Марья Марьевна (гет)

Осень, поздняя. Вода осенью прозрачная, наверное, потому что холодная. Всякая мелкая водная живность хоть обычная, хоть не очень стремится если не в ил зарыться, то хотя бы уйти в глубину. На озёрах в это время даже верховой роговник и то на дно оседает, до весны. Но странным образом чистая вода чёрная, особенно там, где глубоко. Листья, падая в воду, иногда складываются в причудливые фигуры. Особенно если кто-то сидит на причале и палочкой помогает этим самым опавшим листьям.

Салазар прошёл мимо девчушки, что играла с опавшими в воду листьями громадного дуба, подпирающего небо у самого носа острова на реке Свири, которая уже сколько лет пыталась подмыть его корни, но могучий лесной великан успешно сопротивлялся водам реки, лишь распуская щупальца корней, что, бывало, выглядывали из воды, взмахивая, будто приветствуя проплывающие ладьи или челны-однодревки. Была у этого дуба и ещё одна важная роль, он защищал от ветров и наводнений небольшой остров, на котором и обосновался Лунный Торг, Основное место собрания и торговли мажеского народа севера Руси.

У третьего от дуба причала не было лодок, зато имелся нижний мосток, на котором и сидела водяная дева. Салазар подошёл к ней и, не говоря ни слова, протянул свёрток пергамента, в который был завёрнут резной костяной гребень. А чего говорить-то, всё сказано было вчера, когда предлагал мену. Русалка протянула — рукой-то и не назвать — когтистую с перепонками меж пальцев лапу и ловко цапнула отдарок, протянув зелёный ещё, плетёный из листьев рогоза небольшой, чуть больше ладони в основании коробец. Салазар открыл плетённую же крышку и, глянув внутрь, удовлетворённо кивнул. Из воды выглянула маленькая, с зелёными водорослями вместо волос головка и чирикнула, мол, а мне? Схлопотав мамкиной ладошкой по макушке, унырнула без всплеска, не оставив даже кругов на воде. Салазар усмехнулся — до чего же гребешки любимы водным народом. Он открыл ташку и, достав из неё, бросил на воду небольшой, зубков на пять деревянный гребешок со спинкой, вырезанной в виде фигурки кабанчика. Что-то мелькнуло под водой, и гребешок исчез, будто большая рыбина плеснула. Русалка смотрела на него с лёгким укором и, покачав головой чирикнула — мол, чем спросишь? Салазар махнул рукой, мол, после сочтёмся. Та соскользнула в чёрную воду, и только её и видели. Лишь тень ушла вниз по течению, и следом метнулась тень поменьше. Видимо, мелкая проказница рванулась за степенно плывущей матерью, обгоняя её и мельтеша вокруг. Салазар проводил их взглядом, подумав, что и впрямь пора. Жёлтень, и появляются забереги, а скоро и шуга пойдёт. Так что да, пора на глубины.

Салазар убрал коробец в катому. Проверять содержимое не было нужды, русалки не обманут, если слово верное знаешь. А потому он знал, что в коробце две дюжины стеблей стекляницы. Этакие осклизлые мягкие сосульки на вид. Понадобилось это растение для зелья, что облегчает приступы лунных циклов у оборотней. Обращаться не так мучительно, а если воля в силе, то и разум человека в звере при этом остаётся. Дед по матери Миклуха Попечерский опытничал с этими стеблями и выяснил, что самые могутные по силе стекляницы растут во глубинах, да в пресной воде. И чем глубже, тем и лучше. А понадобилось Другаше Кудиловичу, травнику из Ладожской крепостицы. Сына его Велес в дружину призвал, и волк в лесу покусал, аккурат на народившуюся луну. А парубок-то маловат ещё, так и мучается.

Лунный Торг находился на островке, что делил Свирь на две неравных луки-протоки. По той, что больше, ныне народу много ходило из Ладоги в Онегу и обратно. И это объяснимо. Степняки бесчинствовали в южных княжествах, и народ бежал на север в леса, чтобы как-то себя обезопасить. Отстояв или, скорее, спрятав Китеж, магики метались по всей Руси, пытаясь хоть как-то приостановить или задержать. Но мало получалось. Князья в спеси своей никак не хотели собрать общее войско и дать бой всей силой Руси. Вот и гибли города русские, пограбленные да пожжённые. А уж людей сколько полегло, так и не счесть. Четыре года тому и Киев пал, так степняки вырезали всех, кого достать могли. А князь Данило так и вовсе не стал город оборонять, ушёл со своей дружиной в свою вотчину, в Галич. А после к венгерскому королю за союзом. Да только, Киев пограбив, поганые пошли за ним. И хотя последние пару лет стало полегче, но местами города и веси обезлюдели, иногда полностью. Да тяжко будет и дальше. Хоть и ушли орды, но всяко не оставят мысли грабить и уводить людей. Вот и текли люди в Суздаль, Тверь, а кто и того дальше — на севера, в непроходимые дебри да дреговни.

Конечно, торг был мажеский и для просталей неприветливый. Даже желания смотреть на остров с воды не возникало, а ежели кто и глянет, то увидит болотистый берег с непролазной чащобой ивняка да шиповника. И что прикажете там делать, лягух ловить?

Меньшая протока и была главной улицей торга, с причалами и сходнями разной величины. Это давало возможность увеличивать площадь торга в Набольшие дни, когда самого торга становилось мало и добавлялись прилавки на левом берегу Свири. На недлинную улицу по берегу протоки выходила дверь харчевни и нескольких крытых тёсом прилавочных двориков. У каждого дворика было своё назначение. В одном торговали зельями и необходимыми для их варения травами и иными составляющими, например рачьей икрой — для жёнок хороши зелья с ней, дабы бабьего здоровья добавить — или заячья струя, то для мужей. Хорошо берут, особо купчины, что постарше. Опять же, есть дворик, в котором, к примеру, палочками торгуют, что с Неметчины или с Бела острова, от самих Олливандеров, или посохи от мастеров из рода Пируза Хорсова, из самой Персии. Правда, палочки на Руси не особо и брали, маловаты. Вот посохи — оно да.

Был дворик, в котором торговали живностью. Здесь Салазар и покупал своих подружек, что из дальних краёв.

Салазар покрутил головой в поисках отца с Марийкой — не видно. Хотя и народу нынче не ахти как много. Сидит, поди, старый в харчевне и за девчонкой не смотрит. Сдаёт потихоньку.

Салазар стал протискиваться между торговых рядов. И вот же люди, вроде и не много, но вот обязательно нужно собраться, заведя разговор, в самом узком месте и не давать прохода, не обращая внимания на всяких проходящих. Салазар перехватил бадожок пониже и цыкнул зубом так, что из навершия высунулись сразу несколько змеиных голов, разевая пасти и показывая, что вот сейчас всех и покусают. Тётушки, устроившие пересуды посреди прохода, рванулись в стороны, ругаясь на чём свет стоит — и ого, Салазар мог сказать, что и половины ругательств не знал, как-то за ненадобностью. Змеи на бадожке закачались, изображая пляску. Салазар, смеясь и раскланиваясь, обращая всё в шутку, прошёл сквозь строй разгневанных тёток. И двинулся к харчевне, которая так и называлась "Харчевня". Поскольку была здесь одна. У стены за небольшим столом на двоих сидел отец и... дремал. Марийки не было видно в зале, и Салазар вышел её искать. Дела сделаны, так что пора и домой.

Выйдя, Салазар пошёл кругом по большой протоке, думая, что Марийка могла заинтересоваться простальскими ладьями, что шли торговым караваном из Онеги — видимо, новгородцы с товарами.

Не найдя Марийки со стороны реки, Салазар было повернул к нижней стороне, где стояли три больших ивы и осыпали воду и проулок торга листьями — что-то припозднились в этом году. Но услышал тревожный гомон со стороны малой протоки и, пройдя туда, увидел — по воде, сосредоточенно поглаживая кого-то мелкого, не обращая ни на кого и ни на что внимания, шло искомое дитё.

— Э, вот же ж, — сзади подошёл отец, — я так не умею. И ведь ни луны, ни солнца, и на чём стоит?

— На воде, — Салазар посмотрел на отца, тот как будто смутился.

— Да ведь моргнул только, — Вран пожал плечами, — и ведь не пил даже.

— Цыц вы там, — высказал Салазар, повернувшись к гомонящим торговкам, строгим громким шёпотом, — дитё не спугните.

Гомон стих.

Белокурое чудушко, подойдя к сходням, просто приподнялось над водой до нужной высоты и зашагало по плахам сходен, поглаживая пузико ёжика, который висел в воздухе над ладошкой, не касаясь её иголками.

Великий и могучий магик Вран шумно сглотнул.

— Ну что, дед, — пробормотал Салазар, — нас с Вереёй учил, так вот тебе новая ученица. — Он посмотрел на миниатюрную копию Вереи. — А то ей в Китеж рановато.

Девочка же с крайне серьёзным выражением личика, сведя бровки вместе, протянула ежа, так и висящего над ладошками.

— Вот, — она шмыгнула носиком, — его воук укусиу.

Дед, икнув, уселся на ближайшую лавку, держась за грудь.

Салазар же, решив, что изведёт всех волков, если, не дай боги... встав на колени, стал осматривать неугомонное дитё на предмет возможных ран, но тут же понял — где волк и где Марийка.

— А волк-то где, — спросил он, подозревая подвох.

— Убижау, я иму во показава, — сказала малявка, подняв ручонку с крепко сжатым кулачком размером меньше куриного яйца.

Салазар перевёл взгляд с кулачка на так и висящего в воздухе ёжика, попятнанного кровью.

За спиной Салазара раздалось истеричное хихиканье. И тут же загомонил торговый люд, обсуждая происшедшее.

Он приподнял свой бадожок и провёл оголовьем над страдальцем. Ранки тут же затворились.

— Ну вот, осталось умыть его, и можно отпускать.

— Не-а, — Марийка обняла ежа, не обращая внимания на иголки, впившиеся ей в руки, — его опять воук обидит.