 #длиннопост #музыка #картинки
Приходил к нам полярник Евгений Петров, Он рассказывал нам о себе, Как полжизни на нем было восемь штанов И сосулька на нижней губе. (с) Классическую музыку часто воспринимают как что-то возвышенное, эфемерное и далекое от грубой реальности. А между тем она служила людям поддержкой в обстоятельствах, которые ничем не напоминали строгое изящество консерваторских залов или пышность театральных интерьеров. Скажем, такую музыку слушали полярники – люди суровые и брутальные. Везли ее с собой на край света и слушали в ледяной тьме полярной ночи. Не только классику, конечно, и народные песни, и разные популярные мотивчики… впрочем, ведь и оперные арии были в свое время именно такими популярными мотивчиками.  Кают-компания «Фрама» во время экспедиции Амундсена в Арктику (1912) Фритьоф Нансен (1861–1930) Можно ли вообще вообразить себе кого-то более сурового и брутального, чем Фритьоф Нансен? Покоритель полярных широт, пожиратель собственноручно добытой медвежатины и  Участники экспедиции на марше. Самого Нансена здесь нет: он фотографирует. Впрочем, в своей мирной береговой жизни Нансен был не чужд прекрасному. Его жена Ева Хелена (меццо-сопрано) училась у известной оперной певицы Дезире Арто (с которой некоторое время был помолвлен Чайковский). Арто в свою очередь в 1850-е годы брала уроки пения у знаменитой Полины Виардо, возлюбленной Тургенева… Как причудливо переплетаются человеческие судьбы, как неожиданно протягиваются ниточки между эпохами и людьми!  Обед в кают-компании «Фрама». Гравюра по фотографии (1895) Так что Нансен соприкасался с музыкой напрямую, и в плавание на «Фраме» взял с собой не только продуктовые, но и своеобразные музыкальные «консервы». В кают-компании «Фрама» стоял механический орга́н: на нем можно было и просто играть, нажимая на клавиши, и прокручивать музыкальные пьесы, вращая ручку, как на шарманке.  Нансен играет на органе (1893) Георгий Кублицкий в книге о Нансене описывает встречу Нового года на «Фраме»: Потом Нурдал садится за фисгармонию, а Мугста берет свою старую скрипку. Доктор, волнуясь, пробует спеть популярную арию. Это ему плохо удается, но снисходительные слушатели аплодируют так бурно, что со стены срывается картина, изображающая трех купающихся принцесс, которых врасплох застали три превращенных в медведей принца. У нее тяжелая рама, и тем, кто сидит на диване, достается по затылку. Принцессам в связи с этим приходится выслушать несколько энергичных выражений. Что же еще могли услышать принцессы в кают-компании, помимо энергичных выражений? Нансен, описывая праздник в честь дня рождения одного из членов экипажа, приводит меню обеда (из пяти блюд, включая два десерта! ах, как мало это похоже на тюленье сало и вяленую медвежатину, которые ждут его вскоре…) и полный перечень музыкальных произведений, исполненных в этот вечер. Там была, например, лирическая «Последняя роза лета» из оперы Флотова «Марта». И молитва Агаты из оперы «Волшебный стрелок». И еще изящный менуэт из моцартовского «Дон Жуана». Роберт Пири (1856–1920) Нансен не достиг Северного полюса (хотя и приблизился к нему на рекордное расстояние). Считается, что первым это удалось Роберту Пири в 1909 году… но это не точно: еще при жизни Пири это его достижение оспаривалось, и с тех пор сомнения только упрочились.  Роберт Пири в эскимосской одежде на борту «Рузвельта» Впрочем, это не умаляет его мужества, энергии, предприимчивости… И любви к музыке. Вот выдержка из его книги об экспедиции в Арктику. Пианола – подарок моего друга Г. Бенедикта – сопровождала меня в прошлую экспедицию и на этот раз была для нас одним из основных источников развлечения. У меня было не менее двухсот пластинок, и чаще всего над просторами Ледовитого океана разносились мелодии «Фауста». Марши и песни также пользовались большим успехом, особенно вальс «Голубой Дунай», а иной раз, когда настроение людей падало, мы ставили синкопированные танцевальные ритмы, которые все особенно любили. Какие именно мелодии из «Фауста» довелось услышать арктическим льдам – мы не знаем. Но праздничный, игривый, блестящий вальс Штрауса «На прекрасном голубом Дунае» должен был особенно ласкать слух в этом суровом краю. Руал Амундсен (1872–1928) Перенесемся на несколько лет вперед… и на противоположную точку земного шара – на Южный полюс, до которого благополучно добралась экспедиция Амундсена. Грандиозное достижение, хоть и омраченное трагической гибелью экспедиции Скотта в это же время. Амундсен прибыл в Антарктиду все на том же «Фраме», который верой и правдой служил Нансену на севере. И перед тем как отправиться непосредственно к полюсу, Амундсен и его команда перезимовали на берегу – на стационарной базе, которая получила имя Фрамхейм – «Фрамовский дом».  Команда Амундсена занимается подгонкой одежды во «Фрамхейме» полярной зимой 1911 года. Это действительно был деревянный дом, построенный в Норвегии, затем разобранный и привезенный на корабле в Антарктиду. В нем нашлось место для девяти человек, а также для кухни, библиотеки, фотолаборатории… И для граммофона с пластинками, которые скрашивали однообразные и непростые, несмотря на весь этот домашний уют, будни. Вот как пишет об этом сам Амундсен. Несколько пластинок приберегались к концу. Я понял, что это самые любимые номера. Сначала появилась ария из «Гугенотов» в исполнении Михайловой. У «богатырей» хороший вкус, так как вещь эта очень красива и была пропета удивительно хорошо. «Богатыри», упоминаемые Амундсеном, это русские. Арию из «Гугенотов» исполняла Мария Александровна Михайлова (1864–1943), известная в то время оперная певица.– Но разве, – кричит какой-то нетерпеливый голос, – сегодня не появится Боргхильд Брюн? – Конечно, – раздается в ответ, – вот и она. И комната наполнилась звуками песни «Сульвейг». Жаль, что здесь не было самой Боргхильд Брюн. Мне кажется, ее не так тронул бы даже гром самых бурных аплодисментов, как тот прием, который был оказан здесь в этот вечер ее пению. Когда в комнате зазвучали высокие и чистые ноты, все стали серьезными. Возможно также, что и слова песни растрогали тех, кто сидел тут темной зимней ночью на пустынной равнине за тысячи и тысячи миль от всего, что было им дорого. Я думаю, что это так. Но все же чудесная мелодия, в совершенстве переданная богатейшим голосом, заставила раскрыться все сердца. Чувствовалось, что всем стало хорошо. Еще долго царила тишина после того, как замерла последняя нота. Казалось, каждый боялся услышать звук собственного, голоса. Но, наконец, слушатели не выдержали. – Боже ты мой, как чудесно она поет! – вдруг нарушает кто-то тишину. – А в особенности заключительные слова! Я несколько опасался, что певица, несмотря на все свое величайшее уменье управлять голосом, все-таки возьмет последнюю ноту слишком резко. Она ведь так безобразно высока! Но вместо этого услышал звук такой чистый, полный и нежный, что одна лишь эта нота могла сделать человека лучше! «Гугеноты» – опера Мейербера, чрезвычайно популярного в прошлом (и не особо известного сейчас) композитора. Музыкальный раритет можно послушать вот здесь. Ну а «Песня Сольвейг»… Одна из самых пленительных и узнаваемых мелодий в классической музыке. Сиссель Хюрхьебё – соотечественница Амундсена, поет на родном языке, в национальном костюме. Впрочем, красота этой песни понятна вне времен и границ. Ласковая колыбельная, умиротворение, верность, любовь, тихое мужество и вера в лучшее. Как, должно быть, в этом нуждались люди, затерянные во мраке на другом краю земли от родного дома… 9 декабря 2021
28 |
Включить тёмную тему
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу
