Поглощающая (гет)

1945 год, 6 ав­густа.

07:28

— Вста­вай, моя ми­лая, — раз­дался над ухом ти­хий го­лос от­ца, и Аг­нес не­хотя от­кры­ла гла­за. Впро­чем, как бы ра­но ей ни приш­лось прос­нуть­ся, она всег­да на­чина­ла день с улыб­ки, и сей­час она не из­ме­нила пра­вилу. Отец улыб­нулся в от­вет, ле­гонь­ко по­жимая ее ру­ку.

— Пом­нишь, ка­кой се­год­ня день? — спро­сил он все еще впол­го­лоса. — Пом­нишь, что мы на­мети­ли?

— Пом­ню, — отоз­ва­лась она. — Ты ска­зал, что ма­ма дол­жна от­ме­тить свой день рож­де­ния, пусть да­же не­бо упа­дет на зем­лю. И да­же пусть идет вой­на. Да?

Она зас­ме­ялась и от­ки­нула оде­яло, спры­гивая на хо­лод­ный пол. Бо­сые но­ги прош­ле­пали к ван­ной, и до муж­чи­ны, по­дошед­ше­го к ок­ну, до­нес­ся шум во­ды.

Сол­нце за­лива­ло до­ма, сто­яв­шие нап­ро­тив, и свет, от­ра­жав­ший­ся от уце­лев­ших сте­кол, рва­ной по­лосой ло­жил­ся на пол. Сло­мав­ше­еся ра­дио что-то зах­ри­пело в уг­лу, но он не смог ра­зоб­рать ни сло­ва. День был слиш­ком хо­рош, что­бы его мог­ло что-то ис­портить.

Че­рез пол­ча­са они си­дели в ав­то­бусе, ехав­шем в го­род. Де­воч­ка ув­ле­чен­но слу­шала его план, вос­хи­щен­но ки­вая, при­от­крыв рот. Отец, го­воря, не­воль­но лю­бовал­ся ею.

Ма­лень­кая, изящ­ная, она на­поми­нала ему сес­тру, сбро­сив­шу­юся с Зо­лото­го мос­та. Се­ро-го­лубые гла­за вни­матель­но смот­ре­ли на не­го, бро­ви бы­ли нах­му­рены, а паль­цы нер­вно сжи­мались и раз­жи­мались, слов­но сми­ная гли­ну.

— Ма­ма бу­дет очень до­воль­на, — ска­зал он, встря­хивая го­ловой. — Мы при­дем к ней в ре­дак­цию, и она про­ведет праз­дник с на­ми, как и меч­та­ла. Сей­час слиш­ком тре­вож­ное вре­мя, что­бы на­ходить­ся вда­ли от род­ных.

— Аме­рика по­бедит? — ше­потом спро­сила дочь, нем­но­го по­думав, и он, скре­пя сер­дце, кив­нул. Ав­то­бус был поч­ти пуст в этот ран­ний час, и ник­то не об­ра­тил вни­мание на от­ца и дочь, об­суждав­ших то, за что по­лага­лась по край­ней ме­ре тюрь­ма.

1945 год, 6 ав­густа.

07:55

В го­роде на­чинал­ся ра­бочий день. Нес­мотря на во­ен­ное по­ложе­ние, офис, в ко­торый не так дав­но ус­тро­илась жен­щи­на, про­дол­жал фун­кци­они­ровать: они вы­пус­ка­ли га­зету, и ад­ми­нис­тра­ция ре­шила не зак­ры­вать ее из-за юмо­рис­ти­чес­ко­го со­дер­жа­ния, не­об­хо­димо­го для под­держа­ния бо­ево­го ду­ха на­селе­ния.

Она как раз от­ве­чала за кар­тинки, рас­по­лагав­ши­еся в кон­це вы­пус­ка. Ме­сяц на­чал­ся не­дав­но, но ре­дак­тор, ре­шив­ший всерь­ез взять­ся за нее, уже пот­ре­бовал пред­ста­вить ему про­ект, так что ра­боты бы­ло нев­про­ворот. Впро­чем, ис­пы­татель­ный срок ско­ро дол­жен был за­кон­чить­ся.

За­вален­ный бу­магой стол поп­ри­ветс­тво­вал ее еле слыш­ным шур­ша­ни­ем, ког­да она опер­лась на сто­леш­ни­цу, что­бы сесть. Лег­кое дви­жение паль­цев — и отор­ванный лист ка­лен­да­ря по­летел в кор­зи­ну для му­сора; от­крыв­ший­ся же не­мед­ленно со­об­щил: се­год­ня шес­тое, ав­густ, 1945 год.

— Эй! — ок­ликну­ла ее со­сед­ка, ми­ни­атюр­ная япон­ка. — У ко­го-то се­год­ня день рож­де­ния? Ло­ви по­дарок.

На ко­лени ху­дож­ни­це шмяк­нулся шур­ша­щий свер­ток в бу­маж­ной обер­тке, под ко­торой ока­зал­ся но­вый на­бор цвет­ных ка­ран­да­шей — вещь, в са­мом де­ле не­об­хо­димая для ра­боты.

— Спа­сибо, Та­ко, — улыб­ну­лась жен­щи­на. — Это весь­ма щед­ро с тво­ей сто­роны. Из-за вой­ны хо­роших ка­ран­да­шей поч­ти не най­ти.

Под­ру­га кив­ну­ла, по­казы­вая, что боль­ше об этом не сто­ит го­ворить, и они по­мол­ча­ли.

— Как твой сы­ниш­ка? — спро­сила жен­щи­на, дос­та­вая чис­тый лист и на­чиная наб­ра­сывать рас­плыв­ча­тый си­лу­эт од­но­го из сво­их пер­со­нажей, раз за ра­зом по­яв­лявших­ся в вы­пус­ках.

— Вче­ра пер­вое сло­во ска­зал, — Та­ко рас­сме­ялась, вспо­миная. — Си­жу я в кух­не, ду­маю, что бы со­об­ра­зить на обед, и слы­шу: «Дай, дай!» А это у не­го иг­рушка упа­ла, а я не слы­шала. Муж был так горд им! Ска­зал: вы­рас­тет, бу­дет на­чаль­ни­ком и ста­нет раз­да­вать при­казы.

— А, — про­тяну­ла жен­щи­на, ри­суя длин­ные вол­нистые во­лосы. — Моя-то, ког­да за­гово­рила, про­из­несла: «Боль». Мы до сих пор га­да­ем, по­чему. Са­ма она это­го не пом­нит, хо­тя мы не раз спра­шива­ли. Но, в кон­це кон­цов, это все­го лишь де­ти. Они мно­гого не по­нима­ют. Так что мы ре­шили за­быть.

— И это у вас не по­лучи­лось, — Та­ко улыб­ну­лась. — Пер­вые сло­ва не за­быва­ют­ся.

1945 год, 6 ав­густа.

08:10

— Как ду­ма­ешь, она бу­дет до­воль­на? — спро­сила дочь тон­ким го­лосом. Муж­чи­на зас­ме­ял­ся, пог­ла­живая ее по мяг­ким во­лосам, и по­цело­вал в пах­ну­щую сол­нцем ма­куш­ку. Он вол­но­вал­ся не мень­ше, но ста­рал­ся это­го не по­казы­вать.

— Ко­неч­но! — от­ве­тил он, при­об­ни­мая ее. — Ма­ма бу­дет очень до­воль­на, ког­да уви­дит нас. Она го­вори­ла, в нее ка­кой-то звер­ский на­чаль­ник. Мо­жет быть, те­бе удас­тся при­вес­ти его в чувс­тво. По­том, она смо­жет по­казать нам свои ра­боты. Пом­нишь, в прош­лый раз она за­была, а в пред­прош­лый ей не раз­ре­шили. А так мы прос­то при­дем и пос­мотрим.

Они по­мол­ча­ли. В ав­то­бусе бы­ло шум­но: ре­вел мо­тор, маль­чиш­ки гал­де­ли, не стес­ня­ясь ни­кого, пе­рего­вари­вались жен­щи­ны с кор­зи­нами, кря­кали ут­ки в клет­ке че­лове­ка с кос­ты­лем. Но по­чему-то это не заг­лу­шило трес­ка в не­бе. Де­воч­ка выг­ля­нула в окош­ко, вздрог­ну­ла и спря­талась, ут­кнув­шись в пле­чо от­цу.

— Зна­ешь, — про­шеп­та­ла она ед­ва слыш­но, — мне ка­жет­ся, что над на­ми аме­рикан­цы… Я ви­жу са­моле­ты, пап.

— И опоз­на­ватель­ный знак то­же? — спро­сил отец, улы­ба­ясь. Он прек­расно по­нимал, что дочь го­ворит о са­моле­тах, ле­тящих вы­соко, и не мог по­верить, что она ви­дит, ка­кой стра­не они при­над­ле­жат. По­это­му он впол­не бла­гора­зум­но ска­зал, мыс­ленно прок­ли­ная вой­ну, до та­кой сте­пени на­пугав­шую де­воч­ку:

— Не бой­ся, ми­лая. Это на­вер­ня­ка япон­ские са­моле­ты, за­щища­ющие го­род от аме­рикан­цев. Они прос­то об­ле­та­ют тер­ри­торию, что­бы про­верить по­каза­ния ра­даров. По­верь, вол­но­вать­ся не о чем.

Де­воч­ка кив­ну­ла и до­вер­чи­во при­жалась к не­му. Он вздох­нул. Дочь зас­лу­жива­ла боль­ше­го — не жиз­ни в по­гиба­ющем го­сударс­тве, по­ражен­ном им­пе­ри­ализ­мом. Они у­еха­ли из Шот­ландии, ког­да она бы­ла сов­сем ма­лень­кой, но дол­жны бы­ли бы от­пра­вить­ся не в Япо­нию — в Аме­рику. Это бы­ло бы по-нас­то­яще­му пра­виль­ное ре­шение.

Он еще раз выг­ля­нул в ок­но: са­моле­ты, виль­нув в сто­рону, нап­равля­лись к цен­тру го­рода.

Мель­кнул ми­мо оди­нокий до­мик у до­роги, и муж­чи­на по­нял, что ехать до ок­ра­ины еще пять или шесть ки­ломет­ров. Они всег­да за­сека­ли вре­мя про­ез­жая ми­мо это­го до­мика.

1945 год, 6 ав­густа.

08:15:02

Нас­тенные ча­сы про­били чет­верть де­вято­го, и Та­ко, вздох­нув, от­ло­жила ка­ран­даш. Она при­дер­жи­валась осо­бого гра­фика и не­из­менно, ме­сяц за ме­сяцем, де­лала пе­рерыв каж­дые пят­надцать ми­нут. Как она не раз го­вори­ла, это по­мога­ло луч­ше сос­ре­дото­чить­ся на тек­сте, по­дыс­ки­вать пра­виль­ные об­ра­зы, в са­мом де­ле чувс­твуя чи­тате­ля.

— Как де­ла? — по­ин­те­ресо­валась она, от­ки­дыва­ясь на спин­ку сту­ла.

— Неп­ло­хо, — за­дум­чи­во про­из­несла со­сед­ка, про­рисо­вывая де­таль кос­тю­ма. — Зна­ешь, я да­же при­дума­ла ему имя. По­жалуй, его бу­дут звать… Да ты не слу­ша­ешь!

— Пос­мотри! — ше­потом зак­ри­чала Та­ко, хва­тая ху­дож­ни­цу за ру­ку. Ка­ран­даш про­тив­но чир­кнул по бу­маге, но они не за­мети­ли это­го, нап­ря­жен­но смот­ря в ок­но на ос­ле­питель­но го­лубое не­бо, в ко­тором же­лез­ны­ми пти­цами плы­ли чу­жие са­моле­ты. От брю­ха цен­траль­но­го вдруг от­де­лилась и ста­ла па­дать ка­кая-то ог­ромная чер­ная точ­ка, вре­мена­ми поб­лески­ва­ющая на сол­нце.

— Зна­ешь, — шеп­ну­ла жен­щи­на, бро­сая взгляд на ри­сунок, — а у ме­ня толь­ко-толь­ко по­лучил­ся Пат­рик…

— А у ме­ня — статья… — про­бор­мо­тала Та­ко, ло­вя се­бя на мыс­ли, что это неп­ра­виль­но — жа­леть о статье и ри­сун­ке, ког­да на те­бя па­да­ет бом­ба. Что это бом­ба, и бом­ба страш­ная, зна­ли они обе.

— Ты мне очень по­мог­ла, под­ру­га, — ска­зала жен­щи­на, изо всех сил сжи­мая хо­лод­ную, как лед, ру­ку Та­ко, и заж­му­рилась, про­ща­ясь с му­жем и до­черью. Из-под зак­ры­тых век сколь­зну­ла оди­нокая сле­за.

Гром взры­ва зас­та­вил ее при­от­крыть гла­за. Она слиш­ком поз­дно по­няла, что это бы­ло ошиб­кой. Ог­ромный ог­ненный гриб — все, что она ус­пе­ла уви­деть, преж­де чем взрыв­ная вол­на от­бро­сила ее на­зад и швыр­ну­ла на ру­шив­шу­юся сте­ну, ло­мая не толь­ко кос­ти, но и стер­жень жиз­ни.

1945 год, 6 ав­густа.

08:15:46

— Па­па! — зак­ри­чала де­воч­ка, уви­дев в окош­ко во­дите­ля стран­ный гриб. — Па­па, что это!

— Это глу­пый ро­зыг­рыш… — про­бор­мо­тал отец, еще креп­че при­жимая ее к се­бе. В го­лове про­нес­ся уль­ти­матум Аме­рики и сло­ва о страш­ном ору­жии. — Это прос­то чер­тов глу­пый ро­зыг­рыш. Аг­нес!

Она уже не слы­шала, вы­гиба­ясь, спол­за­ла с си­денья на пол. Из от­кры­того рта без­звуч­но рвал­ся крик. Он бро­сил­ся к ней, пе­ревер­нул на спи­ну и от­шатнул­ся: вы­лез­шие из ор­бит гла­за пе­рес­та­ли быть се­ро-го­лубы­ми. Рас­ши­рив­ши­еся до не­веро­ят­ных раз­ме­ров зрач­ки пол­ностью зак­ры­ли со­бой ра­дуж­ку.

— Боль­но, — про­шеп­та­ла она, из­ви­ва­ясь у от­ца на ру­ках. — Лю­ди… Лю­ди в го­роде… Они гиб­нут. И ма­ма то­же… Я чувс­твую боль всех, кто сей­час в Хи­роси­ме…

Она про­тяж­но зак­ри­чала, зап­ро­киды­вая го­лову и вы­гиба­ясь еще боль­ше. Ему по­каза­лось, она сло­ма­ет­ся. Он по­пытал­ся взять ее на ру­ки, ус­по­ко­ить, при­лас­кать, но по­тер­пел по­раже­ние: она не поз­во­лила.

Он не по­нимал в про­ис­хо­дящем ров­ным сче­том ни­чего, толь­ко знал: его до­чери пло­хо, боль­но. Боль­но до та­кой сте­пени, что тер­пе­ливая Аг­нес, хри­пя, кор­чится на по­лу.

Дав­но ос­та­новив­ший­ся ав­то­бус трях­ну­ло. Муж­чи­на взгля­нул на стре­митель­но раз­растав­ший­ся гриб, вздох­нул. Пря­мо на них ка­тилась ту­ча пы­ли, пол­ная пе­реко­режен­ный об­ломков, чей жар ощу­щал­ся уже сей­час. Аг­нес всхли­пыва­ла на полк, ус­та­ло прик­рыв вос­па­лен­ные гла­за. По те­лу то и де­ло про­бега­ли су­доро­ги: боль, зах­ва­тив­шая ее, не же­лала ухо­дить.

— Про­щай, Аг­нес, — про­шеп­тал отец, ста­новясь пе­ред ней на ко­лени. Она в пос­ледний раз сжа­ла его ру­ку, и рас­ка­лен­ная ту­ча нак­ры­ла ав­то­бус под ак­компа­немент ду­шераз­ди­ра­ющих кри­ков пас­са­жиров, сго­рав­ших за­живо.

В То­кио стрел­ки ча­сов пе­ремес­ти­лись на од­ну ми­нуту.