх озвученных Смитом фактов, я впервые попытался прочесть ответы на мучавшие меня вопросы на лице командира отряда Ракузан.

И также впервые — почувствовал себя угодившей в ловушку мухой. Глаза Акаши никогда не казались мне такими чужими.

Дорога до Стохеса занимала в среднем около шести часов, и Куроко не готов был признаться в этом вслух, но на сей раз он предпочёл бы карете езду верхом. После экспедиций тело наотрез отказывалось садиться в седло: ныли бёдра, таз и спина, цокот копыт болью отдавался в позвоночнике, и единственной мыслью по прибытии в город оставалась только жгучая потребность рухнуть на ближайшую горизонтальную поверхность и не подниматься до тех пор, пока измученные УПМ мышцы не перестанут ныть. Мягкая обивка кресел в карете представлялась подарком небес, но сегодня у Тэцуи не было ни сил, ни желания делить с отрядом неловкое молчание, что густым сиропом разливалось по тесному экипажу.

В город отправился только основной состав Сейрин, отсутствие Рико в данном случае избавляло его от новых, слишком метких вопросов учёной и не могло не радовать, но клокочущая злость Кагами компенсировала отсутствие Айды с лихвой. Тот, казалось, вот-вот схватит его за грудки и попытается силой выпытать то, что никогда не удавалось выведать словами, и единственное, что удерживало его от немедленной глупости — не терпящий возражений взгляд Хьюги.

Командир буравил взглядом шумного первогодку, не давая ему и рта раскрыть, а Куроко ловил себя на том, что подобное его скорее забавляет, чем раздражает. Неумение напарника сдерживать свои даже самые незначительные порывы было отчасти даже очаровательным и до тех пор, пока не снижало его эффективность, безопасным.

Это наблюдение Тэцуя сделал ещё будучи кадетом. До окончания обучения оставались считанные дни, когда Шигехиро, смешливо подмигнув, кивнул на двух рычащих друг на друга недругов и заявил:

— Как две капли воды, вот и цапаются.

Здесь Куроко был с ним — и со всяким, кто так считал — категорически не согласен, но именно из возведённого в ранг вражды соперничества Аоминэ и Кагами он сделал выводы о вспыльчивой и нетерпимой натуре Тайги.

Да, в одном они с Дайки действительно были похожи: манера вести бой напоминала охоту дикой кошки на уступающую в уме, скорости и ловкости добычу, однако на этом сходство и заканчивалось, потому что там, где Кагами был ревущим тигром, Аоминэ скорее походил на притаившуюся во тьме чёрную пантеру. Тайга был шумным по определению и безо всякого на то повода, Аоминэ же без видимой на то причины или определённой для себя выгоды голоса не повышал. По необходимости заносчиво-снисходительный и демонстративно-склочный, он обыкновенно был плавным, как его имя, и тягучим, как голос. Лукавый чёрт спецотряда Тейко — мало кто подозревал в нём подвох, и именно об это спотыкался.

Кагами хитрости и лукавства был лишён и, в отличие от того же Дайки, не видел разницы между отношениями внутри отряда и вне его.

— Спрашивай, — негромко, стараясь добавить в голос просительных ноток, проговорил Тэцуя и коротко улыбнулся в ответ на мелькнувшую в глазах Хьюги благодарность — несмотря на то, что Изуки и Киёши были последними, кого можно было упрекнуть в слабодушии, очевидное бешенство Кагами начинало нервировать и их тоже.

Тайга громко фыркнул, вероятно, выражая таким образом своё крайне скептическое отношение к попытке напарника сделать из приказа просьбу, и повернулся, наконец, к нему лицом.

— Когда ты начнёшь мне доверять?

Куроко тихо вздохнул, чувствуя привычное раздражение и вместе с тем лёгкое облегчение: говорить о чувствах он не умел и не любил, испытывал затруднения и неловкость, если возникала подобная необходимость, однако такая прямолинейность и явный призыв к откровенности со стороны напарника означали, что двусмысленных вопросов от него по-прежнему ждать не приходится. Чего, конечно же, нельзя было сказать о вмиг потерявшем всякий интерес Джумпее. Тот пока не считал нужным спрашивать Тэцую о случившемся год назад лично, однако к разговорам двух первогодок часто прислушивался.

В этом Хьюга вообще преуспел. Он был старше первогодок на пять лет и для своего возраста довольно быстро продвинулся по службе. В этом была заслуга не только превосходных физических и интеллектуальных данных, но и умения сплачивать вокруг себя людей: он чувствовал отряд, умело находил общий язык даже с самыми несговорчивыми из новобранцев и держал особенно строптивых в узде. Талантливый лидер, один из немногих, кто, несмотря на молодой возраст и отсутствие за плечами громких побед, имел силы и характер вести за собой.

— Я доверяю тебе, — тихо отозвался Куроко. — Поверь, не так уж много людей, которым бы я безоговорочно доверил свою спину. Но в этот раз я не мог...

— Речь не об этом, — перебил его Тайга, и прозвучало это так, словно Тэцуя не понимал очевидного и этим уже скорее раздражал, чем удивлял. — Я знаю, что тогда ты был вынужден действовать в одиночку. Я говорю о том, что происходит всякий раз, как вылазка заканчивается!..

— Не все нуждаются в публике, Кагами, — терпеливо возразил Тэцуя.

— Но ты ведь и не одиночества ищешь, — выпалил Тайга и тут же смущённо покраснел. Досадливо вздохнул и отвернулся, не в силах посмотреть ни на нахмурившегося напарника, ни на покачавшего головой Киёши.

Тэцуе вовсе не нужны были его случайные оговорки — Кагами не слишком-то позаботился о том, чтобы его вмешательство осталось незамеченным, когда запихивал блокнот в сумку. Но приводить в качестве аргументов неверные выводы, сделанные из без спроса прочитанных заметок, было по меньшей мере неразумно. Куроко догадывался, что рано или поздно тот не выдержит и воспользуется единственной приоткрытой дверью. Он даже ожидал, наверное, что подобное обернётся сиюсекундным скандалом и неизбежным выяснением отношений, поэтому, обнаружив неаккуратно запиханный в сумку блокнот, немало удивился, что Тайга свою очевидную обиду умолчал. На него похоже было мало, и вот теперь, когда он опрометчиво швырнул ему в лицо нелепое обвинение, Куроко почти разочаровался — тонкости он, разумеется, не ждал, но рассчитывал по меньшей мере на честность.

— Ты читал мой дневник, — констатировал Тэцуя.

— Не то что бы ты его прятал, — защищаясь, отозвался Тайга.

— Не думал, что в этом есть необходимость. — Куроко коротко поморщился, усилием воли давя так не вовремя всколыхнувшуюся злость, и отвернулся к окну. — Проблема как раз в этом, не находишь?

Нападать в ответ — тактика не совсем верная. Здесь нужно было действовать иначе, тоньше. Не упрекать, ожидая, что прямое указание на ошибочность его суждений побудит прислушаться к здравому смыслу, а пойти на попятную, извиниться, выставить виноватым себя и популярно объяснить, что Тайга тут ни при чём. Дело в нём, в Куроко, и, да, это проблема, да, её нужно решать и помощь ему, вероятно, всё же нужна. Говорить нужно было простыми и короткими предложениями, в этом Кагами иногда до смешного походил на Мурасакибару: тот тоже в ответ на призыв к благоразумию имел поганую привычку дуться и брать окружающих измором, пока кто-нибудь (Кисэ) не покупался на эмоциональный шантаж и не выманивал его из старательно сплетённого кокона невесть где добытым шоколадом.

Но сказанного не воротишь, а Куроко не был Кисэ Рётой. Совсем.

Оставшийся до Стохеса путь тишину в карете нарушал только цокот копыт, шум колёс и негромкое сопение Изуки. Иногда от роли командного игрока уставал даже Тэцуя.

* * *

Город встретил их тревожным любопытством горожан, буйной радостью детей, чинным спокойствием Военной Полиции и огромным скоплением членов Разведкорпуса возле здания Суда. Крылья на зелёных плащах мелькали перед глазами тут и там, разведчики перемешались между собой, не делясь на отряды, суматошно обменивались рукопожатиями, делились последними новостями, тихо перешёптывались и искоса поглядывали на тяжёлую дубовую дверь.

Командиры подразделений к устроенной младшими суете не присоединялись. Держались поодаль и говорили неохотно, словно каждый из них боялся, что любая неосторожно обронённая сейчас фраза с потрохами выдаст их растерянность или же, напротив — осведомлённость. Впрочем, Акаши среди командиров не показывался, а он, пожалуй, был единственным из них, кому Эрвин мог сообщить причину собрания до того, как оно состоится.

Не разглядев среди галдящей толпы ни одной из знакомых макушек, Куроко облегчённо выдохнул, последним вышел из кареты и уже успел понадеяться, что, возможно, двое суток в городе пройдут лучше, чем он успел себе вообразить по пути сюда. Понадеялся и тут же отвесил себя мысленного пинка — в те редкие моменты, когда действительно было позарез нужно, он умел быть тихим и нападал исподтишка.

— Куроко-чи!

— Не называй меня так, — угрюмо буркнул Тэцуя и машинально скинул с плеч тяжёлую руку бывшего товарища.

Рука тут же вернулась обратно, Рёта ощерился в белозубой улыбке и показательно проигнорировал мелькнувшее на лице Куроко застарелое смирение. Горечь в глазах тут же отошедшего Кагами тоже, но этого он, скорее, просто не заметил. Махнул рукой Касамацу, то ли спрашивая разрешения, то ли ставя перед фактом, и утащил Тэцую в сторону.

— Ты не ответил на моё письмо, — обиженно, но, нужно отдать должное, негромко, протянул он и уселся на ступеньку.

Из-под форменного пиджака выглядывали свежие бинты, а камень наверняка был холодным: ночи в Стохесе стояли нежаркие, а солнце едва взошло, но беспокойство за здоровье сверкающего засранца в список обязанностей Куроко больше не входило. И раньше напоминавшее болезненную паранойю, сейчас оно было попросту излишним. Смешным, неуместным и...

— Просто царапина, — довольно сверкнув глазами, как бы невзначай оповестил Кисэ.

И очевидным, да.

— Неинтересно. — Тэцуя нахмурился и мотнул головой.

— Ага. Ну так что с письмом?

— Не успел прочесть, — покорившись Судьбе и решив, что Рёта сегодня — вариант не самый худший, отозвался Куроко. — Мы отправились сюда почти сразу с экспедиции.

Кисэ склонил голову к плечу, внимательно вглядываясь в лицо призрачного разведчика, и чуть подался вперёд.

— Что-то случилось?

Такое необыкновенное умение сопереживать плохо вязалось с лицом балагура и повесы. Невероятная по своей силе эмпатия Рёты ещё во времена Тейко приносила как пользу, так и вред: чутко реагирующий на душевное состояние товарищей по отряду Кисэ мимикрировал под настроение каждого, многократно каждую эмоцию в себе приумножал и в итоге выдавал бурю пострашнее, чем тот, чей страх, гнев, боль, грусть или отчаяние он прочитал. Гасить приходилось всем подразделением, но в том и заключался секрет — успокаивая полыхающего Рёту, Тейко забывали о собственных проблемах.

— Кавахара погиб.

Произнести это вслух сейчас оказалось проще, чем услышать то же самое из уст Айды на пороге дома Коичи.

Они с Кайджо контролировали соседние территории, нередко сталкивались во время вылазок, а иногда и вовсе вынуждены были организовывать совместные экспедиции. Касамацу и Хьюга были старыми друзьями, Кисэ — единственным, с кем Куроко общался после распада Тейко, и отряды волей-неволей неплохо друг друга знали. Неплохо, но недостаточно хорошо, чтобы известие о гибели одного из Сейрин Рёту шокировало — в тёплых, янтарных глазах не было ни тёмной, густой боли, ни ядовитой ярости, что читались на лицах семьи Кавахары. Не было в них и холодного равнодушия, на которое, по твёрдому убеждению Куроко, Кисэ попросту не был способен.

Чужие боль и ярость выводили из равновесия, безразличие злило, но вот это — тихое сострадание и осторожное, хрупкое участие — это успокаивало.

— Мне жаль, — негромко отозвался Рёта.

Тэцуя благодарно кивнул, прислонился к перилам в шаге от Рёты и скрестил руки на груди.

— Мы поэтому здесь? — кивком головы указав на Зал Суда, спросил Кисэ.

Тэцуя недоумённо нахмурился и обернулся к бывшему товарищу по отряду. Вопрос был странным: в Разведкорпусе гибли часто, смерть была не в новинку, часто одно убийство оказывалось страшнее и грязнее предыдущего, но если бы по каждому погибшему созывали срочное собрание, разведчики бы из Зала Суда не выходили. Смерть Кавахары больно ударила по Сейрин, но в ней не было ничего, что заслуживало...

— Откуда ты знаешь? — не сумев до конца скрыть любопытство, спросил Куроко.

— На вас напали, но вы не воспользовались ни нашим сектором, ни сектором Шутоку, чтобы вернуться назад. Что-то пошло не так, — беззаботно пожал плечами Кисэ, но под тяжёлым взглядом Тэцуи тут же смутился. — Ну и наши с вами командиры начинают говорить о Титанах раньше, чем поздороваются.

— Что именно говорить? — мгновенно напрягся Куроко.

— Ничего из того, что заставило бы нас переживать, — быстро успокоил его Рёта. — Но они далеко не идиоты. — Он потёр одну ладонь о другую и, убедившись, что вокруг нет лишних ушей, тихо спросил: — Перевёртыши?

— Нет, — покачал головой Куроко. — Они даже не были девиантами, если на то пошло, но создавалось ощущение, словно... Словно они прислушивались. Обратно мы шли по той же самой дороге и ни на одного не наткнулись, а обычные Гиганты сами по себе от кровавой тропы бы не отошли.

— Приказ?

— Чей?

— А разве много вариантов?

На самом деле на один больше, чем думал Кисэ, но Куроко точно знал — сам он Титанам уходить не приказывал. Просто не мог, потому что не знал как, а единожды получившееся было не более, чем случайностью. А Акаши...

— В этом нет логики, — не так уверенно, как хотелось бы, возразил Тэцуя.

— Верно, — поднявшись, согласился Рёта. — Но давно ты его видел?

Слишком давно, чтобы сейчас быть хоть в чём-нибудь уверенным, но даже в худшие из времён Сейджуро не отдал бы приказа о нападении на отряд Разведкорпуса. С Куроко или без — неважно, он был кем угодно, только не монстром. Что до требования отступить, то мысль об этом теплом отзывалась в сердце, но едва ли имела право на существование: сектор Ракузана располагался на диаметрально противоположной территории, чтобы среагировать вовремя, Акаши пришлось бы постоянно наблюдать. А в этом теперь ни нужды, ни смысла. Прощаясь тогда, в день распада Тейко, они сожгли все мосты.

— Иногда я ненавижу себя за то, что ничего не могу им рассказать.

— Что? — вынырнув из сумбурных размышлений, переспросил Куроко.

Кисэ смотрел за спину призрачного разведчика на по-прежнему разговаривающих Хьюгу и Юкио и выглядел обидно спокойно для того, кто секундой ранее вынудил Тэцую усомниться в наличии у бывшего командира Тейко сердца. Он выглядел так, словно прозвучавшее вслух обвинение не было для него чем-то страшным, словно сама мысль о подобном не вызывала у него ужаса и уж тем более не удивляла.

— Ты никогда не думал, что расскажи мы им всё, бороться было бы легче? — вопросом на вопрос ответил Рёта, не видя, по всей вероятности, в своих предположениях ничего предосудительного.

И в своих чувствах тоже — раньше Тэцуя был единственным, кто считал, что "легче" и "вместе" всегда идут друг за другом.

— Ты изменился, — оторвавшись от перил, заметил Куроко.

— А?.. — Рёта смущённо взъерошил макушку и несмело улыбнулся. — Нет, просто... Они хорошие. Не как вы, не семья, но хорошие.

Тэцуя качнул головой, показывая, что понял, о чём он пытался сказать, и вместе с ним двинулся к зовущим их командирам.

— И всё равно не наболтай лишнего, — бросил он напоследок. — Не сейчас.

Кисэ махнул на прощание, ловко уворачиваясь от меткого подзатыльника Юкио, и вместе с остальными Кайджо прошёл в Зал Суда. Куроко же присоединился к ожидающим его Сейрин, зябко повёл плечами, пытаясь избавиться от посеянных Рётой зёрен сомнения, и взглядом ответил капралу, что всё в порядке и они могут идти.

Правда в порядке, и правда могут, Хьюга.

И нет, Кагами, Кисэ не враг.

* * *

Отряды расселись по трибунам, на сей раз молча и строго на отведённые им места. Зал был достаточно большим, чтобы разместить в себе все три военные организации, и сейчас, когда на собрании присутствовала лишь часть Разведкорпуса, казался почти пустым и оттого больше обычного. Гул от нескольких десятков голосов отражался от стен, концентрировался под куполом потолка и эхом отдавался в ушах.

Кагами сидел привычно по правую руку от Тэцуи и бездумно смотрел на противоположную сторону зала.

Куроко проследил за его взглядом и наткнулся на флегматично теребящего застёжку плаща Химуро. Тэцуя не смотрел, но видел — рядом с ним горой возвышался Мурасакибара, чуть правее, среди как всегда собранных Шутоку, чопорно выпрямив спину, устроился Мидорима. Солнечный Кисэ ёрзал на стуле возле Касамацу, и призрак многое бы отдал, чтобы не видеть и не чувствовать ничего кроме. Но он знал — по центру зала, точно напротив трибуны расположился отряд Ракузан во главе с Акаши. А выше, за ними, грозовой тучей, словно адсорбируя на себе всю тьму Зала Суда, сидели дикие, опасные Тоо. Момои пыталась незаметно ткнуть в бок нахально развалившегося на стуле Аоминэ, и Куроко будто бы услышал беззлобное, ленивое: «Сацуки, отвали».

Отвернуться вышло ровно за мгновение до того, как Аоминэ, словно почувствовавший внимание дикий зверь, безошибочно нашёл его в толпе.

Стоящий в зале тихий гул сошёл на нет, когда справа от трибуны скрипнула дверь и на судейскую ложу друг за другом прошли Дарис Закклай, Эрвин Смит и Дот Пиксис. Последний был единственным, кто смотрел не себе под ноги и не на дубовую поверхность стола, а прямо в зал. Улыбался лукаво и весело щурил глаза, словно перед ними были его собственные, добившиеся немалых успехов подчинённые, а вовсе не птенчики Эрвина.

Забавляющийся Пиксис, впрочем, ничего необычного из себя не представлял: он всегда был слегка навеселе. Каждый, кто был с ним хоть сколько-нибудь знаком, понимал, что улыбка на губах отнюдь не делала из него доброжелательного человека, но если выбирать из них трёх, то глава Южного округа, без оглядки на часто излишнюю прямолинейность, был на порядок честнее.

Куроко не доверился бы ни одному из них. Он слишком хорошо знал правила этого мира и искренне уважал Эрвина за способность поступиться человечностью ради победы, но когда дело касалось заседаний, подобных этому, наихудшим кандидатом на роль оратора был именно Смит. Он не имел привычки сглаживать острые углы, и когда отправлял людей на смерть, предупреждал об этом заранее. Прямым текстом, если уметь слушать. Но сейчас в зале сидели только основные составы шести отрядов, те, кто уже знал, что ждёт их за Стенами. Знал, как просто умереть, на мгновение позволив себе поставить личное выше общечеловеческого. Сейчас мало было простых приказов — добившиеся места в основном составе имели право знать не только то, что нужно сделать, но и то, почему сделать необходимо именно так.

В идеале, разумеется. В реальном мире это так не работало.

— Настоящим приказом Верховного Главнокомандующего утверждаются порядок и сроки перевода основных сил Разведкорпуса в Трост. Всем командирам шести подразделений приказано организовать своевременное прибытие отсутствующих здесь действующих разведчиков среднего ранга, убедиться в исправности устройств пространственного маневрирования и выбрать по одному караульному на пятичасовую смену. С этого момента Разведкорпус переходит в режим полной боевой готовности, — ровным голосом объявил Эрвин и непроницаемым взглядом обвёл каждого из капралов. — На южном краю Стены Роза были обнаружены многочисленные группы Титанов. Согласно нашим данным, они организованно движутся к внешним воротам.

14 апреля 854 года

...сегодня, ведомый отчаянным желанием узнать хоть что-нибудь сверх озвученных Смитом фактов, я впервые попытался прочесть ответы на мучившие меня вопросы на лице командира отряда Ракузан.

И также впервые — почувствовал себя угодившей в ловушку мухой. Глаза Акаши никогда не казались мне такими чужими.

Когда Куроко повернулся к Сейджуро, тот уже смотрел на него. Тревога по поводу озвученного Смитом приказа, вскользь высказанные Рётой догадки, так нетипично напавшие на них Гиганты и смерть одного из товарищей — всё вдруг отошло на второй план.

Глаза Акаши были разными. Красный и жёлтый, человек и монстр в одном лице.