 #книги
Еще не решен вопрос, когда будет #хоррор_фест (и будет ли он вообще), а душа уже просит чего-нибудь ужасного. Нет-нет, не тех ужасов, которые предлагает реальность. Их не надо, хватит, спасибо, унесите обратно. Уютных ужас-ужасов, которые приятно почитать у камина/торшера, когда за окном ночь и силы зла на торфяных болотах. С Лавкрафтом, Стивеном Кингом и прочими мастерами хоррора все понятно. А вот что бы такого почитать у тех, кто в целом работает в других жанрах? У меня в топе вот что. 1. Н. В. Гоголь — «Вечера…» и «Миргород», понятное дело. «Вий» вне конкуренции, но и помимо него есть чем напугаться. Черная кошка с железными когтями в «Майской ночи», и там же восхитительный сюр с мертвецом на печной трубе. …С того времени покою не было теще. Чуть только ночь, мертвец и тащится. Сядет верхом на трубу, проклятый, и галушку держит в зубах. Днем все покойно, и слуху нет про него; а только станет примеркать, погляди на крышу, уже и оседлал, собачий сын, трубу… 2. И современник Гоголя, известный большинству благодаря упоминанию в гоголевском же «Ревизоре», — М. Н. Загоскин. Анна Андреевна. Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение? Хлестаков. Да, это мое сочинение. Марья Антоновна. Ах, маменька, там написано, что это господина Загоскина сочинение. Анна Андреевна. Ну вот: я и знала, что даже здесь будешь спорить. Хлестаков. Ах да, это правда, это точно Загоскина; а вот есть другой «Юрий Милославский», так тот уж мой. Но речь не о «Юрии Милославском», а о другом сочинении Загоскина — «Вечер на Хопре». И если вам кажется, что это напоминает гоголевские «Вечера…», то оно неспроста их напоминает. Это тоже сборник сказочно-готических повестей. Сравнивать его с Гоголем не стоит, но любителям жанра может быть интересно. Вдруг завыл буйный ветер, погасли свечи перед святыми иконами, а над трубою дома закаркал ворон и прокричал человеческим голосом: — Глинский! Черный коршун приютился под твоею кровлею! — И свил гнездо, чтоб жить вместе с белой горлинкой, — промяукал мохнатый кот, выглядывая из-за печки. 3. А. К. Толстой, несомненно, ценителям ужас-ужасов известен. Вполне хорош его «Упырь» («Пусть бабушка внучкину высосет кровь!»), но лучше всего «Семья вурдалака». Прекрасный классический хоррор с этнографическим уклоном — дело происходит в глухой сербской деревушке. — Дети, — молвил он им, — я иду в горы, хочу с другими смельчаками поохотиться на поганого пса Алибека (так звали разбойника-турка, разорявшего последнее время весь тот край). Ждите меня десять дней, а коли на десятый день не вернусь, закажите вы обедню за упокой моей души — значит, убили меня. Но ежели, — прибавил тут старый Горча, приняв вид самый строгий, — ежели (да не попустит этого бог) я вернусь поздней, ради вашего спасения, не впускайте вы меня в дом. Ежели будет так, приказываю вам — забудьте, что я вам был отец, и вбейте мне осиновый кол в спину, что бы я ни говорил, что бы ни делал, — значит, я теперь проклятый вурдалак и пришел сосать вашу кровь. У них вообще те же повадки, что у всех прочих вампиров, но есть и особенность, делающая их еще более опасными. Вурдалаки, милостивые государыни, сосут предпочтительно кровь у самых близких своих родственников и лучших своих друзей… (На этом месте всякий читатель должен вздрогнуть и припомнить среди своих родственников и друзей пару человек с похожими привычками… а те, кто склонен к рефлексии и самоанализу, пожалуй, с испугом оглянутся на зеркало!) 4. Александра Грина мы знаем в основном по его романтичными сказками, но в ужас-ужасы он тоже отлично умел. Примером тому «Крысолов» — мрачная сказка о послереволюционном Петрограде, о бесприютности, холоде и голоде, о спутанном сознании и крысах, которые… не вполне крысы. Им благоприятствуют мор, голод, война, наводнение и нашествие. Тогда они собираются под знаком таинственных превращений, действуя как люди, и ты будешь говорить с ними, не зная, кто это. Они крадут и продают с пользой, удивительной для честного труженика, и обманывают блеском своих одежд и мягкостью речи. Они убивают и жгут, мошенничают и подстерегают; окружаясь роскошью, едят и пьют довольно и имеют все в изобилии. Золото и серебро есть их любимейшая добыча, а также драгоценные камни, которым отведены хранилища под землей. А что там в зарубежной литературе? 5. Проспер Мериме известен нам в первую очередь, кажется, как автор новеллы «Кармен» — той самой, которая легла в основу оперы. Но любителям ужасов порекомендую еще два его рассказа. «Венера Илльская» — любопытная вариация на тему легенды об ожившей статуе. А еще лучше, на мой взгляд, «Локис» (то есть «Медведь») — сказка про оборотня и девушку, которая очень неудачно вышла замуж. Сюжет незатейливый, но рассказ очень поэтичный и жутковатый. И присказка эта запоминающаяся: «Резва, как кошка, бела, как сметана...» 6. Стивенсон, автор «Острова сокровищ», отменно умеет наводить жуть на читателя. «Окаянная Дженет» — рассказ о слишком добром пасторе, черном человеке и странной старухе. Пасторский домик стоял над водами Дьюлы, в густой сени деревьев; над ним с одной стороны нависала гора Шоу, а с другой — множество вершин подымалось к небу; почти с самого начала пастырского служения мистера Соулиса осторожные люди стали обходить стороной этот дом, особенно в сумерки; а старики, завсегдатаи деревенской пивной, только покачивали головами при одной мысли о том, чтобы пройти поздним вечером мимо такого дома. 7. Джеймс Барри. Да-да, тот самый, автор «Питера Пэна». Он написал пронзительную — больше грустную, но и жуткую тоже — пьесу «Мэри-Роз». Это история о девочке, таинственно исчезнувшей на пустынном шотландском островке, гэльское название которого означало «Остров, Которому Нравится, Когда Его Навещают». Как обычно, я высадил Мэри-Роз на островке, и с наступлением вечера поплыл забрать ее. Я видел ее с лодки: она сидела на пне, своем любимом месте, и весело махала мне рукой; я тоже помахал в ответ. Потом я взялся за весла: конечно же, греб я спиною к ней. Проплыть мне нужно было менее ста ярдов, но, Саймон, когда я добрался до острова, ее там не было. Мэри-Роз искали двадцать дней, а на двадцать первый она нашлась сама — на том самом пеньке, занятая рисованием и не заметившая своего трехнедельного отсутствия. А потом девочка выросла, вышла замуж за хорошего человека, у нее у самой родился ребенок. И все, кажется, осталось в прошлом… Но нет. Не осталось. Очень красивая, поэтичная, таинственная и страшная история. 8. Станислав Лем вообще очень-очень крут. Применительно к нашей теме он тоже крут. В «Рассказах о пилоте Пирксе» от каждой второй истории холодок по спине: «Условный рефлекс», «Патруль», «Терминус»... И даже когда они разрешаются вполне прозаически, осадочек остается. «Непобедимый» жутковат, особенно таинственная завязка. Дальше, когда загадка находит объяснение, внимание переключается, но начало очень забористое. А вот «Расследование» начинается как детектив, хотя и с оттенком мистики, а потом... — Все началось примерно в середине ноября прошлого года. Возможно, первые случаи произошли раньше, но на них не обратили внимания. Первое полицейское донесение мы получили за три дня до Рождества, и только много позже, в январе, тщательное расследование выявило, что эти истории с трупами случались и раньше. Первое сообщение поступило из Энгендера. Оно носило, в сущности, полуофициальный характер. Смотритель морга Плейс жаловался коменданту местного полицейского участка, который, кстати, приходится ему зятем, что кто-то ночью передвигал трупы. 9. Если кто-нибудь тут такой же Саша Черный. Самое страшное Тэффи. Страшный ужас А. П. Чехов. Ночь на кладбище 3 сентября 2019
12 |
|
|
|
Veronika Smirnova
Ага, вот теперь нашла. Спасибо! |
|
 |
|
|
А я о "Юрии Милославском" когда-то узнал из военного рассказа (автора не помню), где герой, советский офицер, вспоминал, как он в детстве фанател от "Юрия Милославского", а потом во время войны сам оказался как бы на его месте (ненароком воспроизвел эпизод из книги).
|
|
|
|
|
П_Пашкевич
Надо же... Довольно нестандартно для советского офицера. Хотя в первой половине ХХ века Загоскин, наверное, был еще хорошо известен по старой памяти. Все-таки автор был для своего времени действительно популярный. |
|
 |
|
|
"Окаянная Дженет" меня при первом прочтении напугала так конкретно, что я к творчеству Стивенсона потом лет десять не подходила
|
|
|
|
|
Венцеслава Каранешева
Да, она такая. У него и еще страшноватые вещи есть, но «Дженет» - самая-самая из них. |
|
 |
|
|
Погорельский, "Двойник, или Мои вечера в Малороссии"! Самые уютные ужас-ужасы, а как душевно рассказчик беседует с собственным двойником, который приходит к нему в гости вечерами, как они рассуждают, мистика ли их истории, или их можно разумно объяснить))
Ещё у меня есть симпатишный сборник на тему "Русская романтическая новелла" 2 |
|
|
|
|
Viola odorata
О, Погорельский! Это должно быть прямо здорово, спасибо! :)) То, что доктор прописал. А это сборник из серии «Классики и современники»? У меня вроде бы тоже есть, надо его отыскать... |
|
|
|
|
Ага, Классики и современники. С черной кошкой и свечкой на обложке)
|
|
 |
|
|
Интересно все-таки, как у людей по-разному жанровые фильтры работают. Вот к Погорельскому мне бы не пришло в голову ставить в предупреждения «ужасы»))) Но цикл в любом случае стоящий. Считается мини-энциклопедией романтических мотивов и сюжетов. Да и само слово «двойник» именно отсюда в русский язык вошло.
А еще в «серебряном веке» был Чаянов со своими повестушечками. Тоже не отнесла бы их к хоррору, но… короче, где-то между Гофманом и Булгаковым. С поправкой на общие для эпохи болезненные мотивы. 1 |
|
|
|
|
nordwind
Да, представления об ужасном у людей не менее разнообразны, чем представления о прекрасном. :) Собственно, к половине из того, что перечислено в посте, предупреждение «ужасы» не нужно. Но романтические новеллы с намеком на сверхъестественное очень годятся, чтобы почитать их вечером у камелька. Чаянова тоже посмотрю, спасибо! Вот к Булгакову, кстати, определение «хоррор» местами вполне применимо… К Гофману – нет, а к Булгакову – вполне. 1 |
|
|
|
|
Belkina
Не знаю... Вот мною "Мастер и Маргарита" как хоррор никогда не воспринимался, а тот же "Щелкунчик" - ещё и как - даже без версии от Канцлера Ги :) Очень, кстати, смущала та страна, в которую забирают в итоге героиню: то ли это, что ей обещали? А вот последний приют Мастера и Маргариты почему-то не пугает - потому что Воланду веришь - хотя, казалось бы, как можно верить отцу лжи? Ну, вот такой у Булгакова сатана получился, ООСный очень :) А вообще, может быть, хоррор - это ещё и непременно недосказанность, нераскрытая тайна, которая и пугает-то своей тёмной непонятностью. А приходит в сюжет такой как раз-таки гофмановский доктор мистических наук, профессионал в области духознания, который легко расставляет все точки над i, разрушает тайну - и хоррор на этом, пожалуй, заканчивается. 1 |
|
|
|
|
П_Пашкевич
Показать полностью
«Мастер и Маргарита» не хоррор в чистом виде, это да. Но вот отдельные моменты для меня вполне вписываются в категорию ужас-ужасов. Когда в кабинет к Римскому являются Варенуха и Гелла — я, сказать по правде, в детстве всерьез пугалась. :) И более тонкие штуки — общая атмосфера страха и абсурда в городе, нехорошая квартира и все такое. А вот Гофман не пугает... ну, в прямом смысле слова. Так-то он тоже умеет внушать ощущение абсурда и липкого кошмара, и хэппи-энды у него действительно настораживающие. Но для меня это чтение не пугающее, а занимательное. Недосказанность — да, это, по-моему, главный принцип жанра. Поэтому мне всегда казалось, что словосочетание «роман ужасов» — это почти оксюморон. Страшит неизвестность, а мало кому из авторов удается водить за нос читателя на протяжении двух сотен страниц, не поднимая завесу таинственности до конца. А стоит ее поднять — напряжение ослабевает и на смену страху приходят другие переживания (хуже всего, когда это разочарование, а именно так обычно и бывает). Стивен Кинг про это хорошо писал: …Ничто не пугает так сильно, как то, что находится за запертой дверью. Вы подходите к двери в старом покинутом доме и слышите, как что-то скребется за ней. Аудитория замирает вместе с героем, когда он или она (чаще она) подходит к запертой двери. Героиня распахивает дверь и видит насекомое размером с автомобиль. Аудитория кричит, но в этом крике звучит странное облегчение. «Насекомое в десять футов — это, конечно, ужасно, — думает зритель, — но с десятифутовым насекомым я справлюсь. Я боялся, что оно будет в сто футов ростом»… И даже если за ней насекомое не в десять, а в сто футов ростом, публика облегченно вздохнет и подумает: «Насекомое в сто футов — это ужасно, но с ним я справлюсь. Я боялся, что оно будет в тысячу футов». Поэтому, кстати, совсем не страшен Воланд — он слишком понятен и нагляден. Поэтому не пугает Мефистофель — за исключением, может быть, момента в самом начале, когда он только появляется перед зрителем/читателем. Но здесь авторы, собственно, и не ставили перед собой задачу именно напугать. Они писали не хоррор. 1 |
|
 |
|
|
Гм, а "Песочного человека" Гофмана не читали? Вот это я бы к хоррору отнесла скорее))
Спасибо за рекомендации, многое не знали из этого!)) 2 |
|
|
|
|
Madame de Monsoreau
"Песочного человека" читала, он у Гофмана ближе всего к жанру хоррора, это да. :) И еще композиторы эту новеллу любили и вдохновлялись ею. И Оффенбах, по-моему, почти добился нужного градуса трагикомического безумия. Вот "Щелкунчик" у Чайковского вообще не про Гофмана, "Коппелия" Делиба - веселая и нарядная, но и только. А Оффенбах к литературному первоисточнику приблизился вплотную. 2 |
|
|
|
|
Belkina
Вот, кстати, сцена визита Геллы у меня ощущения хоррора не вызывала никогда - и знаете, почему? А потому, что М.А. Булгаков умудрился самую малость разбавить её иронией: назвал именно здесь Геллу "покойной". А вот гоголевские "Вий" и "Страшная месть" - это да... Всё мечтаю сделать эпизод в "Этайн", где кто-то (видимо, Танька) пересказывает "Вия", заменив заглавного героя на Балора, и вообще на кельтский лад :) 1 |
|
|
|
|
П_Пашкевич
У Булгакова тут иронический оттенок отчетливый, это правда. Он у него, собственно, почти везде есть, но почему-то не сбивает напряжение... и мне вот вообще не мешал бояться. %) Как и у Гоголя, кстати. В том же "Вие" немало комических моментов, "Майская ночь" - и смешно, и страшно одновременно (ну, взрослый читатель вряд ли впечатлится, а вот детские свои ощущения я хорошо помню). Вот "Страшная месть" - она серьезная. Да, гипотетическое родство Вия и Балора мы с вами уже обсуждали, Вий бы туда вписался как родной. :) Хотя в гоголевском рассказе, опять же, все самое страшное происходит до появления самого Вия. А потом читатель, как и пишет Кинг, утирает пот со лба: :"Уф, ну ладно, могло быть хуже... Я уж испугался, а тут просто страшный косолапый человек с веками до самой земли!" %) Но у Гоголя правильно все выстроено, и после явления чудовища история заканчивается. 1 |
|
|
|
|
Belkina
Да, там же важно ещё, в какой именно сцене появляется комический, снижающий напряжение момент. 1 |
|
|
|
|
"Мастера и Маргариту" никогда не воспринимала как хоррор, даже отдельные эпизоды. Впервые прочла в 11 лет, но страха не было уже тогда. Было только глубокое недоумение от того, как иронично могут подаваться издевательства над людьми. С намеком, что раз они так себе люди, то можно.
|
|
|
|
|
Венцеслава Каранешева
Ну да, и эпиграф оставлял вопросы: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо…» Ни фига себе благо! О_о Насколько я понимаю, первоначальный замысел Булгакова был еще суровее и вот этим так себе людям приходилось намного хуже. Тут издевательства неприятные, но сравнительно безвредные, а вот первые версии романа конкретно жестоки. И он там подводит к мысли, что так этим людишкам и надо, ничего больше они не заслужили – посмотрите-ка на них, вот я покажу крупным планом, разве они достойны жалости? И город должен был погибнуть в огне – как Рим. «Мессир, мне больше нравится Рим…» (В последний момент, кажется, Маргарита все-таки говорит что-то вроде: «Ну ладно вам, не жгите уж дотла-то…», и начинается гроза, которая тушит пожар.) Не могу не сравнить с «Благими знамениями», где ровно противоположный посыл: какие бы ни были эти людишки, они живые и шевелятся, не надо с ними так. 1 |
|
|
|
|
Belkina
Ну дык лжец же ) И благо... относительное. 1 |
|
Включить тёмную тему
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу
